Калейдоскоп-4

Соколов Александр Васильевич. В управлении Куйбышевской ЖД  служил чернорабочим. Местная шушера из обслуживающего персонала  за массивный нос величала его Курносыим. Войну он прошел в 4-й армии Лелюшенко, был командиром роты ИС. Бои вспоминал редко. Однажды лишь с неприязнью рассказывал, как под Корсунь-Шевченковским, давя окруженных немцев и власовцев, потом отскребал с гусениц человеческое мясо.
Любил выпить, и фронтовые его воспоминания в основном из этой области. То они находят где-то в Румынии автобус с огромными флягами спирта, то, уже в Венгрии, распивают местное вино.
В танке у него был специальный рукомойничек. Только вода в нем водилась редко.
—Ну, а в бой ты как: что, всегда пил?
—Не всегда. Но, если не выпьешь, как-то не так все. Тяжело на душе.

Рентгенкабинет. Пациент, обнажившись по пояс, идет к аппарату. Он, плоский, как вяленый лещ, каждая жилка наружу.
Врач:
—Куда?
—Что «куда»?
—Куда ты пошел, тебя спрашиваю? К окну становись, на солнышко. И так видно будет!

В любом месте города можно было встретить эту согбенную, придурковатую тетку, которая могла подойти раз десять на дню и, жалостно заглядывая в глаза, попросить:
—Дяденька, дайте, пожалуйста, пятьдесят копеечек.
Потом появился еще один тип. Молодой, здоровый.
—Дай три рубля! — бесцеремонно просил он, едва завидев, как будто мы близкие люди.
—Пшел вон!
Он тут же трусливо отворачивался и шел туда, куда его послали. Причем, без всяких обид.

—Такая барышня! Вы не должны ходить по лесу одна. Помните, что чуть, было, не стало с Красной Шапочкой?
—Это была сказка.

Утомленные кайфом. Тянет на помойку, к бичам, проституткам.

—Тебе легче. Ты, в случае чего, можешь к любовнице старой завернуть.
—А ты — нет?
—А у меня пока только одна верная подруга — Манька Кулакова.

На обочине машет рукой какая-то бабенка. Страшная, грязная.
Водитель — напарнику:
—Будешь?
Тот морщится:
—Не, я столько не выпью.

Дарданелла Кирпич

Хасан Петрович

—Извиняюсь, вы не могли бы отказать мне  в одной услуге?

—Есть кто живой?
—Пока есть.

—Вы к женщинам как?
—Как зимой к холодильнику. Только в самом крайнем случае.

Проехали на  красный. Инспектор на оправдания водителя:
—Ну, что — «виноват»? Представь: перед тобой не просто «кирпич», — стена! Ты бы поехал на стену?

Рубрика «Невероятное»:
«Недавно в российской глубинке был изобретен автомобиль, который приводится в движение пинками!»

Хасан:
—А как называется у вас дырка от попам?
—Очко.

Презентация новой компании. Музыка, девочки в нижней одежде. Солидный господин в черном фраке и белой сорочке с бабочкой:
—С сегодняшнего дня на этом месте будет функционировать минеральный источник. Мы напоим весь ваш город!
Разговоры в толпе:
—А что здесь раньше было?
Кто-то вспомнил:
—Общественный туалет.

Подумали — сообразили. Для начала по стакану на брата.

Поликлиника, коридор. Медкомиссия. Ждут доктора. Посматривают на часы. Все куда-нибудь торопятся.
Появляется дедушка в белом халате. Строго обозрев очередь, заходит в свой кабинет.
—Суров, — огорчается кто-то. — Долго нам еще здесь сидеть.
—Ты что, — возражает ему знающий мужичок. — Он с виду только такой. Этот дед нас здесь всех за пять минут отшлюзует!

Болезнь всех любителей говорить: они никого не слушают.

Барагозить.

—Чего купить нельзя, а продать можно?
—Дружбу.

У доктора.
—Пьете?
—По праздникам.
—По всем?
—Только религиозным!
—У нас их много.
—Так ведь и на здоровье пока не жалуюсь. Все ж — ради Христа!

—Хорошие сигареты. Курить невозможно!

Макар Захребетный, передовик каптруда.

Полемика эпохи капитализма. Стороны достают  пачки денег и начинают выкладывать их на стол, как в игре в «пьяницу», по одной бумажке. У кого бумажек больше, тот выиграл. В результате появляется власть, слава, нефтяная жила в Сибири и толпы хищноватых невест и приятелей.

Зима. Тайга. Сломался «КрАЗ»: срезало болты на хвостовике кардана. Что делать? Водитель собрал ключи и запасные болты и, расстелив под машиной брезентовый полог, начал ремонт.
Кардан у «КрАЗа» расположен под днищем в глубокой нише. Просунув туда голову, мужик подпер провисшую часть плечом, заменил и аккуратно затянул все болты. Все. Слава Богу! Облегченно отбросил ключи в сторону и… похолодел от ужаса. Вал кардана не выпускал его голову из ниши днища. Он пробовал всяко, но ничего не выходило. Надо было снова откручивать кардан, а до ключей уже не достать, они на самом краю полога. Если вытянуть ногу, сантиметрах в двадцати от носка.
Мороз за двадцать. Дорога безлюдна, как Луна. Уже хорошо, если в сутки по ней пройдет одна машина. Но может не быть никого. Становится холодно. Мерзнут ноги, руки, шея. Неужели все?
Пяткой он подтянул к себе край полога. Он делал это очень осторожно, но один ключ все равно сполз в снег. Причем основной, который был нужен. Когда хочешь жить, мысль проясняется и становится изощренной. Он снял с правой ноги ботинок, носок и вставил между пальцами жало отвертки.
—Достал, значит? — спросили потом в гараже.
—Как видите…

—Прелестная! Ангел!
В сторону, охране:
—Зачем ты ее пропустил, идиот?

