Глава 4

   Все произошло как-то быстро, что сначала никто не успел удивиться. Шли секунды, но обратно никто не выходил. Первая выразила недоумение Наташа:
- Куда он делся?
- А пес его знает, - ответил Григорий, открыл дверь и исчез следом в зияющей черноте выхода.
Это становилось уже не смешно. В комнату после перекура вошел Сергей.
- А где Ваня? – громко икнув, повел он глазами по сторонам. Затем, увидев открытую дверь, ни говоря не слова, как будто это была дверь в спальню, бодро прошествовал внутрь и тоже исчез.
- Сейчас все выясним, - здраво рассудил Толик.
Он подошел к проему двери и вытянул вперед руку. Рука скрылась в темноте. Поводив ей из стороны в сторону, он вынул ее обратно.
- Судя по всему, там какая-то темная комната, - сказал он.
- Откуда там может быть комната, он, что, к соседям дверь прорубил? – в голосе Татьяны чувствовалось полное замешательство.
Подошел Михаил. Отстранив Толика от двери, и упершись в перила обеими руками, он просунул вперед голову. Через секунду голова вынырнула обратно.
- Друзья, я рекомендую взглянуть на это, - восторженно сообщил он и, шагнув вперед, исчез за дверью.
Оставшиеся переглянулись.
- Толик, твоя очередь, ты уже руки вытягивал, - сказал со стула Леонид, опрокинул рюмку и закусил.
Толик, так же как и Михаил, просунул вперед голову.
- Ну что там? – нетерпеливо дернула его за рукав сзади Наташа. – Что там видно, скажешь ты или нет?
Голова Толика показалась снова,
- Да, - задумчиво произнес тот, - лучше вам самим посмотреть, - и пропал.
- Ну что девушки, придется идти. Хотя и не нравится мне все это, - встал из-за стола Леонид.
   Вся компания очутилась у входа в огромную залу, залитую мерцаниями огней, расположение которых трудно было определить. Свет исходил то откуда-то сверху, то снизу, то, отражаясь от стен и сводов и преломляясь в них, пробегал вдаль залы, потом обратно, и таким странным способом освещал пространство играющим, трепещущим голубоватым сиянием. Пол был ровным и полупрозрачным. Было видно на несколько метров вниз, до тех пор, пока прозрачное покрытие не переходило в темную скальную породу. Своды и колонны были из светло-голубого материала, похожего на стекло с темными прожилками. Когда по ним проходил свет, казалось, что зал оживает, наполняясь игрой полутеней невидимых существ, растворенных в пространстве.
   Прямо перед вошедшими зала заканчивалась огромным цельным окном, переходящим в пол, полукругом обозначая границы помещения, за которыми был виден, на сколько хватало силы зрения океан, у горизонта уже залитый сине-зеленым светом приближающихся сумерек.  Перед окном стояли низкие кресла, обтянутые матовой кожей и стол, заставленный фруктами и бутылками с вином.
   Все стояли притихшие, пораженные необыкновенным зрелищем, открывшимся перед ними. Глядя по сторонам и друг на друга, никто не решался заговорить.
- Ну что же вы встали, стол накрыт, - поднимаясь из одного из кресел, пригласил всех Ваня.
   Компания повернулась на звук голоса и, застыв в полной растерянности, посмотрела на Ивана, как будто перед ними стоял не он, а совершенно незнакомое существо. Так они стояли секунд двадцать, не зная верить своим глазам или нет.
- Да что вы в самом деле, это же я. Идите сюда, - не выдержав, повторил тот и махнул рукой, приглашая всех подойти к столу.
   Компания двинулась с места. Шаги гулко отдавались в полупустом пространстве залы, вспугивая блики света со своих мест, которые, постепенно стихая, замирали где-то в голубых стенах. При приближении к окну, пол становился все светлей и светлей, и, наконец, стало ясно, что под ногами скала переходит в огромный прозрачный балкон, зависший над морем на высоте нескольких сотен метров. Создавалось удивительное ощущение, что идешь по затвердевшему под ногами воздуху, и сделай еще несколько неосторожных шагов – сорвешься вниз, в далекую синюю бездну.
   Наташа вскрикнула от испуга и, глядя широко-открытыми глазами под ноги, ухватилась за руку Сергея.
