Поступок, ставший судьбой. 20. Пустой капкан...

                ГЛАВА 20.
                ПУСТОЙ КАПКАН.

      – Папочка, любимый! Я так тебя ждал!..

      По переполненному перрону метался звонкий голосок ребёнка, заставляя улыбаться людей, оборачивать головы и выискивать того папу, которому так радовался малыш.

      Его отец стоял в полном ступоре возле вагона с застывшей улыбкой на губах и… умирающими глазами, в голове забилась птицей огненно-стылая мысль: «Маришка! Где ты? Уже ль убил?.. Прости меня, милая!»

      В считанные секунды окружила целая делегация родни!

      Впереди бежал сын Мишенька, за ним едва поспевал дедушка Коля, а уж за дедом бабушка Лида, жена Наталия и ещё человек пять-шесть мужчин и женщин разных возрастов – родичи и друзья семьи.

      Окружив Алексея, громко здоровались, обнимались, хлопали по плечам и спине, что-то радостно и возбуждённо говорили…

      Тема невероятно радовала и возбуждала всех!

      Наклонялись к Мише, что-то говорили, он кивал и кричал «ура», потом целовали в пунцовую щёку Наталию, жали руки Лёше.

      Он оставался неодушевлённой марионеткой, «деревянно» улыбаясь, автоматически кивая головой. Видимо, новость так оглушила, что просто не знал, как с нею обойтись.

      Вскоре процессию взяла под контроль тёща и решительно повела с перрона на выход, довольно бесцеремонно расталкивая суетливую толпу мощными неженскими руками.


      – …Эк бывает-то, а… Эх ты, птаха! Что уж слёзы-то лить?

      Чей-то хриплый голос привёл Мари в чувство, заставив обернуться.

      На багажной тележке справа сидел мужичонка помятого вида с юными смешливыми глазами, которые сейчас грустили, искренне сочувствовали.

      – Обманул? Небось, наплёл, что холостой! А его, глянь-ко, какой “паровоз с прицепом” встречает!

      Хмыкнул, презрительно косясь на клан Стрельниковых-Винниковых, почти скрывшийся за углом вокзала.

      – Там весь комплект по полной! Эх-хе-хеее, дела, – тяжело кряхтя, встал с тележки, подошёл ближе. – Я им свои услуги предложил – рявкнули, отогнали. А я остался чуток, да подслушал.

      Хитро и мстительно покосившись на ушедших, снова повернул спитое лицо. Задумался, говорить ли, но, видя залитое горькими слезами несчастное юное личико, решился.

      – В общем, швах, твои дела, птаха. Плохи совсем. Я так понял, жена того высоченного мужика в положении. Вот они все и прилетели сюда – поздравить папашу с предстоящим пополнением семейства. А ихний сынок-то, потому и кричал «ура», что радовался.

      Почесал маленькую голову под грязной бесформенной вязаной шапочкой, тяжело вздохнул.

      – Вот такие дела, девочка. Обдурил он тебя, кроха, – крякнул, честно покраснел. – Прости, немного подсмотрел за тобой: делать-то было нечего, вот и развлекался, а уж потом так стало жаль! Убивалася шибко. Боялся, что в обморок упадёшь – прям синяя сделалася!

      Посмотрел глубоко в глаза, вскинул удивлённо брови, отступил на шаг, отчего-то сильно смутившись. Побагровел и осип голосом.

      – Ты в порядке? У меня тут женщина знакомая работает. Позвать, может? И чайком отпоит, и обогреет душой. Она техническим работником трудится. Добрая и честная.

      – Спасибо. Я справлюсь. Не стоит беспокоить. Каждому своё.

      Порывшись в кармане пальто, достала бумажку, протянула мужичонке.

      – Спасибо за ценную информацию, – видя, что гордо вскинул голову, поспешила успокоить. – Это от души! Вы меня спасли от дальнейшего обмана. Раскрыли глаза. За это благодарность. Прощайте!

      Пока не опомнился, сунула купюру в карман его грязной замурзанной куртки и, окинув молниеносным внимательным взглядом платформу, быстро ушла с опустевшего пятачка.

