Небеса обетованные

Рассказ написан в соавторстве с Ольгой Швецовой.
- А монахи?
- Что монахи? – Седовласый мужчина повернулся к Юрке и непонимающе посмотрел на него.
Было ощущение, что они продолжают прерванный разговор, хотя старик о монахах и не заикался. Молодой тут же стушевался.
- Так ты давеча про монастырь на острове поминал. Монахи там живут?
Старик ухмыльнулся в усы.
- Смешной, ты, Юрка. Для чего они тебе сдались? Ты кто? Ты, Юрка, собиратель. И твое дело: ходить и добро в дом таскать. Я тебя этому и учу. Вот пойдём в Барнаул… вот там да… там есть где разгуляться.  – Мужчина мечтательно закатил глаза
- Дядька, ты ж сам говорил, что от Барнаула ничего не осталось, что там собирать? Камни обугленные. Жизнь в горах только уцелела. Община наша вот…
- Это ты прав. Если что найдем, то только в горах. Хочешь, расскажу историю?
Юрка нетерпеливо заерзал, сидя на камне.
- Вижу, хочешь.
 Дядька скрутил папироску-самокрутку и задымил. Пауза затягивалась, и Юрка нерешительно напомнил старшему:
- Историю…
- Молодой я еще был, чуть старше тебя. Когда война только закончилась. Началась – да и закончилась в момент, ядерная-то... Страшное было время. Сразу после удара, природа словно с ума сошла. Бури, снег сплошной. Вот тогда это и произошло. Из города я шел.
- Из Барнаула?
- Будешь перебивать, вообще ничего рассказывать не буду. Из Барнаула, конечно. Откуда еще? Как выжил – отдельная история. Но смекнул я сразу, что в горы надо подаваться. Где еще останутся живые? И вот в один момент, словно по мановению руки, небо прояснилось, и гул… Я – рожей в снег. Всё, думаю, специально для меня, гады, ракету пустили, чтобы добить последнего. Лежу и в небеса все-таки поглядываю. А в небе огненный шар летит… и дымная полоса за ним. Залетел за горы…
Старик затянулся и замолчал.
Юрка не утерпел.
- А дальше?
- Всё… конец истории.
- И что это было?
- А откуда я знаю? Взрыва не было. Значит не ракета. Может НЛО – пришельцы на наш бардак посмотреть прилетели, а может, метеор сгорел. Мне тогда не особо интересно было. Жив остался, и на том спасибо.
- А потом?
- А что потом? Не до того мне было, когда думал. что пропали мы все, не выживем. А теперь кому это интересно, разве только монахам, что сказки всякие собирают.
- Монахи есть?!! – Юрка аж взвился.
Старик крякнул от смущения, что проговорился.
- Да, есть монахи, есть… зря, что ли лекарь наш к горам ходит? Ну да, за травками ходит, для лекарств. А где он их берет? У монахов. В горах на реке остров есть. Там они и живут.

