Подвенечная история

          Сережка опять позвонил неожиданно.
   -  Иришка, хвастайся?
   - Планомерно, Серенький. Пятачок. Ты сколько у Зануды схлопотал?
   -  Обижаешь. Серегу в психологии еще никто не топил. Пятерочка на   все  сто. Хотя, конечно, группе досталось. Марена по мозгам  проехалась. Особенно слинявчикам досталось. Ты не забыла? На Венец идем?
- Конечно Сереженька, обязательно. Я сейчас на полчетвертой электричке дома своих старичков навещу и завтра в шесть с рюкзачком, во всех веревках буду у тебя.
-  Договорились. Все. Оборвался.
-  Пока Сережа.
   Ирина опоздала минут на десять. Открыв дверь, даже не глянув на нее, сделав небрежный приглашающий жест рукой Серега со спины  пробурчал, что все начинается с малого, все начинается с копеек.
- Там чуть-чуть, тут чуть-чуть и случилась, причем заметьте, Ирина Вячеславовна, совсем неожиданно! - здесь он театрально развел руками, повысил свой голос до высокого - какая-нибудь очередная беда: то взорвется, то перевернется, то с воздуха упадет.
- Сережа перестань нудить. Я абсолютно готова, а до поезда целый час и сорок минут с небольшими уже убегающими хвостиками. Вот твой рюкзак совсем еще неживой, даже без пенки.
- Ты же видишь из  меня иголки лезут. Клубок нервов я сейчас, а нервные болезни, как известно, не вылечиваются, но могут исчезнуть ....и совсем легко, но только при наличии внимания, и желательно ото всюду, и желательно вкусного, и желательно ко мне, и желательно от тебя.
 - Ты сейчас получишь это внимание и очень даже ощутимое.   
    Серега пыхтя затрамбовывал в полиэтиленовый пакет теплые вещи. Ирина подкралась сбоку и пихнула его на раскинутую на полу палатку.
- А вот объект попрошу не ронять. Он может еще пригодиться и если не вам, то может быть даже науке.
- Ладно, вставай, и давай быстрее собираться.
   Уложились за тридцать пять минут до поезда. Не сговариваясь молча присели, встали, взяли лыжи и вышли из квартиры. На улице повезло: как раз подвалила восьмерочка и даже не совсем полная. Удачно вошли, поехали.
     В поезде ничего особенного не произошло, если не считать Сережкиной болтовни. Она  тоже была обычной. Кто знал, тот знал, что Серега это называл «лечить атмосферу», когда молчание в сложившемся «социуме», то есть в случайно образовавшемся кругу
людей, становилось тягостным. Вот тогда он и «забалтывал» его пустой несуразицей. Так он постарался, что старик - сосед по купе - не выдержал, символически сплюнув, в сердцах выдохнул
- Чего мелет, чего мелет! Вот ты пустобрех! Легко пустой голове - печали меньше.
    - Нынче молодежь ветреная пошла - поддержала его  соседка, сидевшая на противоположном диване, с крупным красным лицом с наглухо перевязанной серой шалью на голове. Потом, чуть помолчав, добавила
    - Нет сейчас у молодых страха, жить не спешат, вопроса нигде не видят, потому мусор из головы и лезет.
    Сережа в разговор вступать не стал. Он своего добился - тишина в их маленьком вагонном мирке начинала растворяться. Переглянувшись  с Ириной, улыбнувшись они стали молча знакомиться с действительным своим нутром и заодно всей современной молодежи. Впрочем досталось не только ей, но и вообще всей бестолковости во многом: в политике, что людей расхолаживает,  рабочую пружину ослабляет; и Кузьмичу - за то что с севом постоянно опаздывает, и Клавке - что титьки у коров не бережет, смазывает их плохо и сильно дергает, силы ей, этой кобыле, девать некуда. Так и доехали. До станции оставались последние минуты.
     - Чего ж ты замолчал? - спросила Сергея его пожилая соседка.
     - Исправился бабушка. Мусор в голове кончился.
     - В ПТУ учитесь, или где при деле уже?
- Студенты мы. С университета.
- А чего же тогда молол?
 - Люди, бабушка, должны жить вместе, а для этого общаться, а чтобы общаться, то не молчать. Вот я тишину и пытался разбавить.
      - Шебутной  - произнесла старуха слегка улыбнувшись. - Ты чего  возишься, Кузьминки хочешь прокараулить? - задорно обратилась она к своему попутчику.
    Старик все никак не мог поддеть лямку своей сумки под воротник пальто.
     - Давайте, дедушка, я попробую - приветливо предложила свою помощь Ирина.
- Подсоби, подсоби молодушка.
    Сумка оказалась довольно тяжелой. Пришлось ее слегка приподнять левой рукой, чтобы ослабить лямку, чтобы приподнять воротник и после этого все уложить на место.