      На площадь не сунулась, стремительно бросилась в здание терминала, нырнула в метро, смешавшись с тысячной толпой, растворившись, слившись с окружающей суетой.

      Сев на кольцевой линии в вагон, рухнула в уголок и… отключилась. Не потеряла сознание – ушла в астрал. Тело продолжало сидеть на угловом сиденье, а душа улетела туда, где не было боли и страха, где отсутствовала невыносимая горечь полного уничтожения личности: вместо неё была пустота и мрак. Там, на параллельном уровне, не было гвалта и многоголосья толпы, тесноты и чужих тел, толкающихся и пробирающихся по ногам к выходу на остановке. Там была тишина. Полная. И покой. Там была возможность, наконец, осмотреться и подумать.

      «Итак: Наталия. Решила пойти ва-банк: родить ещё одного ребёнка. Что ж, понимаю: ничто так не возымеет действие, чем ещё одно дитя – это петля для Стрельникова. С двумя детьми ему вообще нечего и надеяться на развод! Во время беременности жены даже заявление в суд не примут до тех пор, пока ребёнку не исполнится год. Законы я знаю. Так она выигрывает почти два года: покуда выносит, родит, поднимет дитя. Время работает на неё. Умница. То-то так победно посматривала на меня последнее время. Учитывая, что Лёши не было дома три месяца – она на серьёзном сроке. Аборт делать поздно.

      Далее: Алексей. Как только объяснился в любви, сказал сразу, что не спит с женой – таким образом блюдёт мне верность. На слова, что я-то этого не могу сделать, муж особо и не спрашивает и “валит” в постель без церемоний, грустно ответил, что у меня нет выбора. Он же – другое дело. Его тело – в праве им распоряжаться. Сколько ни уговаривала не дурить и жить обычной жизнью, отвечал, что просто не может переступить через нашу любовь. И вот – беременность жены. Либо я его уговорила, либо очередной обман. Не вправе осуждать – женатый человек, глупо было лелеять и тешить себя мыслью о его “девственности”. Конечно, не подумал, что Наталия осмелится ещё одного родить после того, как стало ясно, что Мишутка с такими отклонениями родился. Значит, осмелилась.

      Хотя, ещё один вариант событий может иметь место – ребёнок не от Лёшки. Он же ей сразу посоветовал завести любовника, мол, вы же сами это проповедуете – любовников, вот и утешься им. Вот она и утешилась. Даже решила от него родить, “повесив” ребёнка на мужа. Теперь для всех Стрельников будет официальным отцом, по закону дитя станет носить его отчество и фамилию.

      Что ж, Наташа, ты и вправду победила. Браво, умница московская!

      Наверняка, мама подсказала выход из создавшегося положения. А не по своему ли примеру это предложила? Ведь ты, Ната, совсем не походишь ни на маму, ни на папу. Господи, как я сразу-то не сообразила?.. Ай, да баба Лидия! Ай, да умница! Наташа от другого мужчины, вот оно что. Потому и внешность такая: чужая, непохожая на их семейные черты ни с одной стороны. Дед Коля, вероятно, знает об этом, но так гордится своей рослой статной яркой дочерью!

      Как там, у хохлов в поговорке: “Чий би бичок не скакав – телятко наше буде!” Вот теперь Алексей будет растить чужое “телятко”, не смея никогда упрекнуть жену в измене – сам это санкционировал, практически приказал.

      Итак, что мы имеем?

      Семья, в конце концов, воссоединится поневоле, отец вернётся в лоно дружного многолюдного клана, к равным по положению и происхождению. Все довольны и счастливы, или делают вид, что всё устраивает.

      Для меня же продолжается обычная жизнь: двадцатиоднолетняя без пяти минут нищенка-разведенка с малолетней дочерью на руках, дебоширом-пьяницей мужем и практически неразмениваемой квартирой. Полный набор приятностей, как говорит Надюша.