—А так бывает?
—Есть маза.

Вскочила с постели:
—Все, развод!
—Ты что?
—Ты меня только что Зоей назвал! Кто эта Зоя, любовница новая твоя?
—Ты!
—С каких это пор? Десять лет со мной прожил, а так и не узнал, с кем живешь?
—В том то и дело, что узнал, поэтому и говорю ласково: «Зоя», — «змея особой ядовитости».

Жмуриков-Замогильный.

Муж:
—Где ты была?
Жена:
—Меня изнасиловали.
Тот, отмахиваясь:
—Это — минутное дело. Я спрашиваю, где ты  была всю ночь?!

Бабушка:
—Может, заодно вы и кран мне почините? Ничего не пожалею для вас!
Слесарь:
—Только интима не предлагать!

—Можно вас?
—Здесь можно всех!

Существуют, по крайней мере, три типа женщин. В одних хочется влюбляться, с другими спать, с третьими просто о чем-нибудь побеседовать. Еще, правда,  еще один тип, с которым не хочется ни того, ни другого, ни третьего. Пусть работают!

Лихо сманеврировав попкой, она подцепила его на матримониальный крючок.

Самая дурацкая смерть — уйти, не оставив о себе никакого следа.

Зашел к проститутке — попрощался с любимой.
Все лучшее в мире ориентировано на богатых и удачливых, и лишь законы и религия созданы для тех, кто остался в стороне от праздничного стола. Дабы их обуздать и утешить.

Любовь и супружество. Поэзия и проза инстинкта.

—Бросил  стройку, занялся более приятными делами. Стал продавать чай, машины, катался по Руси. Но все хорошее когда-нибудь кончается. И вот опять я с мастерком и лопатой.
—Земля круглая.
—Ох, лучше бы не ходить по этим кругам.
—Других нет.
—Почему же? Некоторые с «копейки» пересаживаются на джип, от станка — в кресло министра.
—А   потом опять — в «газель»?
—Бывает и так.
—И на выходе, возле дома, — бригада из вытрезвителя?
—Возможно и это.
—Вот я и говорю: земля круглая.

Мы знаем, что любовь купить нельзя.
Нельзя, пусть так. Но тело — без вопросов!
ТВ. Программа «Бабий бунт». На «эшафоте» знаменитый Никас Софронов, гламурный художник.
 Рассказывая о своих женщинах, он про одну из них сказал так: «на нее можно закинуть ногу.
 Поднялась красивая дамочка лет двадцати пяти:
—Никас, скажите, я вам нравлюсь?
Тот пожимает плечами, улыбается.
—Ну, если нравлюсь, вы можете закинуть на меня сразу две ноги.

Туман. День выбирается из ночного холодильника и, постепенно отогреваясь, дымится на дорогах.

Утро. Остановка автобусов. Девчонки лет по 12-13, в зубах сигареты.
Прохожий корит:
—Не рано ли?
Те, словно не понимая, о чем речь, смотрят на часы и тут же парируют:
—Да нет. Уже девять.

—Мужчинами нужно руководить! Но так, чтобы они этого не замечали!

Улыбнулся, а со стороны показалось, что проглотил тухлое яйцо.

Загс — слишком большая цена за случайную встречу.

—А у вас нет?
—Есть.

Под « мухой» все красавицы.

—С *** ли баня покосилась!

—Залупа тебе на воротник!
—Зачем?
—Чтобы шею не терло.


Реклама частной клиники, занимающейся простатитом:

Секс — мужской спорт!
Оставь свой гемморой у нас!
Мисс Фекалия.
Перетяжка над Южным шоссе:

Мы вешаем лучше!

Не  хватает иллюстрации: «счастливчик» на веревке.

—Это Гуй Хантер.
—*** кто?

Самара. Показывают цех по производству самых современных ракет. Все в белых халатах, стерильная чистота. Генеральный конструктор — журналистам:
—Здесь впервые применена самая современная цифровая техника.
Невдалеке за столом — пожилая женщина, видимо, учетчик. Она перебирает какие-то бумаги и деловито, не обращая внимания на новости электроники,  пощелкивает косточками еще пра-пра-прабабушкиных счетов.

На всякий противозачаточный.

Деревня Мотыговка.

Он воспользовался ее молодостью, она — его деньгами.

Неприятности —  часть нашей жизни. Их надо воспринимать как должное, и просто готовиться к ним, как к войне, страхуя нервы и все остальное.

