Три печальных апокрифа

1. ПРО ТРЕТЬЮ* ЖИЗНЕННУЮ ПОТРЕБНОСТЬ ИЛИ КАК ТРУДНО СДЕРЖАТЬ СВОЁ СЛОВО

История запутанная и темная. Эдип был сыном древнегреческого царя Лая. По навету тамошнего экстрасенса, вроде как мальчик подрастет и наплюет отцу в душу,  Лай  лишил сына наследства. С младенчества  Эдип воспитывался в приемной семье. Приемные родители, пастухи по профессии, не желая содержать дармоеда, понуждали его  помогать по хозяйству.
Эдипа же, ввиду голубых кровей, сама мысль провозиться  всю жизнь в навозе отвращала и ввергала в уныние. Мечта вернуть себе трон с годами становилась навязчивей.

--Не царское это дело – баранов пасти, - возмущался Эдип, отказываясь идти досматривать стадо.
-- Ну, почему же не царское? – увещевал его приемный отец. – Царь наш Лай тоже баранов пасет, пытаясь  содрать с них семь шкур, тогда как мы скромно довольствуемся одной.
Эдип вздыхал и нехотя брал в руки кнут.
-- Вот именно – скромно! В печенках у меня ваша скромность!

В напряженных поисках выхода, или, вернее сказать, входа в среду, к какой принадлежал от рождения, Эдип не придумал ничего лучшего, чем жениться на принцессе. Жениться – не проблема, но где взять царевну, что согласилась бы выйти замуж за нищего? Таких царевен в природе нет. Даже наши современные финтифлюшки, и те норовят замуж за принца. С доходом, машиной, коттеджем и яхтой. А не так, чтоб одно название

Помог случай. Прохожий поведал Эдипу, что  у городских ворот Фив засело чудовище по имени Сфинкс с головой женщины, крыльями птицы и телом львицы. Оно не позволяло никому войти в город и выйти из него, пока путник не отгадает  загадку. Тех, кто  давал неправильный ответ, чудовище безжалостно пожирало.
Отчаявшись, местный фиванский царь пообещал  тому, кто  избавит страну от этого чудища, отдать руку дочери.

Эдип прикинул:  шансы невелики, Сфинкс сожрал уже многих. Но и терять, посчитал, ему нечего. От той жизни, что он, царский сын, вел, в пору было утопиться. Или повеситься.
И Эдип отравился в Фивы.

-- Мои условия знаешь? – облизнулся Сфинкс. – Тогда слушай загадку.
-- Знаю я твою загадку, наслышан, - самодовольно усмехнулся  Эдип. – «Кто утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?». И отгадку знаю. Се – человек. Ну-ка, страхолюдина, посторонись. Пропускай меня скорее к невесте. Да, пошевеливайся, чучело!
-- Не гони, - почесал голову Сфинкс. – Будь так добр, ближе подойди.
-- Это ещё зачем? – насторожился Эдип.
-- Кушать буду тебя.
-- Как же так? – запротестовал Эдип. – Ты же слово давал!

Сфинкс нахмурился. Пустил слюни. Сглотнул.
-- А я своему слову хозяин. Захотел – дал, захотел – взял обратно.
Приблизил зловонную пасть к Эдипу.
-- Ты меня, парень, прости. Войди в моё положение: ты у меня первый, почитай, за неделю. Плохие времена настали, брат. Оговорили меня, люди стороною теперь обходят. Поверь, друг, ничего личного. Просто кушать хочется. Очень.

После чего Эдипа сожрал.

А что там дальше в учебниках пишут – это все враки. Это - про другого Эдипа.


2. ПРО ПЯТУЮ* ЖИЗНЕННУЮ ПОТРЕБНОСТЬ ИЛИ КАК ПОБЕДИТЬ В СЕБЕ РЕВНОСТЬ

Загляните в Википедию, убедитесь. Царица Клеопатра была страшна, как черт. И только этот черт знает, чем она там прельстила Цезаря. Впрочем, Гай Юлий в связях был  неразборчив. Что и погубило его впоследствии.