      Всё. Разобрались. Пора домой. К Наде. К детям и ночным слезам, к дружеским посиделкам и взаимным плаканьям в жилетку, к горькой одинокой доле обычной советской бедной женщины-простолюдинки, у которой продолжается нелёгкий период в жизни и не видно ему конца-края…»


      – …Девушка! Вы не проспали свою станцию? – женщина потрясла Марину за плечо и виновато улыбнулась. – Скоро час, как вы сидите тут. Я села одновременно с Вами и уже выхожу.

      Когда женщина вышла из вагона, кивнув на прощанье, Мари посмотрела по схеме, где находится, хмыкнула и вышла через три остановки на пересадочной станции.

      «Пора возвращаться, – задумалась, смотря мимо людей. – Интересно, “гориллы” будут ждать? Что за операцию собирались провернуть? Зачем привезли на вокзал, наверняка прекрасно зная, что туда же приедут и Стрельниковы? В чём смысл их действий? Там не идиоты сидят – целые отделы разрабатывают операции! Да, “потерялась” на платформе, но должна же была по их задумке сыграть какую-то важную роль в спектакле? Какую?

      Один вывод напрашивается: мы с Лёшкой, счастливые и опьяневшие от встречи, целуемся и обнимаемся, трепеща в предвкушении близости, для которой я, честно говоря, уже созрела и готова была с вокзала поехать к нему на квартиру. И тут семья: нате вам! Крики сына, радость родни. Стоп! А я-то в руках чужого мужа! Вот и замысел открывается: поймать с поличным, заклеймить и опозорить на глазах родни и друзей Алексея.

      Тяжело вздохнула, содрогнувшись от отвращения.

      – Не церемонились бы, всё высказали, не смотря ни на Мишутку, ни на толпы любопытных на платформе. Оторвались бы от души! И интеллигентность не стала б помехой…

      Стоп! Погоди-ка. Так: опозорили, ославили, втоптали в грязь. Понятно. А дальше?

      Всё вытекает из события и мизансцены: я вся в соплях, невменяема, раздавлена на глазах любимого и жадной толпы.

      Тут на сцену выходят “опера”, хвать меня под ручку и к себе: “Коль такой негодяй – отомсти, приходи работать в нашу структуру, встань рядом с ним, стань лучше, выше, профессиональнее. Пусть потом облизывается издалека! Теперь ты будешь ему недоступна: на службе романы запрещены. Да и на него, мерзавца, всегда надавим, ткнём тобою, как шкодливого котёнка в каки, найдём управу и методы влияния”.

      Вот теперь всё и прояснилось. Им нужна была провокация, чтобы выбить меня из колеи и подхватить в падении, пока “тёпленькая”. Едва окажусь в их руках, появится железный рычаг воздействия на строптивого Стрельникова: отныне вынужден будет стать “ручным”! В случае неповиновения станут размахивать мною, как красной тряпкой перед мордой быка. Кстати, разгадка нашлась и тому, почему не его друг встретил, а другой отдел: я “в разработке”, как выражается Лёша. Значит, после этой неудачи они ещё предпримут попытку “завязать” меня и не отступятся, пока не окажусь на Лубянке. Бегать бесполезно. Куда б ни скрылась – найдут рано или поздно. Вездесущи. Паутина.

      Грустно улыбнулась, выходя из метро и направляясь на остановку автобуса.

      – И такой вариант с тобой рассматривали, правда, родной? – остановилась, замерев на мгновенье. – Интересно, знают ли они, что у меня есть “дар”? Не похоже. Узнали б – давно силой привезли бы куда-нибудь на закрытый полигон и, не спрашивая, заставили сотрудничать. Рычаг – моя семья и Лёша. Их жизни с того момента стали б полностью зависеть от моей сговорчивости. Пока “они” не в курсе – будут вести наблюдение, не спуская глаз».


