Безысходность в который раз

   И вот, это пришло и ко мне. Осознание безысходности. Конечно, развитие событий может быть абсолютно любым, но финал везде одинаков.
Раньше, подобное меня совершенно не беспокоило.
То, что находится за незримой чертой и делит наш мир на бесконечное число граней, было для меня чем-то привычным  на уровне чего-то обыденного. 
Мне никогда не хотелось вдаваться в детали: поверхность меня полностью устраивала.
Скрытую истину, как мне казалось, ищут лишь глупцы, которые не смогли реализовать себя в материальном мире.
Мое самосовершенствование происходило всегда, когда мне нужно было решить какую-то проблему, итог которой, как мне на тот момент думалось, решает все. 
Сейчас же, все окончательно решено. Мне не нужно больше убегать, прятаться, пытаться бороться, идти на компромисс. Я собственноручно подписываю свой приговор. 
И все могло бы быть просто чудесно, если бы не страх, комната которым была пропитана до потолка, где-то в глубине души предлагал мне отступить и тем самым спасти себя.
Нет. Это не моя позиция и не мой выбор. То, что было мной решено, то решено.
И я не собираюсь отказываться от своих слов. Ведь это была клятва.
Самая сильная, самая твердая, самая верная из всех, что человек может принести тому, кто имеет хоть какую-то возможность играться с его жизнью.
То, что скрепила негласная печать -  не разрушить.

    Того, кого вы видите, когда смотрите в зеркало; того, которого видят люди и тот, кто вы есть на самом деле – три разных персонажа.
Истина старая как мир, не правда ли? Но не все видят в вас то, что вы разрешаете в себе видеть. Кто-то видит человека лучше и четче, держа его, скорее за какую-то вещь, нежели живое существо; кто-то видит человека хуже, через призму собственных убеждений. 
Толпа – не что иное, как одно большое живое существо.
Единственное с кем вы сталкиваетесь на улицах. И вся она состоит из множества мелких крупиц, каждая из которых гордо зовет себя личностью. 
Мысль о том «кто есть я», практически никогда не посещала меня. Я живу. Я дышу. У меня бьется сердце 24 часа в сутки. Три вещи, которые я делаю беспрерывно. 
Теперь, к ним добавилась четвертая – смятение. И хуже него быть уже не может.
Конечно, я верю в Бога, а как же иначе? В детстве – почти все время, в юности – не всегда или никогда, а сейчас – абсолютно полностью. И не только в него.
Хотя, конечно, он все же, самая сильная моя вера.  Надо бы иметь в виду, что в наш совершенно современный и совершенно безобразный век, верить в Господа, читать молитвы, оставлять соль по углам жилища и на всякий случай, хранить святую воду, как минимум сумасшествие. 
СМИ и политики всё уже доказали: демоны не смогут напасть на ваш дом просто потому, что ад замерз, ангелы не заберут ваши души в небеса, просто потому, что души у вас нет.
Все просто. Человеку нужно бороться с терроризмом, коррупцией и высокой смертностью.
Да, действительно.  Изгнание бесовщины оставьте тем, кто пьет перед сном успокоительное.  Смотреть на мир со здоровым скептицизмом весьма развлекающее занятие.
Особенно, если рядом пригрелся демократ с голливудской улыбкой пьющий черный кофе.  «Зерна, которые мы добыли для вас, мы собираем с любовью!» Правда?
Не думаю, что тот измученный загорелый парень в оборванных штанах испытывает грандиозное чувство любви, неся на своей кривой спине пыльный мешок. 
Ложь в XXI веке, что-то на подобии стиля жизни. Самая популярная ныне фраза о том, что все врут, всегда веселит меня. Но,  как ни странно, это дает моему языку свободу.
Я могу сказать все, что думаю – и это всегда будет правда.
Мне нечего бояться, ведь люди, чьи головы промыты этим странным девизом, в любом случае, не поверят как минимум  52% информации. Правда похожа на гангрену.
Ты ожидаешь, что сейчас тебе просто отрубят повреждённую часть – скажут что-то, что приведет тебя в шок; но вместе этого оставляют умирать, поскольку у них нет пилы и морфина – общие фразы, которые должны тебя утешить, но вместо этого лишь более огорчают. 
И ты лежишь в минутном ожидании, когда же решится твоя судьба. И ты вроде счастлив, что можешь еще наслаждаться целостностью собственного тела, но с другой стороны, все это слишком мнимо.