Внизу, под балконом, поигрывает гирляндами новогодняя елка. Припорошенные снегом сосны,  искрятся в лучах городских фонарей.  Здесь, на Волге,  хорошо даже ночью. Смутные очертания Жигулевской гряды, огоньки деревушек, затерянных в морозной мгле. А вон они, наши Зеленые острова, темнеющий архипелаг, окованный льдами. Теперь туда не пробиться — все в заборах и виллах. Вспомнилось вдруг, как мы варили там перламутровок. Бледные силуэты облаков стремительно проплывают мимо.  Как люди, как годы, как жизнь. И надо всем этим — Луна, бесстрастный небесный старожил.

2008

Тост.
—Не Новый год управляет судьбой, а мы сами. Наша воля и случай. Поэтому, поднимая сейчас свой бокал, хочу пожелать всем не только манны небесной. Ее, может быть, и не будет. Пусть лучше сбудется то, к чему мы и так стремились многие годы. За наши мечты, друзья! За наши надежды!

—Ах, сучка ты вербованная!

—Чем он занимается?
—Да ничем. Такой же работяга, как мы.

Наши совместные пьянки напоминают строевые смотры: все здесь плечом все к плечу, стакан к стакану.

Я вижу свою жену еще реже, чем лунное затмение.

—Еще по сто пятьдесят?
Печень в сомненьях:
—Не хватит ли?

Давая в долг, больше всего боишься потерять веру в еще  человека, которого считаешь порядочным.

Многие рекламные издания даже не подозревают, какой популярностью пользуется их макула… , то есть литература, у кошек. Моя Маруська, например, когда ей приспичит, не признает ничего другого.

—Сегодня выходной. Пойдешь с матерью по магазинам!
— Я лучше мусор вынесу.
—Этого мало.
—Я целую неделю буду выносить мусор!
—На эти мелочи ты меня не купишь.
—Пап, ну, хочешь: я буду хорошо учиться?
Отец миролюбиво грозит пальцем:
—Смотри!

Первый блин, как первый взгляд: может сразить, а может и выпечься комом. Все зависит от того, как разогрета сковорода.

Непонятая шутка граничит с оскорблением.

—Настя, апельсин тебе дать?
—Не буду я твой апельсин, — пробурчала она.
Но, немного подумав, добавила:
—Я домой его с собой возьму.

Под старости лет ощущаешь себя, как дембель: ты еще здесь, но уже никому не нужен.

Эротировать

Все по чесноку — по-честному.

—Ты дуру-то не гони!

Штаты — мировая братва.

Чем больше пьешь, тем больше нравится  некрасивые бабы и Петросян.

Стоит ли тратить время в попытках взаимного проникновения, куда не надо?

Объявление перед входом  в публичный дом:
    Не можешь дать — уходи!
Загадка некоторых женщин заключается лишь в том, что они стремятся взять все и всюду, не понимая, что  в некоторых случаях выгоднее что-то отдать.
Пьем, курим, толкаемся по борделям и  казино, припоминаем друг другу старые обиды. И все это вместо того, чтобы заняться чем-нибудь сообща.  Ко взаимной пользе.

Чмырь запомойный.
При всей кажущейся несхожести, по крайней мере, три состояния, можно назвать, если не судьбоносными, то весьма поучительными для любого, чьи помыслы сосредоточены не только на дне давно пустого стакана. Это — любовь, серьезное похмелье и, наконец, какая-нибудь обыкновенная хворь. Тот же грипп, понос, перелом, — случайность, такая же непредсказуемая и порой роковая, как рундук в деревенском сортире, сработанный еще при Иване Калите.

Переключая ТВ на другой канал, она со скукой заметила:
—Несерьезный он какой-то, этот Пушкин. Писал, писал, а умер на съемной квартире. Детей наплодил, а дома собственного не построил.

В морозном воздухе колом стоит угарный смог. Серые дымки лениво струятся из темных труб. Снежок, слегка припорошивший за ночь дорожную наледь, искрится и ритмично похрустывает под подошвами.

Некогда вспоминать и думать. Живем одним днем, как коровы.

Муж, охая:
—Шея болит. Всю ночь не спал.
Жена:
—Храпел вовсю. Все бы так не спали.

Вспоминая, осознаешь себя и свой путь. И хуже всего, если скажешь: что толку?

Не берусь судить других, сужу себя. Я — растяпа!

Весна. Солнышко вальяжно прохаживается по закопченным сугробам. Из-под колес во все стороны летит ожившая грязь.

Легкая плесень облаков.

Когда глаза вдруг взбеленят нахлынувшие невесть откуда воспоминания,  стакан дрогнет в в зачерствевшей руке и потянется к друзьям.  К кому-нибудь солидарному. Их много было когда-то, разных, но близких.  А что же теперь? Стучу стеклом в микрофон телефона. Единственный, кто остался, — и тот за тысячу верст. Время сужает радиус арены, на которой блистал, и сводит его, в конце концов, до размеров ямы метр на два и два глубиной.

Бульдозером  разравниваю воздух, из пушки палю по воробьям. Стиль в котором  живу.

Пью чай. Взгляд уже полчаса сосредоточен на единственной строчке, которая сегодня пришла мне в голову. «Глава первая», — написано в этой строке. Устав от созерцания этой обнадеживающей фразы, я начинаю смотреть на подоконник. На нем в лучах восходящего дня греется великолепный вяленый сом, распластанный мной на две половинки и густо присыпанный солью. Мысль покидает хоромы изящной словесности и переносит воображение к пивному ларьку, где в это время уже собираются некоторые из поклонников моего литературного дара.