***

Этот разговор засел в беспокойной голове Юрки и никак не хотел оттуда исчезать. Мало того, что его манили неизведанные дали и неведомые пути с невиданными тварями – эта была беда всего нового поколения, уже накрепко привязанного к общине, а теперь появилась и тайна. Почему старшие это скрывали? Целая община монахов, поселившаяся на отдаленном острове посреди реки. Зачем там жить так уединенно? И почему все о них знают, но скрывают это? Вопросы не давали Юрке спать уже третью ночь. Он ворочался на своей жесткой лавке, служившей кроватью, иногда приподнимая голову над колючей перьевой подушкой, убедиться, что его дядька спит глубоким сном, громко похрапывая и сопя.
«Нет, так больше нельзя». Он сел на скамье, свесив длинные худые ноги. Юрка считал себя очень опытным собирателем. Правда, все ходки, что были у него на счету, проходили под чутким оком дядьки, но зато их было уже под два десятка, а это не мало. Он мог смело гордиться парочкой геройских поступков, в которых он вытаскивал своего более опытного напарника из передряг. Конечно, сколько раз Дядька вытаскивал Юрку из очередного приключения, в которое тот залезал в виду некоего острого инструмента в заднице, мешающего ему жить спокойно, парень скромно умалчивал. В конце концов, Дядька об этом не рассказывает, значит так и надо. Определившись с уровнем своего мастерства, Юрка с уверенностью решил, что созрел для собственной ходки. Зябко пошевелил голыми пальцами на ногах, словно это движение подтверждало, что надо идти. Куда идти он уже давно определился – Монастырь. Раз ходка его, то и выбор маршрута его. Юрка даже заулыбался в темноте, от собственной значимости. Перед глазами стояли картины, где он с почетом возвращается от монахов, с полным рюкзаком полезных трав для лекаря. Опять же, восхищенный и немного смущенный взгляд Катьки, первой красавицы общины...
Эти мысли и выкинули Юрку из кровати. Что тут думать – уже взрослый и вправе распоряжаться собой сам. Он шустро натянул штаны, намотал портянки и всунул ноги в безразмерные кирзовые сапоги. Притопнув, испугано обернулся на дядьку. Нет, тот спал, сладко посапывая под одеялом. Уже больше не рискуя, крадучись, Юрка вышел в сени, прихватив висящую на гвозде брезентовую куртку и походный вещмешок. Постоял возле шкафа с оружием, соблазняясь «калашом» старшего напарника, но подумав, что надежней будет все-таки привычная двустволка, с которой ходил сам, забрал ее и ремень-патронташ, набитый патронами. Вот и всё, осталось выйти в лес!
От этой мысли Юрка даже замер на пороге, растерянно озираясь. Деревня была обнесена двухметровым частоколом. Ограда сослужила неплохую службу, не раз сберегая общину от слишком любопытных диких зверей, да и лихих людей… В памяти Юрки еще сохранился налет банды, который отбивали взрослые лет пять назад. Конечно, парень мог свободно и изнутри перемахнуть через препятствие, но посчитал ниже своего достоинства удирать из деревни, как нашкодивший пацан. С этим твердым убеждением он уверенно направился к воротам.
Ему повезло. Сегодня на посту дежурил дед Митяй. Не старый еще мужчина со всклоченной седой бородой очень любил повозиться с детворой в свободное время, рассказывал им разные истории из жизни до войны, и это прозвище, которое дали дети, прилипло к нему как банный лист. Теперь даже взрослые, которые были постарше деда Митяя, нет-нет, а звали его так.
Юрка подошел к воротам и со скучающим вздохом уселся возле охранника, поставив ружье на приклад рядом с собой.
Митяй покосился на молодого собирателя.
- Что-то рано вы сегодня…
Юрка пожал плечами: мол, сам в шоке, но не его в том вина, и еще раз тяжело вздохнул.
Дед Митяй понимающе улыбнулся.
- Что, поднять подняли, а разбудить забыли? – он потрепал Юрку по вихрам. – А напарник где твой?
- Одевается. – Юрка скучающим видом посмотрел на забор. – Дед Митяй, пусти меня за ворота, я пока дядька не придет, малинки пособираю.
За оградой частокол обильно зарос диким малинником. Кусты представляли собой почти полный эквивалент колючей проволоки, поэтому малинник не вырубали. Кроме того, днем, когда ворота были открыты и под присмотром охраны, детей довольно часто отпускали пособирать ягоды. Какое-никакое, а лакомство. Юрка это знал и включил основным пунктом в план побега.
- Ты чё? – Митяй покрутил пальцем возле виска. - Рано еще, нельзя ворота открывать.
- Да рано, - согласился Юрка и снова тяжело вздохнул.
Дед Митяй прищурился и посмотрел на взошедшее над лесом солнце.
- Ладно, ты с ружьем. Только возле самых ворот. Я створки прикрою… если чё – пали сразу с двух стволов.
- А чё, если чё?
- Да ничё… медведь, например. Ты что, не хочешь?
- Не-не, хочу. – Юрка вскочил и подхватил свою двустволку. – Я тут рядышком. У меня ж полный патронташ. - Он для убедительности похлопал по поясу. – Могу цельное стадо медведей завалить.
- Иди уже, - засмеялся дед Митяй,  - пока я не передумал.
Он тяжело поднялся с чурки, служившей ему скамейкой, и отодвинул тяжелый засов ворот. Выглянув наружу, хмыкнул. Лес на опушке был окутан сырым туманом.
– Охота ж вам в такую рань… - Что именно в рань, Юрка уже не дослушал. Он скользнул за ворота и скрылся в ближайшем малиннике.
 Вот она свобода! Пьянящая, дурманящая.

