Моё детское счастье

 (Автобиографический рассказ)
               
      Папы уже давно нет. Я не маленькая девочка. Но этот случай из моего детства навсегда отпечатался в памяти, как момент настоящего счастья.
   
      Мне было лет пять-шесть. Я с родителями, двумя сёстрами и братом жила в маленькой сибирской деревушке, расположенной на берегу Оби, где заливные луга и река шириной около трёх километров. Школы у нас не было и дети младших классов ездили учиться в дальний посёлок Кормужиханка за пятнадцать километров, где была школа восьмилетка и интернат, а в райцентре –  десятилетка.

   Однажды поздней осенью родители поехали в Кормужиханку, проведать моих старших брата и сестёр. По-моему, чтобы отвезти им зимнюю одежду, потому что потом надо было бы ждать, пока река встанет. Взяли и меня с собой. Не помню уже, почему взяли в эту непростую поездку. Может просилась сама или оставить было не с кем. Поехали на моторной шлюпке. По-другому просто не добраться. Туда доехали  быстро и засветло. Долго шли до посёлка через редкую тайгу по деревянному настилу из маленьких чурочек и прогибающихся под нашей тяжестью, скрипящих  досок.
  Помню длинные тёмные интернатовские коридоры, крашенные до половины высоты стены краской ядовито-зелёного цвета, в комнатах заправленные одинаковыми покрывалами железные кровати... вымпелы, плакаты на стенах... Я всё это разглядывала с некоторой опаской и удивлением. Скоро и мне предстояло пойти в школу и жить в этом интернате.

   Потом обратный путь на берег к шлюпке и путь домой. Плыть надо было часа два. Уже темнело. По реке шла шуга – редкие льдины и снежная каша. Снег толстым слоем  лежал по берегам. Мы плыли медленно, огибая крупные льдины. И всё было бы хорошо, но неожиданно зафыркал мотор и через секунд пять сиротливо заглох. Отец попытался несколько раз завести мотор, наматывая на него верёвочку и с силой дёргая её. Но мотор только фыркал и не заводился. Стало тихо и слышно как шлюпку царапают проплывающие льдины. Нас быстро относило по течению. Течение на Оби очень сильное. Отец сел на вёсла и стал грести к берегу.
  Минут через десять мы с трудом пробились через прибрежные льдины и причалили  на пустынный остров посередине Оби. Остров назывался Монастырский, хотя на нём ничего не было, кроме песка, снега и редкого тальника. Отец остался ремонтировать мотор, а нам с мамой сказал идти вдоль берега на другой конец острова, напротив которого была наша деревня, а оттуда он нас заберёт, когда починит мотор. Почему они с матерью решили разделиться – я не знаю. Наверное, чтобы мы двигались и, таким образом, согревались. Мы пошли по берегу, где снег был не так глубок. Я всё оглядывалась на отца и обеспокоенно спрашивала маму:
– А папа? Он здесь один будет?

  Мама ничего на это не отвечала, лишь взяла меня за руку и мы пошли. Идти надо было километров семь-девять. Но берег был изрезан мелкими оврагами, на дне которых была вода неизвестно какой глубины. Нам приходилась идти вдоль его края, пытаясь найти награмождение из  упавших деревьев. Снега там было больше, чем на берегу и мы проваливались по колено, а я – и по пояс. Бурки мои постепенно набрались снегом, ноги окоченели и я ими еле передвигала, варежки промокли и покрылись прилипшими сосульками, в рукавах образовались снежные пробки, которые я безуспешно пыталась вытряхивать...

     Мы шли уже часа три, но мне казалось, что это длится вечность...
Стало совершенно темно и очень страшно, потому что идти приходилось наощупь и мне казалось, что в следующее мгновение я упаду в черноту с ледяной водой и мама меня не сможет найти и вытащить. И что мы обе замёрзнем на этом острове. Я вцеплялаль в мамину руку и напряжённо вглядывалась в темноту под ногами. Морозец окреп. Ветер швырял в лицо колючий снег. Пальцы рук и ног ломило от холода. Я садилась на корточки, прячась от порывов холодного ветра, потом опускалась на корточки, пытаясь согреться и отдохнуть. Но мама меня поднимала и спокойно, ласково говорила:
– Ларисок, вставай...  нельзя сидеть, а то замёрзнешь...пойдём, доченька... уже скоро... ещё немного...
Этот спокойный уверенный голос поднимал меня и я шла и шла дальше, размазывая по щекам непослушные слёзы... Мама тревожно поглядывала в сторону Оби и что-то говорила тихонько сама с собой. Из обрывков слов, я понимала, что она разговаривает с отцом, пытаясь найти причины его долгого молчания. Нам приходилось вновь и вновь уходить от берега вглубь острова и мы обе боялись, что не услышим крика отца, зовущего нас. Так и получалось.
   И вот в какой-то момент, между завываниями ветра, я вдруг услышала слабые обрывки чего-то похожего на крик:
–  ааа...иии...ааа!
Это кричал отец! Он кричал "Галина", а ветер бесжалостно рвал слова и уносил их от нас. Но я узнала его голос...  его... папкин! Я бросилась к маме, радостно дёргая её за пальто и прохрипела замёршими непослушными губами:
– Паапа! Маам, это паапа! Пааапа нас зовёт!
И, уже не оборачиваясь,  побежала в направлении услышанного крика. Ничего не видя перед собой, спотыкаясь и падая лицом в снег, я бежала к отцу и кричала из последних силёнок:
– Пааапа...  паап...  мы здеесь! Пааапа, не уезжай! Паапочка... мииленькииий!..

... помню сильно обледеневшую шлюпку, запах бензина, тёплый папин голос, его сильные руки...  и необъятное детское счастье, что мы снова вместе...

2013, Ларисса Майбер