Вершина. Часть 6. Глава 5

   Адриана искренне пыталась быть мне хорошей женой, но ничего, кроме жалости, я к ней не испытывал. Впрочем, даже это ущербное чувство, казалось ей достаточным и создавало некое подобие семьи. 
   Антонио-Венченце уже начал ходить. Круглощёкий малыш с вечным розовым румянцем на щеках напоминал ангелочков, которыми мой отец щедро украсил сад, дабы придать ему светского лоска. Его тесное сотрудничество с де Гаспари оказывало своё особое влияние на новшества и появившиеся в доме изменения. Целиком погружённый в свои новые дела и заботы, он постоянно ездил во Флоренцию к Козимо, исполняя поручения герцога, неплохо с ними справлялся. Вот и прибытие моё, к счастью, совпало с его отъездом. А это означало, что громовержец отсутствовал, и у меня было время восстановиться от путешествия в прошлое.
   Целыми днями напролёт мы с друзьями занимались охотой, военными тренировками и развлечениями, а вечерами, свободными от приёмов, пили вино, заглушая тоску-печаль. Адриане иногда удавалось заманить меня в свои покои, покуда я не узнал, что она вновь понесла. Это радостное во всех отношениях известие освободило меня от супружеских обязанностей до рождения ребёнка. Деметрио привёз мне вызов во Флоренцию, и я, оставив жену на попечение прислуги в поместье, отправился в путь. Недомогание не позволило Адриане путешествовать, мой же титул обязывал исполнять волю великого Козимо.
   Город встретил нас необычной суетливостью и обилием красок. Величественные храмы, здания, площади, мосты, фонтаны и скульптуры поражали воображение, и я чувствовал себя провинциалом, попавшим в сказочный королевский мир.
   Первый приём у герцога прошёл по деловому серьёзно, без лишних эмоций. Амато сопровождал меня всегда и везде. Валентино больше занимался домашними делами и своим обучением. Остановились мы в резиденции, которую Деметрио приобрёл для проживания семьи в столице Тосканы. Небольшой, но достаточно комфортабельный особняк, обставленный по последним канонам моды, где можно было устраивать небольшие приёмы и приятно проводить свободное время, ухоженный парк и аллея, ведущая к центральным вратам, мне сразу же пришлись по вкусу. А главное, получалось так, что с отцом мы почти не виделись, чему я был несказанно рад. Восприняв все перемены с воодушевлением, приступил с усердием к своим обязанностям при дворе.
   Впервые мы встретились с герцогиней в саду их родового особняка. Элеонора, несколько округлившаяся после очередных родов, выглядела ещё более обворожительно и по-прежнему имела на меня магическое воздействие.
-  А вот и Вы, наш молодой граф, со своим неизменным другом! Рада вас приветствовать!
   Я поклонился согласно этикету и поцеловал любезно предоставленную мне ручку.
-  Как приятно видеть Вас! Надеюсь, Эрнесто, Вы помните своё обещание показать Вашего воина Микеланджело?! Он как раз намедни прибыл ко двору... Как поживает Ваша прелестная супруга?
-  Благодарю, Ваше высочество, она ожидает второго ребёнка и по этой причине не смогла меня сопровождать.
-  Жаль. Как назвали первенца? - в глазах Элеоноры появился взволнованный блеск.
-  Антонио Мэрино Венченце, Ваша светлость.
-  Прекрасное имя для наследника, - она сделала небольшую паузу, прикоснувшись к жемчужному ожерелью, украшавшему её дивную шею, - Антоний Падуанский - мой любимый святой. Когда, говорите, он родился? - как бы между прочим поинтересовалась она, с отсутствующим взглядом, и казалось, совсем ушла в свои, неведомые мне мысли.
   Я назвал дату. На какое-то мгновение мне показалось, что герцогиня высчитывает, может ли наш сын являться потомком Медичи. Закончив свои подсчёты, Элеонора одарила меня сдержанной улыбкой. На ней было платье цвета розового фламинго с белым кружевом, расшитое золотом и нитью неизменно любимого ею жемчуга, так изысканно подчёркивавшего персиковый тон её нежного лица.    
   Амато, не произнёс ни звука за время нашего разговора с герцогиней, замерев безмолвной тенью за моей спиной.
-  Я настаиваю, чтобы мы встретились, граф, завтра к вечеру, на этом самом месте.
-  Непременно, моя госпожа!
   Она улыбнулась ещё раз с какой-то еле уловимой таинственной печалью в глазах:
-  Счастлива видеть Вас в добром здравии, Эрнесто! До скорой встречи! - взмахнув веером, словно ей стало жарко, она лёгкой походкой поспешила к Палаццо Веккьо.