- Не бойтесь, здесь все крепко, - сказал Иван, и для подтверждения своих слов высоко подпрыгнув, с грохотом ударил ногами об пол. По зале эхом прокатился гул, и вместе с ним, мерцание, казалось, пробудилось на несколько секунд, залив все вокруг голубоватым светом.
   Компания медленно, с опаской глядя под ноги, подошла к низкому столу. Стол был накрыт в метре от окна. Теперь было видно, что он из того же материала, что и все вокруг.
- Садитесь, я хочу вам кое-что показать. Из кресел все будет хорошо видно, - сказал Ваня, глядя в окно. А там, открывался непередаваемый словами вид: подступал золотистый закат, превращая и небо и море в новорожденный мир, впервые встречающий земную ночь с ее шепотами и звенящим воздухом, далекими звездами, серебристой луной и мечтами, для того, чтобы проснуться завтра ярким и отдохнувшим, ветром и волной встречая солнце.
- Угощайтесь фруктами, они свежие, недавно сорваны. А вот это вино восемьсот пятого года, из Франции, с поместья де Кутье. Возможно его сам Наполеон пил, - начал угощать гостей Ваня.
   Все молча расселись в состоянии какого-то транса, полузабытья, так ни к чему и не притронувшись. Первым очнулся Григорий.
- Вин де пайс д’ок. Бартон и Гестье. Мерло, - прочел он на бутылке и налил себе стаканчик. – Господа, раз мы сюда попали,  не будем обижать хозяина. – И, подняв бутылку, спросил: - Желающие будут?
   Желающие нашлись. Осмелев, стали подставлять бокалы и брать со стола фрукты, обмениваясь друг с другом негромкими фразами. Но чувствовалось, что у всех на губах живет один и тот же немой вопрос: «Куда мы попали и что все это значит?».
- Так, Ваня. Все ждут объяснений, - наконец, уже трезвым голосом заявил Сергей, навалившись локтями на стол и уперев свой строгий взгляд в Ивана.
- А это значит, - начал тот, - что сегодня с нами, видимо, что-то произойдет. Я догадываюсь, что с людьми должно что-то происходить в жизни, что-то такое, чему нет ни объяснения ни разгадки даже. Можете себе представить, я уже давно осознал (только не спрашивайте меня как), что объяснения иногда не только не помогают, но и запутывают, превращаясь в новые загадки. Вот сегодня как раз такой день. Если бы я стал вам что-то объяснять, то боюсь, вы сочли бы меня сумасшедшим.
- По-моему, это и так очевидно всем, - вставил Григорий.
- Наверное, не буду отрицать. Грань между сумасшествием, и тем, что выдумали «нормальные» люди и нормальностью слишком неуловима. Как, впрочем, и между многими другими крайностями. Вы что, думаете, что было бы лучше если бы можно было все объяснить? Вот ты, Сергей, видимо объясняешь для себя особенности людей факторами своих психологических тестов? А вкус вот этого вина – это что, правильная пропорция между синюшной кислотой, медью, железом, сахаром и черт знает чем там еще? Наша нелепая потребность в ненужных объяснениях – всего лишь привычка. Просто ты привык, что так нужно. А привычки, как известно, не дают прочувствовать жизнь, пуская ее совсем не по тому руслу. Так что - отвыкай. Советую. – Ваня сел поглубже в свое кресло. - А сейчас я вас попрошу по возможности сидеть тихо, и просто смотреть. Главное – не бойтесь. Договорились?
   При этих словах почувствовалось какое-то едва уловимое движение. Зала стала менять свою пространственную конфигурацию, и постепенно стало ясно, что та часть балкона, с креслами, столом и компанией медленно отсоединяется от скалы, проем за ней затягивается мерцающим стеклом, и вот уже вся эта глыба, обретая невесомость и способность к парению, начинает скользить с увеличивающейся скоростью вперед и немного вниз, по направлению к уже разгоревшемуся заревом заката горизонту.
   Сидящие внутри, казалось, вросли в кресла. Хотя там не чувствовалось ни ускорения, ни сопротивления ветра, эти иллюзии порождались сами собой, заставляя разум сидящих поверить в то, что  при крутых виражах перехватывает дыхание и ветер воет снаружи за толстым стеклом. Но, стоило закрыть глаза, и все пропадало, иллюзии таяли, и каждый мог понять, что сидит в мягком кресле, а под ногами – твердый, надежный пол.