***
Юрка бежал по тропе, будто за ним гнались. Главное, удрать подальше от общины, тогда никто не сможет нарушить его планы.
«Планы… А есть ли у меня план? Куда же я бегу?» И эта мысль остановила парня лучше, чем бетонная стена. Он тяжело дышал, оглядываясь по сторонам. «Нужен план. Так можно бежать до самого Барнаула, но к монахам не приблизишься. Что там говорил дядька? В горах, на реке, на острове ходил лекарь». Юрка сошел с тропы и достал карту. Река? Ближайшая река была на юге, Чемал, а на востоке – огромное озеро, но это далеко, вряд ли лекарь так быстро обернулся бы, он отсутствовал в общине дня три, значит, все-таки река. До нее было всего с десяток километров, но река она на то и река, что можно пойти как по течению, так и против… А таких подробностей маршрута Юрка не знал. Хоть назад возвращайся. Парень с сомнением поглядел на тропу, ведущую назад к дому. Нет, если вернуться, о походе можно забыть навсегда, да и о собирательстве тоже. Больше его за забор не выпустят. Он еще раз посмотрел на карту. «Ладно, дойду до реки, там дальше разберусь с направлением. Если уж лекарь один ходил к монахам, значит, не так это страшно и далеко. Может, еще следы найду его». Мысль успокоила. Он, матерый собиратель, мог дать лекарю фору в хождении по лесу - неужели не справится?
Определившись с направлением, Юрка уже не медлил ни секунды. Утренний лес дышал свежестью и чавкал мхом под ногами. Туман осел на листве крупными каплями, которые, скатываясь вниз, громко плюхались на коричневую мокрую кору, распыляясь водяной взвесью, чтобы потом снова собраться уже этажом ниже. Тяжелая капля стукнула Юрке по темечку и скатилась по стриженому затылку за шиворот. Парень выругался, попытавшись залезть рукой за воротник и дотянуться до беглянки где-то в области лопаток. Не вышло. Холодный водяной шарик быстро добрался до поясницы. Передернувшись от неприятного ощущения, он снова выругался, натянул на голову капюшон куртки и ускорил шаг. Сырой мох под сапогами громко хлюпал, приветствуя путника, деревья укрыли его от мрачных небес, извергающих нескончаемую влагу. Лес плакал, он всегда рыдал. Как говорил Дядька: тайга – наша грустная соседка. «Странное он лесу имя придумал, Тайга. Как по мне, лес – он везде лес. Хотя, если верить дядьке, этот лес простирается на север на тысячи километров, туда, где сплошной нетающий лед». Юрка попытался представить, сколько это - несколько тысяч километров, но даже озеро Телецкое, находившееся от деревни без малого в сотне километров, казалось, расположено уже на другом краю света.
Часа через два Юрка вышел на нужную тропу, она петляла между деревьями, теряясь в кустах и снова выныривая между толстыми стволами кедров и елей. Утоптанная земля более подходила для похода, чем пружинящий мох, Юрка не стал капризничать – ускорил шаг. Ружье оттягивало плечо, ремень постоянно сползал, стягивая за собой и лямку вещмешка, заставляя постоянно поправлять их. В конце концов, парень не выдержал и взял оружие наперевес. Лес не внушал страха. Конечно, время от времени и сюда забредали голодные хищники, но даже они знали, что тут территория принадлежит людям, они пока еще остаются самыми опасными в этом мире, и за желание насытиться человечиной можно расплатиться жизнью. В окрестностях водились волк да рысь, изредка забредали и медведи. Но волки были опасны лишь зимой, когда сбивались в стаи, и нестерпимый голод гнал их навстречу любой опасности. А рысь и сама очень осторожна. Здоровенный кошак, опасный и незаметный. Увидеть его – значит точно распрощаться с жизнью. Скрытный пушистый хищник был вооружен острыми когтями и мог одним ударом мощной лапы снести голову. Юрка очень боялся этого зверя, но, слава богу, водились они дальше к северу, ближе к зараженным территориям, где раньше были города. Медведя Юрка вообще никогда не видел. Дядька рассказывал, что живет эта громадина где-то за рекой в горах, в пещерах… и последние лет пять около деревни не появлялся.
Юрка трусил по тропке. Взгляд хоть и юного, но опытного лесовика подмечал следы кабанов, косуль. «Вот отпечаток волчьей лапы… А это?..» Юрка не знал, чей это след. Он был похожий на… птичий, трехпалый, но размером с ладонь. Острые коготки взрыли почву, словно тварь за кем-то гналась или от кого-то убегала. Юрка распрямился и посмотрел вперед. Тропа была явно звериная, но пользовались ей и люди: вот след от кирзового сапога отпечатался на поросшем мхом поваленном поперек тропы дереве, а вот – шерстяная нить застряла в ветвях. Юрка вспомнил, что точно такого же цвета была вязаная шапка у лекаря. Значит, он идет правильной дорогой. Приободрившись, направился дальше. Тропинка опять спряталась в густом кустарнике, парень раздвинул стволом ружья ветки и очутился на небольшой лесной поляне. Посередине свободного от зарослей пространства стоял огромный чёрный лось, и его широкие ветвистые рога метра по полтора каждый угрожающе развернулись к незваному гостю. Юрка замер, как вкопанный. Казалось, зверь занял собой всю поляну, превосходил высотой в холке рослого человека, он изогнул мускулистую шею и уставился карими умными и почему-то грустными глазами на собирателя, задумчиво жуя сочную траву, ради которой он и забрел на этот лесной луг. Игра в гляделки продолжалась минут пять, и первым не выдержал лось. Он громко фыркнул и топнул длинной ногой, как бы говоря, что не собирается уступать обеденный стол никому, даже пускай и человеку с ружьем. Юрка медленно попятился. Ружье, прижатое к груди, показалось ему маленьким прутиком, который не причинит этому лесному великану никакого вреда. Лось проводил гостя строгим взглядом, и как только тот скрылся в ветвях, возобновил прерванную трапезу.
Обойдя луг по широкой дуге, Юрка с трудом обнаружил искомую тропу и, как трусливый заяц, припустил по ней. Остановился он только минут пять спустя, тяжело дыша, оглянулся. И у парня было полное ощущение, что взгляд короля лосей все еще сверлил ему затылок.
Дальше Юрка шел уже осторожно, не летел, словно угорелый, бездумно вперед. Одного урока, от её Величества Тайги, было достаточно. Ведь вместо миролюбивого лося мог встретиться и волк, и кошак или тот же хозяин леса – медведь.
К моменту, когда солнце, нарисованное на густых облаках ярким пятном, было над головой, Юрка, наконец, выбрался из чащи на трассу, которая обозначалась на его карте ничего малопонятными словами «Чемал-Уожан». Старая дорога, когда он на нее наткнулся, его почти разочаровала, может, раньше, в былые довоенные времена, у нее и была гладкая поверхность, но время, заброшенность и распространявшаяся с жадной силой дикая растительность ее совсем разломали и разбили. Хотя для того, кто никогда раньше не видел асфальта, и это было чудо. Говорят, люди некогда ездили по нему, спрятавшись в железных машинах. Юрка знал это, он видел дома фотографии автомобилей, да и в походах с дядькой по ближним заброшенным деревням не раз натыкался на ржавый остов на сдувшихся резиновых колесах. Словно радуясь, из облаков выглянуло солнце, осветив дорогу, раскрасив яркими красками лес. Юрка стоял на обочине, не зная, в какую сторону пойти. Направление ни налево, ни направо не было одно другого лучше, а на старом асфальте не оставалось никаких следов лекаря, как на тропе. Где-то внизу шумела река. Юрка перешел на другую сторону и заглянул в овраг, откуда доносился шум плещущейся воды. Река была неширокая, всего метров десять. Бурный поток несся по мокрым камням с бешеной скоростью, скрываясь за излучиной. Трудно пока представить, что на этой реке есть остров, на котором жили бы монахи. Оставалось только идти вдоль реки, пока она не станет достаточно широкой. Юрка еще раз посмотрел на карту. Река, извиваясь среди скал, убегала на северо-запад, а по берегу ее сопровождала дорога. Словно две подруги, живая и окаменевшая реки скрывались за краем карты. Что было за этим краем, Юрка не знал. Так далеко он еще никогда не заходил.