-  Мне кажется, или великая герцогиня, на самом деле, к тебе неравнодушна? - прошептал Амато мне на ухо.
-  Она любит своего мужа и беззаветно ему верна, мой друг, но достаточно мудра, чтобы разбираться в людях. Нет, Амато, просто тепло её сердца распространяется на всех вокруг. Это я очарован, дружище!..
   На завтрашний день, ближе к вечеру, был запланирован приём у одного влиятельного человека, имеющего непосредственное отношение к торговым делам моего отца, но я не мог обмануть ожиданий прекрасной герцогини. Чего это будет стоить? Да Бог его знает. Встреча с художником, на которой настаивала Элеонора, была для меня куда важней.
   Гений нашего времени, как и положено творческому человеку, выглядел немного странно. Резкие взмахи руками, энергичность и беспокойство, присущие скорее молодым горячим юнцам, нежели пожилым людям, делали его чудаковатым, вызывали у меня улыбку. Цепкий, зоркий, внимательный взгляд, всё улавливающих тёмных глаз, покрытое морщинами лицо, голова с непослушными торчащими во все стороны волосами, бровями и бородой, скромная, слегка потёртая одежда. Казалось, если ты попадал в его поле зрения, то уже никогда не вырвешься из него.
   Странно, но Амато заинтересовал его куда меньше, чем я. Для меня это было неожиданностью, разве можно сравнить меня с таким жгучим красавцем? Но мэтр знал, чего хочет, и не терпел возражений.
-  С большим удовольствием исполню Вашу просьбу, синьора Медичи, если этот молодой человек хоть несколько часов в неделю согласится мне позировать, - он обошёл вокруг меня, разглядывая, как произведение искусства, со всех сторон. - Я сделаю Вашу копию из белого мрамора, и она переживёт Вас, граф, на много веков и войдёт в историю. А портрет Вашего друга будет написан позже и подарен Вам в качестве вознаграждения.
-  Соглашайтесь, Эрнесто, мастер Буонарроти не приглашает дважды! - Элеонора была возбуждена, её глаза блестели живым пламенем, горящим внутри.
-  Что нужно для этого?
-  Прийти вовремя и делать то, что я говорю, - он даже потёр ладони, как будто ему не терпится начать работу.
   Нам никогда не понять Богом поцелованных в чело, над чьими талантами не властно время! В этом я убедился, встречаясь с Микеланджело ди Лодовико ди Леонардо ди Буонарроти Симони, ходили слухи о его пристрастии к мужчинам, но это  ничто по сравнению с его пристрастием к натуре! Он подходил к человеку, как к совершенному творению Божьему и оживлял холодный мрамор, вдыхая в него жизнь.  Мне часами приходилось простаивать голым, а это - тяжкий труд. Смешно сказать, но замереть в одной, удобной только для художника позе очень непросто. Вначале он делал наброски, сотни набросков будущей статуи, передающие малейшие детали, затем изготовил небольшую глиняную модель и только после этого ознакомил меня с глыбой мрамора, которой суждено было реализовать его замысел. Работа кипела днями напролёт и не прекращалась порой даже по ночам. На следующее утро я видел масштаб всего проделанного им и поражался такой работоспособности. Будучи уже фактически старцем, он дал бы фору любому молодому скульптору и художнику.
   Однажды, совершенно внезапно для меня, в мастерскую пожаловала герцогиня, вошла, как к себе домой. Я же не смел пошевелиться, а Микеланджело рисовал, не отвлекаясь на разговоры, похоже, даже не замечая того, что происходило рядом, словно одержимый одному ему доступными идеями.
   Элеонора молча обошла мой обнажённый стан и остановилась чуть позади увлечённого работой мэтра. Всё, чем я мог пошевелить, не вызвав гнева творца, это были глаза. Скованный стыдом перед женщиной, к которой испытывал сильнейшее притяжение, я взглядом молил её о пощаде. И вскоре она ушла, так и не промолвив ни слова, хотя мне показалось, что за эти мгновения пережил целую вечность. Чуть не рухнув от напряжения на пыльный пол мастерской, я вздохнул с облегчением. Наверное, никогда в моей жизни я не ощущал такого потрясения, столько противоречивых эмоций и чувств, совершенно неуместных в данной обстановке, по отношению к недоступной и недосягаемой женщине, принадлежащей одному из самых влиятельных и властных мужчин.
   Она больше никогда не обмолвилась со мной об этом. Но с тех пор, в глубине её карих миндалевидных глаз поселилась особенная, щемящая душу печаль, она стала покровительствовать мне и оберегать от невзгод. 
   Что и говорить, готовая статуя, прямиком из мастерской корифея отправилась к Элеоноре.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/07/16/807