     - Спасибо милая. Ты, смотрю девка сильная и добрая. Пусть счастливой жизнь твоя будет.
    Бабушка поднялась, за ней встал дед. Сказав заранее до свидания, старики слегка кряхтя, чуть посмеиваясь, направились к выходу.
    Выйдя вслед за ними из вагона, направились к автобусам. Ирина осталась на автостанции, а Сережа побежал в магазин подкупиться перед дорогой. В очереди он был третьим, но и двоих продавщица обслуживала уже больше десяти минут. Сергей стал топтаться на месте, ему  так и хотелось сказать «Быстрее, быстрее. Автобус вот-вот придет». Но хорошо, что не сказал. Было бы хуже потому, что стало бы дольше. В общем итоге получилось лучше потому, что быстрее. На автобус, перед самым его "носом", все-таки успел.
   Уже в салоне, успев перевести дыхание Серега произнес, что прав был священный Будда.
- В чем например.
    - Терпению учил. Сейчас чуть не взорвался. Двум теткам именно в девять надо было купить этого дурацкого сахарного песку. Третья сонными руками распарывала мешок потом вешала его миллиграммами.  Двадцать раз умереть можно. Удивительно, как на автобус еще не опоздал.
    - Так у тебя все тянулось,наверное, от того, что ты наблюдал и подгонял. Не замечал Сережа, как секундная стрелочка останавливается, когда взгляд резко бросаешь на часы? Она в тот момент, как будто замирает. Постоит, постоит потом начинает двигаться и уже без всяких остановочек, сколько бы не смотрел.
    -  Может быть. А если вообще, тушить себя надо почаще, или всегда, чтобы хаоса не было. Страх, скомканный рассудок, внутренний бунт и потом всякие несчастья - это ведь все одно и то же. Товарищи-братья.
    Автобус резво катил по снежной накатанной дороге. Утренний морозец его как-бы подхлестывал, задорил. В  салоне разливалась полудрема, чувствовалось  удовольствие. Этому способствовало и то, что пассажиров было не много, все сидели, и утреннее  время, но особенно, наверное, заоконный пейзаж. В природе, уже слегка подзолоченной встающим солнцем, веяло необычайной тишиной и спокойствием. Эта пора не требует большого усилия, надо чуть себя заставить, чтобы войти в лесной резонанс и услышать мелодию природы - источника мира и жизни на Земле.
- Вы нам на Развилке притормозите, пожалуйста, - попросила Ирина.
- Догадался, - ответил водитель. Потом, сделав небольшую паузу, спросил игриво, с доброй иронией -  Под Венец?
   - Пока НА, там видно будет - быстро нашлась ответила Иришка в таком же задиристом настроении.
   Высадившись, чуть постояли. Вдохнули  своими носами свежего, слегка морозного воздуха, изобразив при этом  бестолковые довольные гримасы.
 - Хватит, хватит. Хоть времени и про запас, но все равно лучше поспешить. Ты свои бахилы надеюсь подшила.
     -  Все в порядочке.
    Встали на лыжи.
     - Будь добр, прилепи пожалуйста мою анатомичку,  чтобы морщиночки на нервы не давили.
     Он повесил ей рюкзак, расправил лямки, поправил капюшон, проверил пружины на креплениях.
     - Доедет колесо до Москвы, - сказал Серега фразой из некрасовского писания, хлопнув ладонью по ее ботинкам
     - Сам-то готов?
     - В порядке. Пошли.
    Утренний мартовский наст был достаточно плотным. Лыжи не проваливались. Идти было одно удовольствие. Из шести километров до горы, первый пролетели, как на крыльях. Примерно через два, должна начаться лесная полоса  шириной тоже около двух километров, потом открытое пространство с километр. У подножия было условлено оставить один рюкзак и с фототехникой, и с перекусом идти на вершину.
    - Два раза сюда ходила, а так и не знаю почему такое название. Тебе не известно?
   -  Насколько я знаю это никому точно не известно. Есть лишь легенда.
   -  Как интересно. Расскажи пожалуйста.