Бегут ручьи. Все чаще из-за матового занавеса облаков проглядывает солнышко. Сугробы проседают под его изнуряющими лучами, чернеют, как негры и, расползаясь, сходят на нет.

Круиз по следам магелланов — занятие романтическое, но есть дела и на шестой части суши. Я снова меняю профессию. Я все потерял и  надо что-то строить. Браться за азбуку и снова,  уже в который раз,  начинать с буквы А.
Я постоянно раздваиваюсь. Между богом и дьяволом, Аполлоном и Мамоной, тем, что люблю и что вынужден делать, скрипя зубами. И, может быть, так я и буду брести всю жизнь, подобно ослу, впряженному в мельничное колесо.
Мы дети времени. Смутного коловращенья эпох конца XX-го столетия. Поколение без компаса, без руля и ветрил. Мы перекати поле, поэтому часто в нужный момент вокруг нас нет именно тех, кто так нужен.


Если хочешь повлиять на жизнь, иди в политику. Не попал, попробуй писать. Но это не так выгодно и не так быстро. Иногда это просто — жопа.

Из репортажа:
—Любой секрет успеха уникален. Но вот послушайте о совершенно уникальном секрете успеха.

Ох, знаю, знаю я это место. Там действительно хорошему могут не научить.

Мир вовсе не изменился со времен последней большой войны. События на Кавказе показали, что он по-прежнему лицемерен и жесток.

2009 — 2010

Оприлюднить

Гадючья слободка.

Добро пожаловать! Здесь можно все: срать в лифте, бросать мусор мимо мусоропровода, не закрывать зимой дверь подъезда!

Приподнял простынку над скатертью и, приглашая гостей, расторопно разогнал со стола тараканов:
—Ишь, черти, навалились на халяву!

Бабушка с внучкой игрют в дочки-матери.
—Доченька, надень маме штаны? — просит Настя бабушку.
Та:
—Мама должна сама на себя штаны надевать.

Если женщина захочет соблазнить, она соблазнит. И мужик соблазнит, если есть чем.

—Чем занимаемся?
—Ментую помаленьку.

То, что большинству представляется отдыхом, для некоторых просто работа. Это экскурсоводы, проститутки, спасатели на водах, моряки, артисты.

Хобби голубятника. Ставит перед голубятней капканы на медведей, чтобы истребить косящихся на его живность котов.
—Сорок штук уже грохнул! — говорит он с гордостью.

Перед Россией в ХХI веке стоит один главный вопрос. Это не то, как отстоять суверенитет или победить экономический кризис, а кому отдаться:— Китаю или Западу?

Сын, пять лет ему:
—А сколько американцев: тысяча?
—Больше. Их триста миллионов.
—Ну, тогда придется дяде Мише и тебе воевать. Один я с ними не справлюсь.

Денис прогнал Настю (маленькую племянницу) со своего дивана, чтобы не мешала ему спать. Она завалилась на другой диван и, растирая кулачками мокрые от слез глаза, стала ныть:
—Спать… спать хочу!
Как будто кто-то ей мешал вот тут же прямо и заснуть.

На тебя — как на Господа Бога: надеяться хочется, вот только смысла большого нет.

Новодевичье.
—Я Ельцин где, не подскажите?
—Какой там Ельцин, здесь такие люди похоронены!

Женщина, обнажающая интимные части тела, должна думать не только о моде, но и о мужчинах, многие из которых не способны противостоять столько откровенной провокации. Показываешь всем, значит ты для всех, и, если тебя еще не затащили с ходу в постель, это только потому, что тот самый маньяк пока озабочен другими.

—Ой, не могу! — тихо воскликнул он, закусывая коньяк сочной грушей. — Алкоголизм — страшное дело. Приятное и страшное одновременно.

Значение имеет только то, что рядом, все остальное — абстракция, идеализм, сказки. Даже смерть. До времени, конечно, только до времени.

Когда значение имеют только деньги, играть словами, сюжетами, философией — дело пустое, грозящее просто отчаяньем.

Хочет каждый, но не всякий может себе позволить.

Культивирование винограда такой же интересный и бесконечный процесс, как любое творчество. Его можно подрезать постоянно, выделяя и ублажая каждую кисточку. Точно так же художник многократно отбрасывает все лишнее из своего творения, ради того чтобы картина получилась лаконичной и яркой.

Вострилова, преподаватель русского и литературы, милостиво ставит «четверку» на выпускном:
—Ты знаешь, Леша, эти предметы не для тебя.
В результате — филфак, стал писателем.

****орванистость

—Ума бы тебе поднабраться.
—Где бы только?

—Чего ты там роешься: клад ищешь, что ли?
—Клад! На фугас на немецкий  бы  не нарваться.
—А клад если найдешь, скажешь?
—А если — другое?
—Услышу сам.

Двухэтажная физиономия, что-то от Фернанделя.

Там было так тесно, как будто небо было заселено не звездами, а гражданами Китая.

У «Газели», водителю:
—Можно пешком постоять?

В жизни каждого много граней. Одна лучше, другая хуже, одна ярче, другая бледней. Но это твоя жизнь, поэтому  в ней все по-своему дорого.

Ограждая себя в чем-то второстепенном, ты просто мобилизуешь энергию и ресурсы на нечто большее. Главное, захотеть, поставить задачу.