***

Идти по каменистой дороге было хотя и попроще, когда ни мох, ни трава не цеплялись за ноги, но в чем-то тяжелее: Юрка чувствовал себя будто голым в бане, открытым и беззащитным. Постоянно оглядываясь и пугаясь каждого звука, доносящегося из леса, он останавливал себя, чтобы не перейти на бег. Иногда он сходил на край обрыва, когда ему казалось, что туда ведет неприметная тропка, но следов лекаря больше не видел, а река, бегущая внизу, была все так же узка, шумна и быстра. Даже признаков какого-либо острова не было. Нет, конечно, островки были, но уместиться на них мог бы только один монах, при условии, что он не будет делать резких движений, чтобы не сорваться в быстрину. Но больше всего Юрку преследовало незнакомое давящее ощущение, и он не мог разобраться, откуда идет странное чувство: как тяжелый груз лежит на плечах. Если лес жил своей жизнью и принимал Юрку частью себя, то дорога была мертва. Наверное, это и не позволяло парню расслабиться – он чувствовал себя чужим на ней. Не должен живой человек быть среди мертвого. Не раз он ловил себя на желании кинуться под спасительное покрывало ветвей родной густой чащи. Там было все понятно: да, тебя могут съесть, но все зависит от тебя, а тут… Дома, стоявшие возле дороги, были такими же неживыми, провожали одинокого путника пустыми глазницами окон. Парень, инстинктивно ускорял шаг, стараясь убежать от этого мертвого взгляда. Один лишь раз Юрка свернул с пути. Две одинаковые реки слились в одну, образовав узкий полуостров. С основной дороги, которая парню порядком надоела, туда вел съезд, а выцветший и выгоревший рекламный плакат, на котором еще угадывалось лицо белокурой красавицы, гласил: «Дом отдыха «Солнечная гавань». Юрка не устоял. Ноги уже гудели от долгого путешествия, да и сочетание «дом отдыха» во много раз усилили усталость, навалившуюся на него.
Короткая дорожка привела его на автомобильную стоянку перед двухэтажным домом. Сам дом представлял собой пепелище: остовы стен из крошащегося кирпича с провалившимися внутрь, поеденными ржой, словно старое пальто – молью, железными листами крыши. Юрка потоптался возле руин, с надеждой глянул на пару автомобилей припаркованных на стоянке, но состояние их было немногим лучше, чем у дома отдыха и ушел восвояси. Желание отдохнуть как рукой сняло. Больше на призывные рекламные плакаты, все чаще попадающиеся на его пути, Юрка не отзывался, проходя мимо и даже ускоряя шаг. Все чаще по краям дороги, встречали его одни старые развалины, у которых лес уже отвоевывал освобожденную людьми территорию. Юрка тот момент, когда юный собиратель вышел на берег широкой реки, в которую и впадал Чемал, вдоль которой он так долго шел. День уже клонился к закату, Юрка и не заметил, как он закончился. Долгое путешествие съело его, как голодный волк. Проглотило, не заметив вкуса. Но с высокого берега он наконец-то увидел... Всего в километре посреди реки стоял каменистый остров, на котором угадывались какие-то строения. Монотонный заунывный звук колокола разносился над водной гладью.
- Дошел, - Юрка и не заметил, как произнес это вслух.
Будто кто-то на острове услышал его голос, из-за кустов, которыми густо обросли берега, показалась небольшая лодчонка, черный силуэт в ней шустро орудовал веслом, то с одного борта, то с другого. Паренек вдруг ощутил тревогу, уж слишком непохожим на обычного человека выглядел этот приближающийся, завернутый в странный черный чехол, молчаливый монах. Но ведь за этим и пошел? Посмотреть на диковинных обитателей уединенного, скрытого на реке островка. И он запрыгал по камням, спускаясь к воде.
- Привет, – вежливо поздоровался Юрка с незнакомцем в капюшоне.
- И тебя приветствую, юноша. – Монах выглянул из черной ткани, будто из норы, седая окладистая бородка и усы шевельнулись, как от улыбки. – Не лекарь ты... И не чужак, похоже. Зачем пришел?
- За травками. Меня, это... послали.
- Ой, здоров ты врать! Ложь – это грех. Ничего, все равно полезай, не потопит лодку-то такой грешник великий.
Юрка перелез с камня в плоскодонку, чуть не опрокинув ее, но старик, привыкший управлять своим суденышком, легко выровнял крен и оттолкнулся веслом от берега. Волны плескали в борта, путешественник боязливо скукожился на корме, не столько от непривычного перемещения по воде, сколько от снова ставшего невидимым взгляда монаха. Тень капюшона прятала лицо, только кончик белой бороды оставался на свету, странная одежда и странные слова смутили парня.
- А зачем вам такой балахон? – длинный халат, перепоясанный веревочкой, казался неудобным, но его обладатель не жаловался, видно было, что привык.
- Тепло в нем, а чего старику еще надо? Штормовку сверху надеть бы можно, ветер на реке всегда. Поищи под лавкой, там она лежит. Да надевай, а то простынешь, бегом бежал, небось...
Жарко вспотевшему Юрке действительно не показалось, но кутаться в чужие тряпки он не захотел. И завертел головой, рассматривая удаляющийся берег и нависающий над головой темной громадой высокий остров. Остатки подвесного моста, когда-то соединявшего его с миром, еще выступали над обрывом, как мостки для стирки белья. Юрка вздрогнул. Из зарослей на берегу острова на него смотрело грустное каменное лицо женщины державшей на руках младенца. Парень заерзал на грубо струганой банке.
- Не боись, отрок, хранительница наша тебя не обидит, - монах широким жестом перекрестился на чудотворный образ, выступавший из скалы.
От причала наверх вела деревянная лесенка с веревочными перилами, монах привычно поднимался по ней, ступеньки поскрипывали, ветер прижимал к скале, будто поддерживая и не давая упасть. Юрка застыл, с жадным любопытством осматриваясь, как только заглянул на остров через пучки сухой травы по краю.
- Чего встал? Заходи, если уж пришел, – старик прибирал рыболовные снасти в маленький сарайчик, похоже, как раз собирался в путь, потому и приплыла лодка так быстро после удара колокола, который дал сигнал, что на берегу показался человек.
С высоты открывался вид на реку и лес. Бесконечный, густой и зеленый, обратного пути отсюда и не разглядеть. Зачарованного Юрку пришлось оттащить от края, чтобы он все-таки повернутся к скиту. Вот они, травки... Небольшие грядки пушились какой-то ботвой, он узнал морковку и свеклу, остальное дома не выращивали. В огороде стояли две фигуры в черных одеяниях и аккуратно пололи сорняки. Старая, почерневшая от времени, деревянная часовня рядом с жилым домом мягко светилась изнутри свечами и поблескивала окладами икон – дверь была открыта, а на пороге стоял старец с посохом.
- Гость у нас, братия. Как звать?
- Юрка... – нерешительно представился парень.
- Проходи, раб божий Юрий, в трапезную, накормим, чем Бог послал.