      Выйдя из автобуса на конечной остановке своего района, окинула цепким взглядом прилегающие окрестности и дворы. Успокоилась, продолжая анализировать ситуацию и просчитывать дальнейшие варианты развития:

      «Ничего подозрительного пока. Ищут? Получили “по шапке” за провал операции? Отменили “наружку”? Завтра посмотрим, когда пойдём на работу. Пока – чай, разговоры и сон. Утро вечера мудренее. По крайней мере, не глупее вчерашнего. Нынешний же день поставил окончательную точку в романе с Алексеем. Конец. Не позволю стать сиротами двум детям. Никогда. Счастья и семейного лада тебе, моя мечта. Прощай!

      Заходя в подъезд Нади, печально улыбнулась, вспомнив подробности провала.

      – Как они, бедняги, сегодня готовились, расставляли для нас капкан, маскировали под дружеский жест и старательно влекли в него! Наверняка, Лёше сообщили, что я буду встречать – горел от счастья! Но капкан щёлкнул только на ноге парня, практически сразу сломав, сокрушив, раздавив. Я выскользнула в последний момент, и моя западня осталась пуста.

      Прислонившись спиной к стенке кабины лифта, смотрела в грязное заляпанное зеркало. Немного вытягивая изображение, оно вызывало у толстушек радостную улыбку, а у Мари усмешку: “Прутик с зеленющими глазами”. Отвела взгляд на исписанную стену кабины, вздохнула потерянно и нервно.

      – Как на тропе в тайге! Западни да капканы отныне только и ждут моего промаха. Значит, ещё не раз расставят на пути. Нужно научиться внимательно смотреть под ноги. Быть осмотрительной. Это позволит оставаться свободной. До поры. Что мне там быть – вопрос времени. Они сильнее. Многоопытнее. На них работает Система. А Марина Владимировна Риманс одна отныне. Нет с сегодняшнего дня рядом с этой гражданской единицей опытного профессионала Конторы офицера Алексея Михайловича Стрельникова. И не будет. Подконтролен и обездвижен. Я стала воином-одиночкой. Ниндзя без опыта. Замаскированная под вояку-солдата испуганная полутораметровая девочка двадцати одного года, держащая в трясущихся немощных руках неподъёмный меч человеческого достоинства и силы духа. Одна. Песчинка. Пыль… Атом…»


      – …Доброе утро, Мишутка! Какой ты весёлый сегодня!

      Привычно приняла утренние поцелуи, быстро раздела и отпустила в группу, стараясь не поднимать на родителя глаз. Спокойно повернулась к молчащему Стрельникову-старшему.

      – С приездом Вас! Миша скучал сильно. До вечера!

      Отвернулась к следующему малышу, тут же воткнувшемуся головой в её живот.

      – Даня!

      – До вечера, – тихо проговорил Алексей и неслышно вышел из раздевалки.


      Работа не давала ни минуты свободного времени.

      Вновь трудилась одна! Практика у Валечки закончилась, и бармалейчики рвали воспитателя на части, радуясь полной безраздельной власти.

      Прогулки стали большой проблемой, заставляя в процесс вовлекать начальство: пока одевала «вторую порцию» детей, первая уже бегала под их присмотром на улице, а к готовности третьей очереди первые успевали замёрзнуть! Едва выйдя во двор, через несколько минут возвращалась с первыми малышами обратно. Весело.

      Нагрузки придавили так, что однажды потеряла сознание в детской спальне. Надолго.


      …Мари раздела и уложила малышей, дождалась, пока все успокоятся и уснут, присела на маленький стульчик в углу, намереваясь через минут десять убрать в туалетной – ждали горшки…


      …Очнулась от того, что в нос сунули клок ваты, смоченной в нашатыре так обильно, что полился в рот!

      Едва отдышавшись, приподнялась, осмотрелась: испуганные малыши, все до единого, стояли на коленках вокруг, сама же лежала на толстом ковре спальни. У многих были зарёванные лица.

      Ужаснулась, испугавшись до дрожи: «Сколько была в забытьи?» Подумать не дал грохот кулаков в дверь… раздевалки!

      Пошатываясь, встала с ковра, показала детям привычный жест «рот на замок» и, указав на одежду, чтобы быстро одевались, поплелась открывать.


      – …Дрыхнешь с детьми, что ли?! – Инга-повар неистовствовала за дверью, держа поднос с… полдником!