Поощрив вырубку винограда, два дуролома, Горбачев и Лигачев, оскорбили традиции и внесли серьезную лепту в размежевание ранее дружественных народов.

—Кто за здоровый образ жизни?
—Бабушка.

Испытать самому и передать этот опыт другому – разные вещи. Первое – удел всех, на второе способные только единицы.


Реклама:
—А вы знаете, что бриться «Gillet Huden» не так дорого, как может показаться? Дешевле – только не бриться совсем!

Больные целыми днями шландают по длинному коридору. Тридцать шагов в одну сторону, тридцать – в другую, словно собаки на цепи.

Правдожопинск.

Выпердыш.

—Здравствуй, дорогой. Чего ты на меня так смотришь?
—Не знал, что я для тебя дорогой.

Даже не православие, не ислам, не что-либо подобное сплочает наш народ до сих пор. Война, далекая война с немцами. Память о том, что действительно сплачивало.

«Газель». Расплачиваясь, пассажир протягивает «штуку»:
—Не разменяешь?
Водитель медлит. Если деньги фальшивые (проверить нечем), день у него насмарку. Отмахивается: мол, ладно, выходит так.

—Ты встань на мое место!
—Чего мне там делать?

Астровенеролог.

За свою жизнь мы сходимся и потом оставляем стольких, что трудно уже сожалеть о ком-то конкретном. Хотя такие люди есть.

Телемост из Великого Устюга.  Дед Мороз космонавтам:
—И, пожалуйста, помните: Земля – круглая!

Комитет свободных ассенизаторов Средней Волги.

Эпитафия:
«Вот и все».

Бог создал их, чтобы пить друг из друга кровь.

Из заявления в прессе:
«Сама по себе операция прошла успешно. Но пациент умер».

—Фак ми!
—А я что делаю?

Разговор в очереди у гинеколога.
—Ты на каком сроке?
—Я девственница.


Так ничего себе с виду, но двигается, как утка, переваливая свои телеса с ноги на ногу.

—Между прочим!
—Между чем?

—Доктор, я смогу с этим жить?
—И с этим, и с тем. Со всеми сможете!

Краем мелька. Мельком глаза.

Розовощекая, кругленькая, с носиком-пуговкой, — ну, прямо из сказки «Три поросенка».

Старая клизма!

Какое же поколение будет все-таки любить Россию? Государство, царя, его слуг? Не будет толпами, как в 41-м, сдаваться  на милость заезжего барина в надежде, что он будет хоть чуточку лучше, чем свой.

Чем дольше живешь в России, тем круче желание дать кому-нибудь по морде, особенно тем, кто учит тебя жить!

Тяжелые, серые облака дрейфуют над городом. Раскачиваются на деревьях голые, сирые ветки. Все в лужах и холоде.

Из объяснения:
—Я, Кучонин Армян… тьфу, Роман Семенович…

—Как она тебе?
—Ну, не знаю…
—Нет, все-таки, скажи: как?
—По-моему она — на любителя. На очень большого любителя.

За каждым поколением, за каждым его культурным слоем тянется определенный духовный пласт. Большой или маленький — не в этом дело. Главное то, что он сопровождает его повсюду. Это — точка преткновения вообще, особенно с людьми иных взглядов. Порой — просто стена. И в то же время — пропуск в мир посвященных.

Дружба — это бескорыстие, самоотверженность. Женщины, по природе, другие.

—Да вы, оказывается, Шаляпин, Коля
—Похоже?
—А то!   

—Дездемону ему жалко? Я жену не жалко, когда ты  суешь ей с получки какую-то мелочь?
—Люба…
—Я тридцать лет  Люба, и что? Гони остальное! Мы эти песенки знаем.

Если время тянется слишком долго, значит, ты не там и не тем занимаешься!

Диалог по телефону с любовницей.
Он:
—Давай встретимся?
Она:
—Зачем?
Он:
—Хотя бы еще раз?
 Она:
—Все равно это ни к чему не приведет.
Он:
—А к чему это должно привести?
Она:
—Я не знаю…
Он:
—Ну, приходи. Я один. Клянусь, ничего не будет!
Она:
—А это вот — уже оскорбление!

«Лихие» Девяностые? Они вовсе не в прошлом. На нашем телевидении они каждый день. Так чего же можно изменить таким образом в умах молодежи, между прочим, как раз развращенной тогда закордонными видиками? Смотрите уголовную хронику!

Глядь в кошелек, а там пусто. Оглянулся назад, в прошлое, а там ничего.
—А! Э! Как же так?!
А что положил, то и нашел.

В Интернете легче, чем в жизни. Любая компания на любой вкус! Утесов, Гальцев, Карцев, Жванецкий, Плятт, Герд, Миронов… Пей — не пей, но как тут заснешь, когда вокруг такие люди!

Я не писатель. Я фантазер. Колосов тоже фантазер. И Игорь Олейник. Я просто фантазер более грамотный и, возможно, более опытный. Только в этом мое преимущество.

 Мозг стремится ко сну и водке . Страхует себя от депрессии.

Те, кто клянутся в дружбе или любви, всегда предают. Это факт. Вопрос времени.