Еда была сытной, жареная на постном масле плотва лежала горкой на блюде, но собиратель не за ужином пришел, да и непривычно было сидеть за столом с этими братьями в черных одеждах. Сказать об истинной цели путешествия он еще не успел. Старец, древний, как дуб за частоколом общины, строго взглянул из-под седых кустистых бровей.
- Неурочное время для травок-то. Но хоть мешочек ромашки с собой возьми, примочки на раны хорошо с ней делать, да чтобы животом не страдать.
- Да я... Люди говорят, что вы не только травки, а истории всякие собираете.
- Правду говорят. Только с этим тебе к летописцу надо... Вот доешь, и отведут тебя к нему.

Никто не хотел послушать историю про огненный шар в небе! Юрка этого не понимал, но пришлось последовать за уже знакомым монахом-лодочником куда-то в дальние комнаты. Запах восковых свечей и лампадок пропитал все вокруг, и стены, и мебель, и самих жителей, называющих свой дом странно: обителью. Может, и правильно, не могут монахи жить так, как все. Образа святых висели в углах, смотрели на Юрку, будто с укоризной: по делу ли пришел? Не зря ли тревожит покой обители?
Жил летописец будто в каменной пещере: в скале был вырублен подвал, куда отвели собирателя, в небольшой комнате оказалось столько книг! Что парень и не сразу заметил среди них человека. Монах был невысоким, но широкоплечим, показался моложе прочих братьев, хоть и таким же седеющим. Взгляд его напомнил главного старца, такой же пронизывающий и всезнающий. Да разве ж нужен ему огненный шар? Даже и не поверит. Столько книг прочесть – и без того все на свете знает. И все-таки Юрка начал рассказывать.
Лицо отшельника сначала помрачнело, потом прояснилось, и слушал он уже со странной улыбкой на лице, будто и знал об этом и все же не видел такого чуда. Открыл большую тетрадь и что-то записывал в ней карандашом. Юрка вздохнул с облегчением, наконец-то выполнив все задуманное до конца.
- А для чего вы это записываете?
- Знаешь слово такое «послушание»? Не том в смысле, что ты сам неслух большой, судя по всему. Без разрешения старших сюда явился? И не прикидывайся, я же вижу, а то с лекарем бы пришел.

Что за странные люди – монахи? Теперь юный собиратель видел, что они совсем другие, необыкновенные какие-то. И травки у них растут, как нигде больше! И живут на острове зачем-то.
- А почему вы живете так далеко? Добраться до вас трудно... Жили бы с нами, вместе-то удобнее.
- «Вы не от мира, но я избрал вас от мира...» Или попроще: будь в мире, но не от мира. Понял что?
- Не-а. – покачал головой Юрка.
- Мы специально удалились от людей, но не в изгнание, то есть не подальше от вас, но ближе к Богу. И если мы находим Его здесь, так тому и быть. Значит, Он сам того захотел, и не нам с Ним спорить...
- Бог ближе к острову? Почему он прячется от людей? – смутное понятие о религии, усвоенное в детстве, бродило в голове, но знаний явно недоставало для богословских рассуждений. Тем более, поговорить Юрка хотел совсем не об этом. Казалось, с ним ведут какую-то игру, испытывают, и он должен обязательно довести дело до конца. Как преодолел страх в пути, как вообще решился прийти сюда. Интересно было – жуть! И он не жалел ни об одном приключении, даже беседа с отшельником казалась частью всего этого.
- Бог везде, но путь к нему у каждого свой. А место…. не мы выбирали. Место Он нам сам указал. Образ Божьей Матери на скале видел?.. Ладно, не затем ты здесь, спасибо за рассказ. Я не знал, что люди видели такое, и теперь летопись сохранит твои слова.
- А приходите и вы к нам! Ну, если можно, конечно... – Юрка покосился на потолок, будто оттуда должны немедленно раздаться руководящие указания свыше, как Дядька учил его уму-разуму.
- Может, и придем, – отшельник улыбнулся. – Я давно не был в миру. И был от него так далеко... Как не был никто другой среди живых.
Отрешенные темные глаза будто поглотили свет лучинок, снова показалось: летописец чем-то отличается от прочей братии, и не только тем, что он чуть моложе других монахов обители. После хрупкого старца и бодрого деда-рыболова этот больше  напоминал охотников деревни, сильных и несломленных прожитыми годами, лес только закалил их и сделал крепче, как дерево мореное.
- А пока тебя провожу, старец и травок собрал уж, наверное. И поесть на дорожку будет. Утром пойдешь, переночуешь у нас, кто тебя в ночь по лесу-то отпустит?
Отшельник встал, взгляд Юрки заметался по книжным полкам. И пользуясь задумчивостью хозяина, он вытащил втиснутый между книгами маленький блокнотик. Ну, не насовсем же, он обязательно вернет. Утром, все равно ночевать тут придется...