-  Раньше, говорят, этой горы не было. Находилась здесь деревня. Жила в ней девушка. Любава ее звали.  Жила одна.   Так получилось, что пришла она в это село со своими земляками из родных мест. У них там случилось какая-то большая беда и все, кто выжил, разошлись по разным сторонам. Так здесь и оказались. Перед тем, как окончательно остановиться, сходили мужики в соседние села. Решили перебираться в другую  деревню, там лес ближе - строиться легче и озера богаче. Собрались, одна Любава ни в какую. Решила остаться в этом селе. Мне говорит ближе это место. Как ее не уговаривали, бесполезно. Упрямая была. Когда они ушли, поселилась Любава  в заброшенном доме. Местные жители подремонтировали  его, помогли обзавестись небольшим хозяйством, так и осталась. На следующий год по весне заехал к кому-то в гости парень молодой. Познакомился он с Любавой. Она тогда ему и говорит: - Теперь я знаю почему должна была здесь остаться, чувствовала, что встречусь здесь со своей судьбой. Она тоже ему приглянулась. Решили они свадьбу после всех хлебов сыграть. Вот и все  работы сделаны, закрома наполнены. Приближается день свадьбы. Нарядили Любаву, стали ждать жениха. Время вот-вот подходит, лошади должны уже показаться. Никого нет. Срок уже прошел. Народ стал понемногу волноваться. Никто не едет. Дружки решили съездить, может беда какая в пути случилась. Добрались даже до его деревни, вернулись обратно. Говорят выехал жених со всей ватагой в свое время. Куда делись никому не известно. Проходит день, второй, третий, неделя. Никто уж и не сомневается, что погибель приключилась в пути. Одна Любава ждет. Фаты своей не снимает. Верит, что придет ее суженый. Счет на месяцы пошел. Она не отступает. Селяне стали подозревать здесь нечистое. Стало людям казаться, что беды в деревне больше стало. Там лошадь ногу подвернула, мальчишка под лед попал,  пьяный мужик замерз, волки как будто стали чаще баловаться, болезнь приключилась. Все Любава виновата. Начали ее бояться, от нее отгораживаться. Уже больше года прошло, она ждет по-прежнему, фаты не снимает. Вся деревня переполошилась. Кто как, кто к знакомым, кто к родне, но люди стали перебираться в другие места. В общем осталась Любава одна в этом селе. Через несколько лет люди решили проверить, как живет она. Ничего они не нашли там - и дома все развалились и Любавы нет. Потом, через много лет заметили, что гора там стала расти, и что похожа она по форме на свадебный венец. Так и поняли люди, что  верность Любавы, которая оказалась  крепкой, как камень, превратилась в скалу, как символ несгибаемой воли и преданности своему заветному чувству. Стали люди с боязливым уважением поклоняться этому камню, ощущая в нем   укор себе, вину за погибель девичью. Этот холм через многие года вырос в большую гору и, действительно, если посмотреть на неё с востока, она хорошо напоминает по общей форме распустившуюся свадебную фату на голове. Вот такая легенда, -  закончил Сергей.
     Потом долго шли молча. Смысл народного сказания не мог не взволновать.
     - Мне нравятся  легенды и прежде всего потому, что всегда нацелены на предостережение, на очищение и на заботу о человеке, чтобы всегда оставался им, не терял свой истинный облик, что можно сделать очень легко и безвозвратно. Но это, все-таки, общий мотив преданий, наверное, многих народов и только русские сказки, былины, поверья всегда упоминают в конце наступление нового, счастливого.
- Согласен вполне и уверен в том, что у нашей народной мудрости есть чему  поучиться. Она всегда глубже, чем мы ее себе представляем. Ведь русский мужик всегда внешне лапоть, но лапоть особенный. Общая судьба его напоминает родителей, которые своей жизнью готовят место, куда приходят дети - другие люди - и начинают просто вкусненько спокойно жить, а этот Лапоть опять оказывается в очередном болоте. Флоренский  хорошо сказал, что он     « напоминает по форме грязный, безобразный кувшин, внутри наполненный алмазами».
     Лесок тоже прошли незаметно. Подошли к подножию. Позавтракали. Упаковали Сережкин рюкзак, припрятали второй, пошли на восхождение. Поднялись неплохо, без приключений
-  Ирина встань рядом с туром, фотоаппарат прицелить надо. Давай поживее, что-то мне небо не нравится и, вроде, как прохладнее стало.
    Наспех сфотографировавшись, написав записку, они   быстро пошли вниз. Рюкзак нашли сразу. Не успели они толком собраться, как  резко усилился ветер, пошел крупный снег.
- Надо нам успеть дойти до леса, там поставим палатку, переждем метель. Придется идти очень быстро.
- Я готова.
     Почти побежали. Углубились в лес, Ирина была  никакая, валилась с ног. Сережа усадил ее на свой  пуховик. Успел второпях поставить палатку, помог залезть Ирине, затащил рюкзаки, воткнул лыжи с палками в снег, запрыгнул сам. Метель разыгралась вовсю. Слабо натянутую ткань трепало, как при шторме. Иринка в спальнике пригрелась, спала, как ни в чем не бывало.
    Ветер бесился часа полтора. Потом немного стих. Сережа вылез из спальника, обулся, вышел на улицу. Сразу же почувствовал довольно серьезное похолодание. «Ночью может сильно подморозить», - подумал он про себя. Нужно  выходить. До автобуса оставалось около двух часов.
- Ирина просыпайся, нам надо собираться.