      Мари открыла дверь.

      – Господи! Ну и видок у тебя! Ты что, сознание потеряла?

      Перепугавшись, Инга стремительно втолкнула тощую посиневшую девочку внутрь, поставила поднос на стол регистрации, вынула огромный носовой платок из кармана и стала обтирать её лицо, причитая:

      – Ты разбила лицо, падая… Теперь фиг ототрёшь – засохло уже. Эт сколько ж в луже крови лежала, что аж присохло? Похоже, что часа два, не меньше…

      Дети тихо вышли из спаленки, подошли к столу, пыхтя, понесли тарелки и упаковки с кефиром на стол и начали накрывать полдник.

      Гога Паидзе руководил, вскрывал пачки, разливал с важным видом по чашкам, которые, стоя на стуле у мойки, с решётки подавала Настя Говорова, высокая и крупная девочка, недавно пришедшая в группу и быстро ставшая помощницей воспитателю и подружкой Гоше.

      – Дети, Марина Владимировна долго была без сознания? – строго спросила Инга у малявок.

      Не на тех нарвалась! Упрямое молчание было ей в ответ.

      – Понятно. Покажите пятно крови – надо убрать скорее…

      – Мы сами! Уже!

      Гога и Настя встали плечо к плечу на пороге и не пустили повара! Стояли стойко и упорно, смотря ей в глаза, не собираясь никому уступать право ухаживать за Мариной.

      – Дети, я должна всё проверить и помочь, – тихо уговаривала. – Пока начальство не пришло… У Марины будут неприятности…

      Переглянувшись, повели в спальню.

      Виновница переполоха поплелась в туалетные комнаты, стараясь быстрее убрать стоящие с обеда детские «приятности». Кое-как успела управиться и проветрить помещение, сказав себе «спасибо» за вовремя прикрытую дверь в туалет и приоткрытую там фрамугу окна.

      Инга быстро замыла на ковре кровь под батареей, о которую девушка, вероятно, ударилась, и быстро ушла, показав воспитанникам знак «молчите».

      Мари грустно усмехнулась:

      «Бедные советские дети! С детства учим их врать и молчать. Не воспитатели виноваты, в сущности. Если б ни дикие перегрузки и переполненность групп – такого бы не случалось. Пока перебор в яслях-садах – происшествия неизбежны. Катастрофическая нехватка персонала, даже неквалифицированного, ставит на одну доску опасности и детей, и сотрудников, и родителей».


      Инцидент не удалось скрыть – на пол-лица Марины расплылся синяк.

      Едва увидев воспитателя в таком виде, родители ринулись ругаться с начальством.

      В результате, ей дали неделю за свой счёт – залечить травму, подарив маленький незапланированный отпуск.

      За это сказала искреннее и горячее «спасибо» всем – нужно время, чтобы прийти в себя.

      С разрешения детей опустошила копилку, попрощалась и сбежала через запасной выход, скрываясь и от «наружки», по-прежнему стоящей на обочине дороги, и от Алексея, который входил в главные ворота сада.

      «Не до встреч. Я не готова к ним сейчас. И никогда не буду».

      Пройдя задними дворами, села в автобус без цели и уехала из района кататься по Москве, прикрыв наполовину лицо кашне.


      Домой вернулась поздно, в полной темноте, переполошив Надю долгим отсутствием.


      Потом целую неделю уезжала рано утром и возвращалась ночью.

      «Кто бы ни искал, им придётся несладко – для всех пропала! И для капкана тоже, – хихикала под нос. – Прости, друг, поживи-ка, пока без меня. Ещё пару лет погуляю. Одна».

      Свободная жизнь, пусть временная, понравилась.

      С удовольствием окунулась в город и воспоминания, связанные с ним. Началась её «Болдинская осень». У Мари – «Сокольнический ноябрь»: радостный, продуктивный и умиротворяющий.

      Юность хлынула в истерзанную душу целительным бальзамом, успокаивая и заживляя памятью счастливых и невинных, чистых и светлых лет. Поры, когда была так юна и наивна…

                Июнь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/06/09/243