Брат Иоанн, как узнал теперь юный собиратель, звали дедушку с лодкой, унес с собой лучинку, пожелав спокойных снов и осенив крестным знамением. Юрка пристроился у оконца и рассмотрел обложку блокнота, на ней была какая-то картинка: будто бы глобус, как в школе, а рядом с ним странная штука, похожая не то на необычный самолет, не то на флюгер из решеток, какой на крыше избы старосты установлен. Чтобы не гадать о непонятном, парень аккуратно, чтобы не измять, открыл блокнот. На пожелтевших страничках было что-то написано чернилами, но тем же четким разборчивым почерком летописца, удобно читать, ночь светлая. Записи оказались совсем короткими, видно, когда-то там были проставлены и заголовки-даты, теперь тщательно зачеркнутые и названные по-новому...


За три дня до дня…
Вот и станция. Как передать ощущение простора после тесной кабины «Союза»? Это как если бы тебя связали и посадили в тесный ящик, да ещё втиснули рядом двух таких же страдальцев. Конечно, потом просторы отсеков МКС покажутся раздольным полем. Хорошо, что стыковка проходила по короткой шестичасовой четырехвитковой программе… Как раньше по двое-трое суток слетались, не пойму. Я бы не выдержал. Короткая двухнедельная программа, слишком насыщена, да и хозяева новичкам покоя не дают. Никогда бы не подумал, что в космосе процветает дедовщина. Понятно, что им после трёх месяцев надоела монотонная работа, только нам, а особенно мне, как перворазнику, всё в диковинку. Невесомость превращает обычные движения в необычную и замысловатую игру. Но больше всего меня потрясла Земля. Этот огромный голубой шар, величественно поворачивающийся под тобой... И мне, смею надеяться, просвещенному в вопросе притяжения космических объектов, почему-то хочется поискать ниточку, на которой этот шар висит. На него смотреть никогда не надоедает. Командир уже пару раз оттаскивал меня от иллюминатора. И сам, несмотря на то, что работы всегда невпроворот, замирал, глядя, как белые барашки циклонов крутят свою карусель, а на ночной стороне плетут светящуюся сеть электрических огней неугомонные люди..

За два дня до дня…
Наш дружный коллектив теперь состоит из трёх русских, двух американцев и канадца. В старом экипаже пара американцев возглавляется нашим командиром. Новая экспедиция привезла канадца. И хотя де-юре он не принадлежал к славным юнайтетам, астронавты сразу уволокли его к себе на модуль. Что тут скажешь: хоть бедный, но всё-таки «родственник». Мы, несмотря на то, что летаем вместе уже больше десяти лет, да и говорим практически на смешанном русско-английском, друзьями так и не стали. Всё равно сохранились какие-то тайны и недомолвки. В тех редких случаях, когда наши космонавтам удавалась попасть на американский модуль, те смущённо улыбаясь, убирали планшеты с документами в сейф, да и панель прикрывали какой-то пластиковой папкой на зажимах. Нам на нашей «Заре» ничего не жалко – смотрите, сколько влезет. Всё равно не разберётесь. Командир, когда великий союз объединенных североамериканцев удалился, со смехом рассказал, как он на мониторе специально оставил формулу с введённым в неё загадочным словом, в которой участвовали икс, игрек и ещё одна малопонятная для них славянская литера. А потом тихо смеялся, пока астронавт, озираясь, как шпион, переписывал её на свой планшет. Скучать практически некогда, но в эти редкие моменты каждый веселится, как может.

За один день до дня…
Астронавты заперлись на своём модуле. Вначале это развлекало. Командир сказал, что с ними такое случается, если с их ЦУПа поступают секретные данные. Плохо, что когда у них связь – мы вне зоны, и надо ждать ещё минут пятнадцать, пока не влетим в наш сектор. Один раз показался канадец, покосился на нас, как на чумных, и уполз за герметичный люк «Юнити». Только затворы щелкнули. Сильное ощущение, что они против нас дружат. Когда же наш ЦУП отзовётся? Вот, наконец… позывные раздаются в замкнутом помещении модуля. Голос дежурного тревожный. Рассказывает о нагнетании мировой обстановки, о возможной войне. Понятно, что американцы зашевелились – какая же война без них. Вот уж каждой бочке затычка, ничего не скажешь. Ну и пусть сидят, нам без них спокойней. Мало ли, устроят ещё «Starwars». А тогда мы им локальную партизанскую войну организуем, в масштабах орбиты, с боевыми вылазками – нам не привыкать.

