очень серьёзное дело

из воспоминаний М. Райх Раницки

В июне 1944 года Болек неожиданно сказал, что хочет поговорить со мной по очень серьёзному, очень опасному делу. Мне это не понравилось, но бросилось в глаза, что говорит он другим тоном, чем обычно. Он стеснялся, что-то было ему явно очень неприятно. В конце концов он признался. Незадолго до нашего прихода к нему он подал прошение о признании себя, жены и детей фольксдойчами. Сделать это его уговорил дядя, обратив внимание прежде всего на возможность получать больше по продовольственным карточкам.
В минуту слабости, в состоянии подпития Болек подписал формуляр с соответствующей просьбой. С Германией он никогда в жизни не имел ничего общего и, конечно. не знал ни слова по-немецки. Но вот Геня принадлежала до брака к евангелической церкви, и этого было достаточно для признания, особенно в последние годы войны.
Месяцами ходатайство осталось без ответа, и Болек уже думал, что всё забылось. Но вдруг он получил уведомление о благополучном решении его дела и приглашение незамедлительно получить немецкие документы и соответствующие продовольственные карточки. Наш хозяин не знал, что делать. Советская армия уже вошла на территорию бывшего Польского государства, и можно было легко рассчитать, что через несколько недель она окажется на берегах Вислы. Предателей, которые, прельстившись тридцатью сребренниками, перебежали к врагу, в освобождённой Польше повесят или, по крайней мере, заключат в лагерь. "Но если, пытался убедить меня Болек, - я выброшу это приглашение в туалет и вообще не явлюсь, то немцы, чёрт их побери. пронюхают, в чём дело. Эти гестаповские собаки вызовут меня, допросят и ещё, чего доброго. прикажут обыскать дом - и вам крыщка."
Ситуация складывалась угрожающая.
Я предложил самое простое: принять статус, но строго скрывать это от соседей и знакомых.
Если нам будет суждено уцелеть и восстановленное Польское государство привлечёт его к ответу за этот проклятый статус, то я пообещал Болекук, вытупить свидетелем на суде и под присягой заявить, что он. Болек, подал ходатайство по моей просьбе, чтобы иметь лучшие возможности для помощи нам.
Между тем мы с растущим нетерпением наблюдали за продвижением русских, так как только Советская армия могла спасти нашу жизнь.Чем ближе она подходила, тем больше мы боялись, что немцы обнаружат нас и убьют в самый последний момент.
В августе 1944 года вермахт к тому же начал строить оборонительную линию непосредственно по соседству с домиком. Хижины и дома вокруг взрывались один за другим, чтобы мог возникнуть сектор обстрела. Наш домик тоже был намечен к взрыву. Это был бы для нас исход, равнозначный катастрофе. Мы, два истощённых еврея в лохмотьях, не имевших за душой ни копейки, где могли бы мы найти убежище? Нас наверняка убили бы за несколько недель, а то и дней до освобождения.
Но произошло невероятное. Домишко не взорвали.


Рецензии