Однако Клеопатра была царица,  и придворные прожужжали ей уши: «ты прекрасна - слова нет».
«А конкретнее? Губы-кораллы? Стан - серны?», -  требовала уточнить Клеопатра, большая любительница комплиментов.
«Красота твоя, царица, неописуемая»,- смущаясь, отнекивались придворные.
В конце концов, Клеопатра поверила, что подобной красы на всём свете не отыскать, как поверила бы на её месте любая. Тем более, стоило ей в кого-нибудь втюриться, возлюбленный тут же пылал взаимностью.

А влюблялась  царица частенько, сердце Клеопатры от природы было большое.
Но так как, кто бы, что бы ни говорил,  царица  все-таки оставалась уродиной, в отношениях она стояла за честность.
С честностью не заладилось.

Первого любовника спустя неделю она застукала с молоденькой массажисткой. Посчитав, что выяснять отношения с массажисткой неприлично царице, а менять массажистку себе дороже, выгнать легко - замену найти попробуй; оставить эпизод без последствий она тоже не могла. Напоенная ядом ревности, твердо стоя на позициях честности, царица отплатила обманщику той же монетой - отравила незадачливого любовника.

Сразу после чего завела себе нового. Сердце её не терпело пустоты, кровь кипела, сны будоражили.
И опять - недели не прошло - уже новый возлюбленный  изменил Клеопатре, на этот раз со стилисткой.
Найти приличную стилистку задача не менее трудная, чем хорошую массажистку. Клеопатре ничего не оставалось, как выплеснуть из отравленной души яд в чашу  и дать испить эту чашу второму несостоявшемуся любовнику.

Третий возлюбленный изменил Клеопатре с парикмахершей.

-- Что за тупые мужики пошли, - размышляла царица над очередным холодеющим трупом.  -  Прозрачных намеков не понимают.

До соискателей её однако не доходило, что отвлекаться налево им смерти подобно, и чехарда с любовниками продолжалась ни один год, пока видный римский эмигрант, бывший генерал, а ныне светский лев Антоний не предложил Клеопатре замуж.
Антоний не скрывал своего корыстного интереса посредством  жениных легионов разгромить своих конкурентов и занять вожделенное место императора в Риме. Сей жиголо и утешил исстрадавшееся сердце Клеопатры. Ей по-прежнему импонировала честность.

Гуляя меж дворцовых построек, Антоний обратил внимание на обширный некрополь, состоящий исключительно из захоронений мужчин. Выразил недоумение Клеопатре.
Та отвечала:
-- Понимаешь,  Антоний. В своё время каждый из покойников распевал под моим окном, что «жизнь готов отдать за ночь с тобой».  Я, как  женщина, верила. И, как  женщина, не могла отказать.

Эта сомнительная версия и утвердилась потом в истории. Мол, любовники Клеопатры сами просились и напросились.
 
Вот и я склоняюсь к тому. Сами они напросились! Сами!


3. ПРО ШЕСТУЮ* ЖИЗНЕННУЮ ПОТРЕБНОСТЬ ИЛИ ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ЛЮБОПЫТСТВО ПОРОКОМ?

Дознаватели знают. Если свидетель один, обстоятельства дела не вызывают сомнений. Но когда свидетелей множество, до правды докопаться непросто. Каждый старается добавить что-нибудь от себя - не из стремления приукрасить, но желая  явить миру то, что ускользнуло от внимания прочих.  Люди в этом отношении неисправимы.

Достоверно  одно. 12 ниссана 3790 года тогдашний первосвященник Каиафа, по совместительству председательствующий в Синедрионе, представил на утверждение римскому наместнику, прокуратору Иудеи Понтию Пилату,  смертный приговор трем преступникам: Дисмасу, Гестасу и некоему Иисусу из Назарета.
Рутинное дело. Прокуратор обычно подмахивал подобного рода бумаги не глядя. Подписывать не читая - до сих пор у начальства распространенная практика. Есть аппарат, у аппарата – функция; с него, аппарата, и спросится, если что.