День…
Вспышки белого огня видно даже отсюда, такие маленькие, как пятнышки на темной поверхности, похожие на капли побелки на стене. Потом они темнеют, пламя, остывая, обретает красный цвет, угрожающий, тревожный, и всё застилает черная взвесь, она поднимается вверх, полностью скрывая происходящее внизу. Темных пятен много, очень много... Голубая поверхность становится серой. Я пытаюсь осознать то, что вижу и не могу.
Все прильнули к иллюминаторам, не веря собственным глазам. Им невозможно поверить! Такого не бывает! Не должно быть. Никогда. Но я вижу это и все еще надеюсь, что мне снится страшный сон. Галлюцинация не бывает массовой даже в космосе. Сюда не посылают людей, которые способны видеть не существующее в реальности.
Дым и пыль расползаются, опоясывая Землю, или это ее вращение создает такой эффект? Она пытается сбросить это с себя, избавиться, но мгла окутывает планету почти ровными полосами. Мы еще видим просветы, ядерные грибы не растут на мирных землях. Но боюсь, скоро голубой шар внизу станет совсем серым. Только полюса чистые и белые, какими они были до нас. И останутся после. Всё, шутки кончились.
Это был день первый. Первый день...

День второй…
Недавно казалось - наши глаза подводят нас, теперь и слух подтверждает: мы одни. Тишина в эфире, Центр молчит. Никто не отвечает на наши запросы. Если внизу остались живые, ничем не помогут нам. Они сами сейчас взывают к небесам о помощи... А тут только мы, еще более беспомощные и потерянные.
Американский модуль открыл свои двери. Они тоже хотят видеть других людей, ведь так страшно остаться в одиночестве посреди бесконечного черного холодного пространства. Беда у всех одна. И мы не знаем, кто виноват. Какая теперь разница, если кроме дыма и пыли внизу ничего нет? Центр Хьюстона тоже не подает признаков жизни. Мы в одинаковом положении, может быть, вместе нам будет легче что-то придумать? Командир покосился на кобуру на поясе у американца и демонстративно положил свой «макаров» обратно в «аварийку». У  нас и так времени мало, и незачем ускорять процесс. В отличие от тех, погибших внизу, где смерть пришла неожиданно, мы точно знаем день и час, когда закончатся ресурсы станции. Бортовой компьютер - хороший предсказатель. Сначала иссякнет вода и закончится еда - их всего на пару месяцев, затем - воздух, точнее кислород и кассеты регенерации, а потом и топливо. Без топлива станция не сможет корректировать свою орбиту, начнёт терять высоту, и через пару лет, то, что не сгорит, рухнет на пустую землю, образовав ещё одну воронку на поверхности. Хорошо, что мы всего этого уже не увидим.

День третий…
Эксперименты еще не свернуты, наверное, чтобы дать людям иллюзию какой-то цели. Но командир экипажа нас недооценивает. Не знаю, здоровый ли это смех, когда начинают подсчитывать энергетическую ценность протеина в лабораторных животных и растениях. Во всяком случае, люди не падают духом, если еще способны шутить.
Я почти ничего не записываю на бумагу, просто пытаюсь разложить важные мысли в собственной голове. Только самые важные.

День четвертый…
Нам кажется, что внизу остались выжившие. Конечно, есть дикие места, которые и бомбить-то не собирались. И человек еще не умеет уничтожать планеты.
Серая пелена закрыла Землю, если где-то еще светятся огни, то отсюда их уже не видно. Эфир молчит… на всех частотах только треск «белого шума». Действительно, если его слушать долго, то начинаешь слышать голоса погибшего мира. Чтобы не сойти с ума, к радиостанции ходим по очереди.

...

День №...
Я знаю, какой сейчас день, но мне надоело их считать. Говорят, что иногда подсчет превращается в навязчивую идею. Мы ищем у себя и у других признаки ненормальности, все боятся каких-то хитрых синдромов, которыми пугали нас врачи на Земле. Но кроме тоски по дому, общей для всех, не ощущаем ничего. А это не патология, странно, если бы мы не чувствовали ее.
Бортовой компьютер в состоянии рассчитать параметры для посадки, нам это по силам, только никто не думал, что когда-нибудь понадобится. Для этого существовал всемогущий Центр. Никто не сомневается в необходимости, но мы не можем выбрать место. Кто-то хочет поближе к дому. А кто-то ищет чистую землю. Чтобы начать всё заново? Разве это возможно? Стоит ли совершать посадку вблизи крупного города, где зашкаливает радиационный фон? Или лучше приземлиться в безлюдной тайге, где теперь наступает зима посреди календарного лета? Вопросов у нас много, и мы не знаем, как их решить. В этом нам бортовой компьютер не помощник. Он не предназначен для таких задач.

…

Назову всё-таки. День двадцать седьмой.
Я долго ничего не записывал. Трудно передать то, что мы пережили. Но после всех споров наши экипажи решили разойтись. Каждый своей дорогой... У нас три корабля. Два «Союза» и американский «Dragon». Грузовой «Дракон» не предназначен для спасения экипажа, и в него сгрузили всё самое ценное - документы (результаты экспериментов, схемы станции – это теперь может никому не понадобиться, но все же наши труды). Рассчитав орбиту, мы решили посадить его в Антарктиде, чтобы потомки, вскрыв капсулу через года, а может, и века, оценили масштаб нашей тупости: достигнув таких вершин,  разрушить своими руками всё до основания. Оставшееся снаряжение поровну распихали по кораблям. Мы не знаем, куда летят американцы – они скрыли координаты посадки, да, честно говоря, нам всё равно. Пожав друг другу руки, попрощавшись, расплылись в разные стыковочные узлы. Мы рассчитали посадку в районе Алтая, кажется, в том районе взрывов не наблюдали, а если есть где выжившие, то только в таких глухих местах.
«Союз» отстыковался от МКС. С противоположной стороны от станции отходил второй «Союз» американцев. Я мысленно пожелал им удачи. Что нам делить? Мы теперь не враги – мы пострадавшие. Каждый выживший имеет своё право на удачу, где бы он ни был.

