Фосфор

Чудесные, волшебные свойства фосфора  стали известны нашей дворовой компании довольно поздно. Я иногда думаю о том, какие счастливые люди мои соседи. Ведь попади нам в руки этот дивный элемент раньше, жизнь их, соседей то бишь, стала бы много разнообразней. Правда, уверен, они бы это разнообразие не одобрили. Впрочем, получив некоторое количество белого фосфора в обмен на коньки-снегурочки – кому они нужны летом? – мы тоже кое-что успели.
Начали, как водится, с Межбижера. А почему нет? Кто, спрашивается, написал в парторганизацию моего папы гневное письмо с жалобой на то, что папа воспитывает из меня бандита? А кто стукнул на хорошего человека, старика Соломона Герцена, в милицию? Мол, слушает Герцен «Голос Америки» и ему Межбижеру американской пропагандой спать не дает? Ну, Герцен и сам не промах, он, уходя,  стал включать на полную громкость передачу «Сельский час». Так что, Межбижер, а они живут стенка в стенку, теперь на всю голову агроном.
Ну, да ладно. Герцен Герценом, а наше дело правое.
Устройство дворового сортира у нас самое элементарное. Четыре дощатых кабинки, да лампочка аж в двадцать пять свечей на стене. Лампочка, впрочем, удачная. Одна струя из водяного пистолета, и она лопнет. Проверено!
Межбижер у сортира клиент преданный и постоянный.
- Там ему и место! – говорит тетя Маруся. А она женщина, хоть и старая, за сорок уже, но умная. Не выжила еще из ума, как некоторые!
Место так место… Вот зашел Межбижер в сортир, место выбирает. А зачем? Хлопок лампочки за спиной. Он оглядывается. Темно… А на двери кабинки буквы светятся:
- Межбижер! Тут твое место вовек!
И череп с косточками, конечно.
Ну, то, зачем Межбижер сюда пришел, оказалось крайне неактуальным. Вернее, свершилось без усилий с его стороны. Как рванул он из места общего пользования, так и летел, воя, как ракета.
- Хорошего человека должно быть слышно! – заметил я. И нарвался. На соседа по имени Камасутренко. Он Межбижера не любит, это точно, но меня просто на дух не переносит. Это взаимно, конечно. Вот этот Камасутренко на меня и вызверился. Мол, стариков обижаешь, а еще пионер… А я стою в белой рубашечке, при красном галстуке – аж противно! – и сандаликом цемент двора ковыряю. Ну, просто Павлик Морозов из их занудных книжек. А сам себе думаю:
- Ну, погоди, Камасутренко!
Впрочем, зачем годить? Той же ночью и поквитались. Я уже как-то рассказывал, что у Камасутренков имелся огромный черный кот Черчилль. Балбес редкостный, но за кильку в томате душу продаст. Вот я ему обмен предложил – банку кильки за котиарт. Он и согласился. Заработанную банку он честно сожрал и почапал домой. Его мадам позвала ужинать. Ну, пока светло, кот, как кот. А потом… Короче, погасила мадам Камасутренко свет и только они спать собрались, как…
Короче, хваленая собака Баскервилей далеко не имела такого успеха у сэра Генри, как Черчилль у четы Камасутренко. Отчасти я их понимаю – вид светящейся оскаленной морды у себя  в ногах вдохновения не вызывает. Но зачем так орать?
Двор, конечно, с большим интересом прослушал увертюру, исполненную сперва соло мадам Камасутренко, а потом и дуэтом, когда их голоса слились. Весь репертуар четы Камасутренко прослушать не удалось, ибо в хате зажегся свет. Вслед за этим, Черчилль вылетел из окна – и где защита животных? – сопровождаемый удачным матом хозяина. Приземлившись, благо, невысоко, Черчилль ответил хозяину не менее изыскано и пошел ночевать на чердак.
А жизнь продолжалась.
Я хотел отложить дальнейшие мероприятия на завтра, но дружбан Валька настаивал на «продолжении банкета».
- Отберут! – предсказывал он.
В принципе, Валька был прав. Старшие ребята еще не пришли с танцев и драки в парке Шевченко. Иначе забрали бы, конечно, наш фосфор. Так что, остатки драгоценного вещества надо было срочно употребить. Оставалось выбрать кандидата, которому можно и стоит доверить остатки нашей драгоценности. А тут и думать не надо было. Ибо слегка затряслась земля, и мы поняли, что идет мадам Берсон.
В принципе, иметь с ней дело было себе дороже. Черный рот, тонны веса… Но никого другого не было…
Так что, пришлось.
Мадам шла красть прищепки, забытые хозяйками. Водилось за ней такое… Дело это, свершаемое в темноте, небыстрое, так что, мы смогли подготовиться.
Едва мадам ступила на лестницу, дабы идти к себе, в парадной погас свет. Зато на ступеньке зажглись зеленоватые буквы «СТОЙ». Вздрогнув, мадам остановилась. «ПОСМОТРИ НАПРАВО!» - горело на следующей ступени. Превозмогая ужас, мадам посмотрела. На стене справа на нее таращился скелет с настоящей и дымящейся папиросой в пасти. Имелась и надпись «ПОСМОТРИ НАЛЕВО!». Мадам трусливо обратила взгляд налево. «ВЕРНИ КРАДЕННОЕ» - сияло на стене. Этого мадам Берсон вынести не смогла и с воплями понеслась будить участкового Гениталенко.
Тот, успокоив ее, проводил домой, поглядел на надпись, ухмыльнулся и подошел к нам.
- А ну пошли! – скомандовал он.
Мы подчинились.
Гениталенко завел нас в темную парадную и велел вытянуть вперед ладони. Они светились.
- Сдать оружие! – скомандовал он.
- Нет у нас никакого оружия! – заявил я. А потом поправился: - Больше нет… - и в доказательство протянул ему пустую баночку из-под монпасье, светящуюся изнутри.
- Банку в сортир и всем спать! – велел участковый.
Мы подчинились.
Впрочем, не совсем. Банку я конечно, в сортир занес, но не кинул вниз, а, наоборот, установил на выступе стены. А вдруг Межбижер снова пожалует…