За ПК с интернетом шикарно. Пишу как бы за столиком во Всемирной библиотеке. Любая информация под рукой, любые звуки, — все, что вдохновляет и радует.

—Здоровьишко как, — не балует?

Попогребский

Тот, кто не может признать, что  не прав, — слабак. Это в лучшем случае.

—А что он делает?
—Крутого из себя варит.
—И как у него это обычно: получается?
—Огонька не хватает.

Зачем мы ходим на концерты, если мы их можем легко просмотреть в Интернете, лежа на диване? Есть духовный вакуум — заполни его, но почему с какими-то трудностями? Себя показать и на других посмотреть? Возможно.

Ее появление в каждой сцене сопровождается фишкой: она  возмущается, что  муж у нее что-то украл. Причем, по крупному:
—Здесь гриб был: где он, почему ты его взял?
—У меня в холодильнике было восемь яиц, сейчас семь. Где еще одно?!
И т.д.

Жена: та-та-та. Глаза вот-вот лопнут от ярости.
Муж:
—Температуру померь. Может, пора принять лекарство?

Молодость — это суета. А что есть суета? В общем-то, поиск своего алгоритма, своего fa;on de parler. Возраст выпестывает фасон и учит не делать лишних движений.

Внешне ярких людей много, но приходит осень, зима — и все исчезает. Не верится даже, что этот был Апполоном, а та бывшая Мисс Мира, за которой охотилась целая свора самых породистых кобелей.
А есть еще люди, которые светятся изнутри. Они, может быть, и не так эффектны, не так поражают одеждой и природными формами, но тоже красивы.  По-настоящему. На вечно.

Чему учит история, — ну, скажем, история минувшей Большой войны? Она  учит многому. Тому, например, что бездарное руководство может превратить в поражения даже самые перспективные битвы. Что цивилизация, даже самая  вышколенная, самая безгрешная как будто, на поверку, если ее хорошенько взрыхлить, — лишь тонкий налет, мишура на  шкуре первобытного варвара. Все относительно. И все же нужна Пандора. Жить сказкой — не прихоть, основа жизни!

Никто не старается для другого без всякой пользы для себя. Есть, редко, но все же встречаются, правда, такие люди.

—Странно ты говоришь. Пришепетывать начал. В прошлом году этого не было.
Старею, подумал я, но вслух не сказал. Все еще петушусь перед девушками.
—Может быть, на природу съездим?
—Вряд ли, — слабо улыбнулась она, отстраняясь от моих объятий.
—Злишься?
Опять улыбнулась.
—Давай договоримся так, — сказала она, положив мне на грудь свои маленькие, теплые ладошки,  — мне главное, что ты есть, а личная жизнь у меня, ты знаешь, другая.

—К чему взаимные упреки? Ты лучше всех!
—Хам!

У пивной, сглатывая слюну:
—Не зря прошелся по карманам!

Человечество – страшная штука.

Глазенками — луп-луп, зубенками — лузг-лузг (шелуха только в сторону от семечек):
—От книг — только пыль!
Вот этому она за свои пятьдесят научилась.

—Христос воскрес!
—Да вы что?!

Пасха. Пацаны шныряют по квартирам.  Звонки тут и там:
—Христос воскрес!
Традиция, все чего-нибудь да дают. Потом бабушки на развалах все это толкают с лотков на новый  круг.

—Христос воскрес!
—Во истину, во смятку!

Десантник Антон с лихой фамилией Ни-черта!

Если в лоб тебе летит снаряд, какая разница, как он называется: «Кадиллак» или вазовская «семерка»?

—Уже есть?
—Еще было.

Мне что? Мне, как сказали, так и будет.

—А что я, — свинья совсем, что ли?
—Темно, пацаны. Не вижу, кто из вас хрюкает.

Прошлым живут бедные духом, сильные устремляются в будущее. В настоящем обитает только посредственность.

Тот, кто не склонен к надеждам, живет спокойней. Нет поводов к разочарованиям.

Из «Пьяного рассвета» с Гибсоном:
«...считается, что дружба длится вечно. А может быть, она изнашивается. Как все остальное?»
И когда признаешь это, становится так одиноко!

Что такое «хорошо», а что — «плохо»? Вот, собственно, главные вопросы, которые мы задаем всю жизнь себе,  друзьям и книгам.

Лучше думать о хорошем, плохого и так полным полно.

Жара. Испепеляющая мощь природы. Думается об апокалипсисе и неотвратимости судьбы.
Следить за прогнозом погоды в последнее время — это уже что-то из области футбола, когда ждешь от нашей сборной какого-нибудь чуда. Романцев, Хиддинг, Адвокат, — берутся многие. А эффект один: нет эффекта! Жара, сушь, дождем даже не пахнет.

Не смотрите на лица, надо — в души! Вот что придает общению перспективу.

Из моего новояза: «Столентус» — глубокий старик.

Когда представляешь себя в Вечности, многое кажется бессмысленным и бесполезным. И, тем не менее, движешься вперед. Чувствуешь — надо!

Где в нашем обществе учат искусству — быть человеком? Ну, то есть разумному, доброму, вечному. В школе? На телевидении? В прессе?  Где-нибудь в государстве этому учат? Нет! А если да, то не сильно. Не назойливо. В каком-нибудь малозаметном углу.
Остается дом. А если и там — нет? Это же страшное дело. Страшная жизнь. Джунгли!