Второй день на Земле.

Уже второй… в первый день дел было столько, что сесть и сделать запись было просто некогда. При посадке автоматика сработала штатно, и мы опустились, как на мягкую подушку. Место для посадки выбрали вполне удачно. Долина меж высоких горных кряжей сохранилась так, словно и не было никаких ядерных ударов по всей планете. Небольшая, но быстрая горная речка давала нам питьевую воду, а запасов провианта должно хватить еще на неделю. Но это, пожалуй, и все хорошие новости.
Место абсолютно безлюдное, а нам, как никогда, нужна помощь. Командир очень плох, почти полгода на орбите, несмотря на усердные тренировки, это не могло не отразиться на его здоровье. Он требует длительной реабилитационной программы в условиях высокотехнологических медицинских центров, а у нас из всех удобств только палатка из парашюта,  да бортовая аптечка. Нам немногим лучше – мы вдвоем с бортинженером еле вытащили его из спускаемого аппарата, после чего целый час обнимали родную планету не в силах подняться на ноги.
Теперь у нас есть костер, палатка, в которой на куче лапника лежит командир. Я не медик, но, по-моему, у него жар. Когда вытаскивали из корабля, мы его не удержали, и он упал… Космический остеопороз, будь он неладен. Мне кажется, он сломал бедро…  Дышит очень тяжело, может, и ребра… Владимир, наш бортинженер, забрал пистолет и пошел вниз по течению реки искать людей, а я остался с командиром.

Третий день на Земле.

Владимира нет уже больше суток. Я пускал сигналки, но вряд ли они поднимутся выше окружающих нас гор. После очередной ракеты командир вдруг шевельнулся за моей спиной, чем напугал меня до чертиков.
- Уходи, Юрка, не сиди со мной. Со мной все кончено, я не выкарабкаюсь.
Последние несколько часов он только стонал, не приходя в сознание, а тут…  я обернулся от неожиданности и наткнулся на его осмысленный лихорадочный взгляд. Нет, уходить я не собирался. Надо дождаться Владимира, ведь прошло не так много времени, и он не мог нас бросить.

Четвертый день на Земле.

Командир опять впал в беспамятство. Мне же, напротив, каждый день прибавлял сил. Я уже не чувствовал себя беспомощным младенцем. Дел было немного: собрать дрова да поддерживать огонь. Сильно не устанешь. По-моему, антибиотики делают свое дело. Командир стал дышать уверенно, и жар спал. Хотя в сознание с того момента, когда он меня напугал, так и не пришел. Владимира все еще нет. Он уже должен был бы вернуться – с помощью или без…

Пятый день на Земле.

Командир умер! Я пропустил этот момент. Наверное, заснул возле костра, а когда подошел к нему – тот уже не дышал. Теперь меня ничего не держит в этой долине. Я похоронил его в скафандре. Пришлось потрудиться, чтобы натянуть «Сокол» на мертвое тело, но я считаю, что он этого заслуживает. Вот и всё, я выполнил свой долг. Я оставляю этот уютный уголок, ставший склепом моему командиру. Когда-нибудь я сюда вернусь. Когда-нибудь…

Восьмой день на Земле.

Я нашел Владимира. То, что от него осталось. Разодранный окровавленный комбез с эмблемами нашего экипажа, бесформенные куски мяса да порванный рюкзак. Надеюсь, что он сорвался с высоты, и уже потом дикие звери нашли его. Хоронить было уже нечего. Мои запасы пополнились пистолетом с небольшим боезапасом. Спасибо тебе, Володя, за последний подарок. Вот я и остался один. Последний, кто видел небеса обетованные.
…
Я не знаю, сколько прошло времени. Судя по отросшей щетине, больше месяца. Я вышел к людям! По всем законам я должен был сгинуть в горах: сорваться в пропасть, меня должны были сожрать хищники, но я вышел. Наверное, я бредил, потому что не помню, как очутился тут. Вокруг меня люди одетые в черные хитоны. Инок Еремей объяснил, мне, что я в монастыре на острове Патмос. Меня нашли в лесу, обессиленного, на последнем издыхании. Наверное, это искупление – спуститься с небес, чтобы очутиться в монастыре.


Дальше шли чистые, ничем не исписанные странички. Юрка подумал, что летопись далеко не окончена, а продолжается в толстых тетрадях, как та, что лежала недавно перед отшельником. И он так и остался далеко от мира, на этом святом островке, далеком и почти недосягаемом, как космический корабль, где люди в полном уединении также делают свою работу, необходимую всему человечеству, растят лекарственные травки и просят у Господа благословения для всех выживших. Не все слова были знакомы, но даже рожденный в глухой тайге парень почти все понял, пусть даже и по-своему. И бережно закрыв блокнот, Юрка посмотрел в окно, светила почти полная луна, озарявшая зубчатую кромку леса и гор. Теперь он знал, где находятся те самые небеса обетованные: далеко-далеко, в черной пустоте, откуда Земля кажется маленькой, а Луна большой, куда всегда стремился человек, и где с божьей помощью смогла раскинуть серебристые крылья солнечных батарей международная космическая станция. И если кто-то побывал там, то обязательно захочет вернуться обратно. Надо только очень сильно захотеть... и можно когда-нибудь полететь даже на небеса!