   Но все же они двигались, двигались, неведомые ни для кого снаружи, сквозь  необъяснимые стечения причинно-следственных обстоятельств, пренебрегая пространственно-временными поясами.  И в этом движении чувствовалась всепоглощающая сила, мощь, способная проникать во все потаенные уголки мира, слоняться непрошеным гостем по чужим измерениям, парить в недоступных мирозданиях, созданных во времена, неподвластные истории. И, казалось, не было никакой разницы между воздухом и межпланетным космосом, и совсем не было нужды смотреть на часы, уже утратившими власть над временем, когда Земля, сдружившись со своим космическим окружением, кружилась в звездном вихре, набирающего строй первозданного хаоса, этого незаменимого материала для созидания всего из ничего.
   Они опускались вниз к воде, проносясь над ней с жуткой скоростью невидимой ракеты, ныряли в спящий мрак океанских глубин, освещая все вокруг себя яркими вспышками света, покидая земную атмосферу, поднимались вверх, в черный космос и застывали над планетой, покоряясь ее неосязаемой космической красоте. Чувствовалось, что такое путешествие поражает всех. Иногда слышались вскрики, возгласы страха и изумления, от пережитого потрясения нечаянно вырывались слова то восторга, то удивления, то мольбы и отчаяния.
- Сейчас мы немного отдохнем, - вдруг известил всех Иван, и они понеслись над водой к сияющему в лучах заката океанскому острову.
   Когда до острова оставалось несколько километров, скорость снизилась, и он с высоты птичьего полета предстал во всей своей красе. Заросшие лесом невысокие горы с маленькими, едва различимыми в буйной растительности речками, спускающимися к океану, были необыкновенно красивы в лучах заходящего солнца. Широкий пляж бежал вдоль извилистого побережья, забегая в уютные бухточки, блещущие зеркалом мелководья, иногда упираясь в неприступные, обрывающиеся с высоты скалы, иногда убегая косой далеко в море, где дробясь на цепочки крошечных островков, исчезал под волнами.
   Солнце уже тонуло в океане, и свет его не мог достать земли с той стороны острова, к которой подлетала наша компания. Тем не менее, берег был живой, на нем мелькали огни, и чувствовалось движение. При приближении можно было уже различить двигающиеся тени, они переплетались с отблесками костров, создавая впечатление мерцающих углей.
- Это мои друзья. Они встречают нас, - сказал Ваня. - Не удивляйтесь, они считают меня божеством, посланным им свыше, поэтому, сегодня у них праздник.
   Вдруг за стекла прорвался свежий вихрь, струи теплого воздуха принесли с собой запахи моря и незнакомой тропической растительности, и еще откуда-то издали песню и ритмические удары большого бубна. «Бум, бум, бу-бу-бум, бу-бу-бум», - неслось с побережья. «Бу-бу-бум, бу-бу-бум, бу-бу-бум», - отзывалось где-то в горах и снова волной падало вниз. Стало казаться, что сама земля издает эти глухие звуки. Они становились все громче, теперь уже можно было различить высокий голос, что-то выкрикивающий между сериями ударов и какую-то незамысловатую мелодию, которую вело множество голосов, -  все сливалось в единый влекущий поток звуков, поддающийся властной неведомой энергетике. Этот ритм подчинил себе все – мерцание огней на берегу, движение полутеней от костров и тающего на глазах солнца и даже удары сердец прибывающих в совершенно незнакомый им мир гостей из города Архангельска, оставшегося позади, где-то, за тысячами километров морской поверхности.
   И наконец, застыв в десяти метрах от земли, от незнакомой земли, за тысячи километров вдали от дома, в сооружении из прозрачного мерцающего стекла, все почувствовали, как хрупки и недолговечны привычные понятия и связи материального мира, того мира, в котором они жили раньше, еще пару часов назад. И что все испытанные прежде чувства были лишь каким-то жалким приближением к настоящей реальности, к закрытому до этой минуты чувственному источнику, дремлющему в каждом, путь к которому еще только предстоит найти.   
   Внизу, вокруг огромных костров двигались в танце сотни чернокожих людей. Линии и маски на их телах при движении смыкались в фантастические причудливые образы и, казалось, что это вовсе не люди там внизу, и даже не существа, а какофония красок на огромном холсте, оживших под аккомпанемент стихии звуков, пляшущих в вихре своего апокалиптического танца. «Бум-бум-бу-бу-бум, Бум-бум-бу-бу-бум, Бум-бум-бу-бу-бум». 
Компания медленно опустилась на песок в пятидесяти метрах от туземцев. Все были напряжены и взволнованы.