В возрасте понимаешь, что энергию может поднять только молодая спутница. Но на нее нет денег. А искать то же самое в сверстнице, — значит, наступать на старые грабли. Результат — одиночество и редкие связи с молодыми проститутками. Что-то это, конечно, компенсирует. Но не главное. Желания жить и творить, как не было, так и нет.

Лето, жара. Усталость.
—Квас?
—Да что вы.
Релаксирующее обаяние холодного пива…

Чужой конь устает быстрее (посл.).

Малоимущая милиция пасется по стройкам, как бичи по мусорным ящикам. Бывшие граждане общего когда-то СССР обустраивают, как могут, новую Россию. Та с ними строго:
—Прописка! Временная регистрация!
Редко у кого это есть, потому что все дорого, хлопотно. Сержант с недоумением рассматривает протянутую бумажку:
—Это что?
На свет появляется другая, такая же хрустящая.
—Так, уже лучше.
—А так, начальник? — к двум другим появляется третья.
—Ладно, работайте, — успокаивается страж. — Но чтобы все — по закону!

Трудно представить, что когда-то этот старик тоже был молодым. То же — с историей. И, тем не менее, Мономах, монголы, Петр, Ленин, твои предки и прошлое, — все это было.

Без гармонии нет уверенности в себе. Без уверенности нет будущего. Без будущего теряет смысл жизнь. Так, значит, смысл ее все же в чем, — в гармонии?

Любовь любовью, но женщина воспринимает мужчину прежде всего как инструмент для достижения своих целей. И пока дело движется, она рядом.

Смысл водки в закуске. Если этого нет,  то ты просто жлоб и пьяница!
 
Духовность и прагматизм — вот основной конфликт отцов и детей на стыке ХХ-го и ХХI-го веков. В результате поколение отцов оказалось потерянным. Неспособным отбросить старые ценности. Кому нужны сейчас поэты и их романтические мечтания. Все уже, пожалуй, усвоили, что жизнь дается только один раз. И лучше ее прожить на каких-нибудь Канарах, купаясь во всемыслимых удовольствиях, чем лишь мечтать об этом, прозябая за компьютером в жалкой каморке на окраине Тьмутаракани.
Не каждому дано? Да. Поэтому и существует искусство. Но каждому хочется, поэтому существует оно сейчас в основном очень плохо.

Большинство людей не знает, чем занять свою голову. Ничего удивительного, ибо это наука, талант.

Дружба часто спотыкается через женщин и деньги.

Бог — это время. Оно и дает и отнимает.

Время проходит. Все вроде бы помнишь. А думаешь: было или нет? Может быть, нужно просто зайти в гости и тебя встретят. Мать, отец, любовница, — живые и здоровые, у, почему бы не войти еще раз в одну и ту же реку?

«Запутанная жизнь не бывает долгой».

Нет ничего позорней, чем попрекнуть ближнего куском хлеба. Особенно им же и заработанного.

Молодость опирается на энтузиазм, зрелость — на опыт.

Во власть стремятся не за справедливостью, а за уровнем жизни. Своим собственным, но не всех остальных. Это просто невозможно физически. На что же тогда надеяться толпе? Как обычно — на сказку. На ящик Пандоры, в котором, как известно, нет ничего, кроме надежды. То есть пшика…

Надежда — это беда?

Внешность у женщины и кошелек у мужчины — самые сильные козыри и мотивы большинства их поступков. 

Находишь то, что ищешь. Даже в друге можешь найти и приобрести себе врага.

Смерть никого не делает красивым.

Для чего нужно знать Островского, Пушкина, Горького и т.д.? Внутри их творчества — общепонятная образная система, помогающая свободней общаться и понимать друг друга. Ты не тратишь слова, чтобы объяснить, с кем познакомился, — говоришь просто: Манилов. Или Собакевич, Обломов, кто-то другой из обширной галереи общих знакомых.

Мне: нужно читать все, что попало. Даже если не нравится. Чтобы познать в жизни все.
Прутков: нельзя объять необъятное! Времени нет.
Другой:
—Сосредоточься на чем-то одном.
Прутков: всякий специалист подобен флюсу. Познания его однобоки.
И опять она посередине, проклятая истина!

Чтобы кого-то понять по-настоящему, надо прожить его жизнь. Прочитать его книги, прослушать его музыку. Посмотреть фильмы, которые он смотрел. Пообщаться с его друзьями, подругами, учителями. В действительности это невозможно.  Есть только один человек, который меня понимал, сказал как-то Гегель. Но подумав, добавил:  и то он меня по-настоящему все же не понял.
Как говорил один чеховский персонаж, темна вода во облацех.

Жизнь, как и хорошая музыка — серьезная штука. Не всем это нравится.

 «Мы открылись!» — сообщает очередной новоявленный коммерсант.
Кто придумал этот рекламный ход? Наверное, он в начале работал. Но со временем, когда был уже затерт до дыр,  он звучит  вроде издевательского:
—Здрасте, я ваша тетя!

Чтобы пилось с удовольствием, нужно устать. И чем сильнее усталость, тем ярче кайф.

Образованный человек среди черни — беда. Беда для всех, и него самого в первую голову.

Человеку хорошо только там и с теми, где он может самореализовываться.

