Первая специальность

(Фрагмент автобиографической повести «Память – мой злой властелин»)

Здесь, в деревне Малый Подъельник, я получила свою первую специальность – «мастер по клёпке» (досочки для изготовления бочек). В этих бочках засаливали рыбу, коей было в те времена в Оби великое множество, и – на фронт. Туда же отправляли бруснику, шиповник, грибы – всё, что давала тайга и реки. А была тайга в этих местах богатейшей, обилие грибов, много белых, «боровички» – называют их ласково старожилы. Занятно, что они были верны избранным местам; посмотришь – нынче в грибной семье еще много малышей – не срываешь: пусть подрастут до завтра. Так и навещаешь свои живые заначки.

Черника... Её не собирают, её «берут» под звон комариного оркестра особым скребком, похожим на растопыренные пальцы. Черничные поляны, правда, очень далеко в тайге, которая имеет коварный обычай  не отпускать людей; заблудившись, они находят в ней свой вечный покой.
 Да и Косолапый не прочь полакомиться вкусной ягодкой.

Однажды  мы с целой ватагой деревенских подростков в поисках ягоды набрели (натокались, как местные говорили) на шикарную поляну, всю чёрную от ягод. Восторг и радость были звонкими, но не долгими: один из ребят наткнулся на медвежью «визитную карточку». Совсем ещё свеженькую.  Перспектива встречи с голодным зверем (только недавно задрал несколько коров в деревне) вселяла панический ужас. Со слезами досады мы бегом ретировались. Правда, вскоре нашли другую полянку, победнее, но ягод набрали. Однако, где гарантия, что и сюда не нагрянет нежданный грозный гость!?

Бруснику, а ее было видимо-невидимо, местное население засыпало в кадки, заливало холодной водой, замораживало и ублажалось зимой свеженькой. Калина, рябина, шиповник... Кстати, именно он спасал нас от полной дистрофии, но до осеннего его урожая не все доживали.
Клепочная делянка от поселка километрах в десяти. Уходим  при звездах, приходим – так же. Мороз со звоном. Я работаю в паре с отцом. Оба -  неумехи. Самый страшный момент – валка: огромный падающий кедр иногда комлем отскакивал назад. Надо было уберечься, а кругом снег выше пояса. Оптаптывать страховочный отходной путь уже не хватало сил. Однако, слава Богу, пронесло.
Не все могли осилить 20 км пути и полный рабочий день. На делянке – барак; к концу зимы уже не имеющая сил латышка Вера Юрьян стала оставаться там с сынишкой лет десяти. К весне болотистая дорога раскисла; к делянке уже не пробраться. Веру давно уже никто не видел.
Однажды в поселке появился сын Веры. Он был неузнаваем – обветренное лицо, опухший от голода, с потухшими глазами, в каком-то немыслимом рванье, он чудом добрался.
– Мама умерла...
Кто и как ее хоронил, и хоронили ли вообще – не помню, а мальчика, кажется, отправили куда-то в детский дом.