- Сейчас я вас познакомлю, главное ничего не бойтесь, они не причинят вам вреда, - выкрикнул последнее напутствие Иван. И вдруг все вокруг вспыхнуло каким-то серебристым блеском и все восемь путешественников неожиданно обнаружили себя сидящими на песке. Не было ни стеклянных окон, ни стола, ни кресел. Оставшиеся фрукты и недопитые бутылки с вином лежали тут же рядом, в песке. Мгновенно все стихло. Сотни пляшущих склонились на колени и под короткий непонятной выкрик упали ниц.
- Вставайте, вставайте, - торопил своих друзей Ваня, помогая им подняться на ноги. И тут тишину нарушил страшной силы вопль сотен голосов, который сначала поднялся в верхний ряд нотного диапазона, а потом неожиданно упал несколькими низкими ударными волнами вниз. Так повторилось несколько раз. Затем тела на песке расступились и создали нечто наподобие коридора. По коридору, откуда-то издали приблизилась группа людей, впереди всех гордой походкой шел, по-видимому, один из старейшин. Это было видно по его осанке и по украшениям, опоясывающим черное тело. За ним двигалось с дюжину охранников или слуг. Человек остановился на расстоянии пяти метров от прибывших, что-то выкрикнул на непонятном наречии и под вопли многосотенной толпы также, как и все остальные пал ниц.
   После этого Иван подошел к нему, положил обе руки ему на голову и негромким ласковым голосом что-то довольно долго говорил ему. Остальная компания стояла поодаль, совершенно ошарашенная приемом, и, не зная как себя вести дальше, покорно дожидалась своей участи.
Вождь встал, и они с Иваном обнялись. Снова возобновился вопль, и тут же несколько десятков людей плотным кольцом обступили прибывших. Они с неподдельным интересом разглядывали новичков, многие, осмелев, протягивали к ним свои руки, и, дотронувшись, что-то возбужденно лепетали на своем мелодичном языке. Вновь послышались удары бубна. Но теперь все куда-то заторопились, на берегу поднялась толчея и беготня, необъяснимое возбуждение воцарилось повсюду.
- Сейчас в нашу честь будет Янх-Бохнуарг, - объяснил Ваня, подходя к своим. – Пошли, я покажу вам свою хижину.
- Ваня, а что такое этот Бохуварк, или как его там? – отбиваясь от назойливых туземцев, которые ему явно симпатизировали, поинтересовался Григорий.
- Это их главный ритуал. Они оказывают нам высшую честь, так что не ударьте лицом в грязь.
- А кто этот человек, с которым ты говорил? - спросила Таня.
- Это их вождь.
   Хижина располагалась на небольшом холме под прикрытием огромных деревьев. Их ветви были настолько велики, что хватило всего двух для того, чтобы создать заслон от дневного солнца. Строение было довольно внушительных размеров. Приподнятое над землей на высоту в два-три метра, оно было сооружено из сплетенных стволов бамбука, ветвей и листьев. Наверх вела широкая плетеная лестница с поручнями. С одной стороны открывался чудесный вид на огромный океанский залив, с другой – на крошечное озеро, в которое почти отвесно стекал небольшой ручей. Он тихо, убаюкивающе журчал, приятно обдавая прохладой. В хижине было несколько комнат, и большая гостиная с целым гарнитуром из плетеной мебели, которому могли бы позавидовать многие эстеты – длинного стола, широкой кушетки и нескольких кресел-качалок. Со стороны ручья прямо над озерком тянулась длинная широкая навесная терраса.
   Все поднялись наверх.
- Минут десять у нас есть, потом все начнется. И не забывайте, мы здесь для них – что-то вроде богов, так что не мешайте им позаботиться о вас. Сейчас придет прислуга. Кстати, Толик, сегодня ты попробуешь лучший шашлык в мире. Я даже не знаю, из чего они его готовят, можешь спросить рецепт. Домой еще никто не захотел? Если у кого появится желание, то выход здесь, в эту дверь, - сказал Ваня, указав рукой на дверь в конце гостиной.
- Что, можно попасть прямо обратно? – изумилась Наташа.
- Почему бы и нет, правда назад уже не получится, - ответил тот, и, сбежав вниз по ступенькам, отправился по направлению к морю, оставляя остальных на попечение прислуги. На берегу все еще царила суматоха – шло приготовление к Янх-Бохнуаргу.