Это, наверное, интересно: обсуждать творчество других. Обязательно посмотреть или прочитать и обсудить. Культурная всеядность. Но жизнь у каждого вырабатывает свои пристрастия. Все, что попало, есть не хочется. Да и все меньше времени на это.

Кто-то обсуждает, а кто-то творит. Кто-то делает историю, а кто-то просто в ней живет.

Сижу в «газели» рядом с молодой дамой. Через несколько остановок она пересаживается на другое место. Думаю, черт, опять забыл постирать рубашку! Был бы моложе лет на десять, сгорел бы от стыда.

Замужество для женщины — этап карьеры, во многих случаях — мода и очень редко — позывы любви. В лучшем случае, это страсть. А  для мужчины?

Друзья. Давно не виделись. Встретились, чтобы выпить и поболтать. После первой один достает телефон и начинает гонять непрестанные эсэмэски какой-то знакомой. Второму скучно. После второй уже думает: не пора ли домой?

—Что было бы, если бы я однажды не полюбил джаз? Я так и остался бы человеком с двумя рок-н-ролльными извилинами.
—А так у тебя сколько?

Ее научили думать только о деньгах, поэтому она живет на лекарствах. Ведь деньги, как известно болезнь.

—Ну, что ты молчишь? Не знаешь, что ответить?
—Пачкать о тебя язык неохота.

Нет ни черного ни белого, есть жизнь. Оценки —  только реакция выигравших или пострадавших.

Библия, церковь — универсалы нищих духом. Тех, кто не может вознестись до собственной религии.

—Правильно?
—Совершенно колбаса!

Добра не помнишь. Оно, как воздух: его просто воспринимаешь и все. Со злом сложнее. Зло просто так не воспримешь, оно заставляет думать, страдать. Оно учит. Бьет, а не просто гладит по головке!

—Неисправимая, кондовая стервозность, которую не объяснить логикой. Назло себе, но все равно пакостит.
—Но ты же тянешься к ней?
—Тянусь.
—Зачем, когда все так плохо?
—Из вредности.
—А может, это просто любовь?

Тухлое мясо свежим не станет. Так выбрось, возьми себе свежего! Привык? Жалко? Но это же — тупик, жопа! Надо что-то решать!
To be or not to be?
Вот так, из какой-то ерунды — «Гамлет».

Москва — мир событий. Она интересна тем, кто любит события. Деньги, блеск, славу. Умеренные люди ее посещают просто из любопытства. Ну, словом, так или иначе, это — пуп русского мира, его Мекка. Что-то вроде порно: ругают все, а подсмотреть хочется!

Фотография, как и смерть, фиксирует только мгновение, а жизнь —  постоянная суета. Поэтому мы на своих фото часто похожи на покойников. Особенно это заметно на официальных портретах.

—Товарищи, тут все ясно. Никаких неясностей быть не должно.

Время проходит. Все вроде бы помнишь. А думаешь: было или нет? Может быть, нужно просто зайти в гости и тебя встретят. Мать, отец, любовница, — живые и здоровые, а, почему бы не войти еще раз в одну и ту же реку?

«Запутанная жизнь не бывает долгой».

Нет ничего позорней, чем попрекнуть ближнего куском хлеба. Особенно им же и заработанного. Но это у нас семейная традиция.

84-й. Ленинакан. Страна помогает Армении восстанавливать разрушенный землетрясением город. Едет «КамАЗ», везет в огромной цистерне цемент. И вот машина застряла. Рядом трактор. Тракторист, армянин.
—Выручи?
—Без проблем, брат!
Раз — и готово.
 —Ну, что, плати!
Водила наш, русский. В кармане ни гроша, живет, как и все, от зарплаты до заплаты. Он искренне полагал и думал, по газетам, что все люди братья. А каждый армянин — уж тем более брат, особенно тем, кто помогает ему в трудную пору. Он просто оторопел:
—Но мы же для вас здесь строим!
Тракторист молча сел в трактор. Через минуту перед грузовиком выросла гора всякого мусора, через две — такая же появилась сзади.
—Пока брат, — крикнул армянин на прощание. — Не знаю, как вы, а мы всегда и везде работаем только за деньги!

Скажи, кто твой друг, —  и я скажу, кто ты. Это верно, но только отчасти. От той части твоей души,  которой ты соприкасаешься с тем или другим.

Великие исторические события нередко делают заметными и ничтожных людей, оказавшихся в их стремнине.

Сила отнюдь не всегда является провозвестником прогресса. Испанцы уничтожили великую культуру инков, древнейшую цивилизацию. Они считали их примитивнее обезьян, хотя нередко таковыми  являлись сами. А были до этого еще и Атилла, гунны, а потом — еще Гитлер с компанией.

Дураквас

—Перец, что надо. В заднице аж шкворчит!

Концерт в Вене. Оскар Питерсон, старая уже развалина, еле ковыляет к роялю. Кажется: вот-вот упадет. Но вот он усаживается, кладет пальцы на клавиши. И все, старости нет. Он снова молод, напорист и жизнелюбив. Он колосс, мастодонт, сам себе памятник!

«Моление Даниила Заточника». Маленький человечек. Думает, что достоин в жизни большего. Может, это и так, но все в руках Господних, а руки Господа всегда очень заняты. Ему не до нас.
Это «Моление…» бессмертно.