   Не реагирует. Он принялся тормошить ее. Она стала говорить, что очень хочет спать, начала уговаривать его переночевать в палатке, а завтра первым автобусом уехать.
- Ирина у нас нет дров, нет печки,  спальник слабоват. Мы можем замерзнуть. Надо идти обязательно.
- Сережа, давай останемся, все будет хорошо - произнесла она с закрытыми глазами без всякого движения.
   Сергей понимал, что это огромный риск. Он был бы меньше, если были бы дрова, но скоро стемнеет и при всем старании их не наготовить за это время на всю ночь. На спальник тоже надежды мало, - неизвестно, как сильно понизится температура. Нет, необходимо двигаться к дороге, принял он окончательное решение. Причем не надо терять ни минуты, чтобы успеть на автобус. Если Иринка сейчас не встанет, то потом, когда начнет мерзнуть, подняться ей будет намного трудней.     На уговоры уйдет много времени. Как заставить ее быстро подняться? Тогда он решил применить, так сказать на практике, случай, вычитанный им из  «Истории психологии».
- Вставай тебе говорят, дура бестолковая! - Почти прокричал Сергей. -  Если ты помереть собралась, то ради бога, но только дома, не здесь. Я не смогу из-за тебя потом оправдаться. Затаскают по милициям.
   Ирина открыла глаза еще не понимая, что слышит.
-  Что ты своими глазенками лупишь баба тупая. Связался я с такой дурой на свою голову.
    Его взгляд, интонация, все было естественно и настолько  серьезно, столько было в них злобы, что Ирина опешила.
    - Сережа, Евстигнеев, ты это чего? Ты же не должен так говорить, ты же не умеешь так говорить!? - подавленным голосом произнесла она.
    - Все умею. Почему я должен из-за тебя замерзать. Если тебе жить надоело, так и скажи. Чего ты меня-то в могилу тянешь? Конечно тебе терять особо нечего: интеллекта ноль, лица никакого, фигура тоже смех один.
   - Евстигнеев, ты в своем уме - Ирина даже присела. Ее теперь  до конца пронзила вся эта словесная грязь.
   - А ты что думала, что я с тобой серьезно, да из скуки. Ты хоть в зеркало то смотрись, на тебе же ни кожи, ни рожи. - Эти слова уже были последнее, они подействовали на нее словно ушат холодной воды.
     Она мгновенно  встала. Собрала свой рюкзак и почти выскочила из палатки. Не помня, как одела лыжи, почти побежала к дороге. «Ой дура, ой дура! С кем связалась! Я ведь его по-настоящему любила! Ой какое ничтожество! Не зря говорят - хочешь узнать человека сходи с ним в поход. Ой, как я дальше жить буду!?».
    Сережа тем временем быстро собрал палатку, упаковал   рюкзак, подобрал Иринкины оставленные запасные варежки и побежал за ней.
   Примерно через километр он догнал ее
- Бежишь? Беги, беги. Наконец-то ты себя узнаешь, - «вот кипит. Пусть, зато не замерзнет», подумал про себя Сережа с улыбкой на лице.
    Показалась остановка. Четыре километра пробежали, как на одном духу. Ирина скинула рюкзак, сняла лыжи. Сережа уже успел это сделать до нее. Взял как ни в чем не бывало ее вещи, чтобы поднести к своим.
   - Не трогай, слышишь не трогай. Не прикасайся своими грязными руками.
   - Ирина, ты еще ничего не поняла? - он ее сначала с силой прижал к себе, поцеловал, стал говорить, что очень сильно ее любит, готов жизнь за нее отдать и никогда, никогда не бросит.
     От этих нежных слов, объятий, поцелуев она заплакала. Слезы текли ручьем. Положив свою голову на Сережкино плечо она, можно сказать, рыдала. Он ее еще крепче обнял и стал ждать, когда  успокоится. Минут через пять-десять плач стал стихать. Всхлипывая, все еще подрагивая своим телом, Ирина все сильнее прижимала Сережку к себе.
- Можно ли разве такие слова говорить, Сереженька, - тихо произнесла она первую фразу.
- Если-бы я стал тебя уговаривать мы могли потерять много времени и опоздать на автобус.
 Потом они молчали. Стояли и молчали. Иринка еще глубже укуталась  в пуховик Сереги и дышала ему в шею. Им обоим было очень хорошо, спокойно.
   -  Прости Сереженька меня пожалуйста. Ведь я во всем виновата.
- Успокойся. Ни в чем твоей вины нет. Всякое в походе бывает.
   Вдали показался свет фар автобуса. Стали готовиться к посадке. Подготовили рюкзаки, связали лыжи. Автобус был метрах в пятистах.
- Так значит у меня ни кожи ни рожи, да? На вот тебе, получай - огрела его Иринка лыжной палкой. Сережка смеясь побежал от нее, она за ним, не переставая осторожно лупить  его по спине.