Но тут Пилат потребовал у первосвященника объяснений.
Накануне вечером, перед тем, как отправиться в опочивальню, за Иисуса из Назарета настоятельно просила супруга Пилата, высокородная Клавдия, женщина с массой иных достоинств. Немногие способны  отказать жене на пороге спальни, даже если жена - мегера. Пилат пообещал разобраться.

История умалчивает, кто ходатайствовал за Назаретянина  перед  самой сиятельной Клавдией. Невероятно, чтобы нищий иудей  и аристократка-римлянка лично как-то  пересекались. Позже Клавдия говорила, что Иисус ей приснился.
Приснился, так  приснился, суть  не в этом. А в том, что Пилат, подчеркнув ногтем на папирусе имя Иисуса, глянул  на первосвященника так, что у другого бы задрожали поджилки.

-- Послушай, Каиафа, - вкрадчиво молвил Пилат. – Какая-такая  необходимость казнить этого сумасшедшего проповедника  вместе с отъявленными бандитами? Не лучше ли в данном случае продемонстрировать милосердие власти? И помиловать несчастного бедолагу в канун праздника Песах, как, кстати,  велит ваш иудейский обычай? Милосердие напоказ, уж поверь моему опыту, действенней  в плане приведения толпы к покорности, нежели чем свирепость.

-- Невозможно, - возразил Каиафа, что удивило прокуратора  больше, чем странное ходатайство жены. Женщинам пристали капризы, но людям зависимым, отличное от патрона мнение иметь не пристало.
–- Назаретянин есть величайший государственный преступник, не чета мелким злоумышленникам  вроде Дисмаса-Гестаса, - пояснил первосвященник. - Назаретянин смущал народ тем, что он есмь Царь Иудейский.

-- А что народ? – оживился Пилат. – Небось, обхохотался, глядючи на этого так называемого «царя»,  в лохмотьях, в дырявой хламиде?
-- Народ как раз и потребовал казни Назаретянина, - мрачно доложил Каиафа и развел руками  в знак того, что сам-то он  ни при чем.
-- Вот как? – подросло удивление прокуратора.
-- Именно так, ваше превосходительство, - вздохнул  Каиафа. – Этот парень, Назаретянин, всем, кто последует за ним, пообещал вечную жизнь, намекая, что он – божий сын, и, стало быть, при делах.

Пилат был заинтригован.
-- И что?
-- А то, что народ хочет знать. Действительно ли Назаретянин останется жив, если его слегка распять и помариновать на кресте?  Слова словами, но не мешало б проверить. Если Назаретянин – бог, от него не убудет.

Пилат задумался.
-- Нельзя иначе решить вопрос?
Первосвященник пожал плечами и уставился в потолок.

-- У твоего народа две проблемы, Каиафа, - хмыкнул Пилат. – Это доверчивость и любопытство.  Мало вам повестись на бредни бродячего шарлатана, так надо ещё обязательно эти бредни попытаться претворить в жизнь, дабы лишний раз убедиться, что вас развели, как последних лохов.
Первосвященник обиделся.
-- Не только у моего народа такие проблемы. Взять русских**, к примеру.

-- Ладно уж, - махнул рукою Пилат. – Вокс попули – вокс дэи. Давай твой приговор. Подпишу.
-- Ваше превосходительство сказало  «вокс попули»? – то ли недопонял, то ли недослышал первосвященник.
-- Это, Каиафа, латынь. В переводе: глас народа – глас божий. А теперь – ступай. Мне надо умыть руки. На рынок сходить, купить Клавдии новую тунику. Подозреваю, что меня дома ждет большая головомойка.


* Потребности: 1-ая - дышать, 2-ая - пить; 3-ья - есть; 4-ая - получать удовольствие; 5-ая - секс; 6-ая - знать
**Ошибка корректора. Каиафа очевидно имел в виду этрусков.