Вершина. Часть 6. Глава 9

   Я так и не увидел свою дочь. Неприступные стены монастыря разделяли нас с нею. А в моём сердце огненным цветком распускалась любовь. Слова Элеоноры о том, что девочка похожа на меня, ласкали душу.
   Только когда карета моей благодетельницы скрылась из виду, я понял, что даже не узнал, какое имя дали моей девочке. Возможно, герцогиня и не имела права его разглашать, чтобы я не знал, кого выкрасть? Абсурд! Воровать собственного ребёнка... Я бы никогда не поступил так с моей Патрицией. 
   Ждать шестнадцать лет возможности увидеть плоть от плоти моей казалось совершенно непостижимым. Привыкший жить с мыслью о смерти, я не думал, что проживу ещё так долго. 
   Нужно будет заранее составить завещание и обеспечить дочери приданое. Но, пока жив Деметрио, это слишком рискованно, всё равно, что подписать смертный приговор ребёнку. Как же тяжело думать об этом, Господи!
   Под проливным дождём я возвращался домой и даже не чувствовал, как вода проникает под одежду и струится по телу ручьями. Моя душа, замороженная несбыточностью надежд, отказывалась что-либо воспринимать. Но это было только снаружи. Глубоко внутри я испытывал тихое, как тлеющий уголёк, мерцающее счастье. Ведь Бог всё же благословил нас с Патрицией, даровав плод любви, явленный миру. А это значит - наша любовь была угодна Ему.
   Я вернулся через сутки, падая с коня от усталости. Джюсто сам еле переставлял ноги. Крепкие руки Амато и Валентино подхватили меня и помогли добраться до постели. Со стороны могло показаться, что я смертельно пьян, но это было не так.
   Ещё сутки мне понадобились, чтобы набраться сил. Под бдительным материнским контролем Маркелы я поглощал бульоны и отвары, после которых вновь валился спать.
   А на следующий день я услышал громогласный крик Деметрио и пробудился, как от кошмара. Господин, приехав, наводил порядок в доме, указывая всем на их место.  По ходу досталось и Амато с дочерью (его неизменно раздражало само их присутствие, как напоминание о том, что кто-то смеет любить меня и хранить мне верность), и Валентино, подвернувшегося ему под руку (парень играл с малышом Антонио, пока нянька занималась своими нуждами.
   Мои странные отношения с отцом не поддавались никакому анализу и логике: то ли он любил меня до ненависти, то ли ненавидел с любовью. И только маленький Антонио вызывал в нём лебединые чувства нежности и восторга, как символ победы над строптивым отпрыском. С каким удовольствием папаша загнал бы меня в могилу, если б мог!.. Но одного наследника ещё недостаточно, случись несчастье - и никого не останется. Я ещё был нужен ему, как носитель драгоценного семени, пригодного для посева. Нужно ли говорить о том, кем я себя ощущал в его присутствии?..
-  Где ты блудил, негодный мальчишка, и какого чёрта оставил жену на сносях в одиночестве? - удар сапога распахнул дверь в мою спальню.
-  Я тоже рад видеть тебя, отец!
-  Ты думал, я не узнаю о твоих похождениях? Совесть бы имел, жена вот-вот родит, а ты всё туда же, распустив павлиний хвост!
-  Думай, что хочешь, мне всё равно, не собираюсь перед тобой оправдываться, - я поднялся с постели и, накинув камзол, умылся, рассмотрев своё небритое лицо в мутном зеркале.
-  И что это за штучки с позированием во Флоренции? Стыд и позор! Теперь вся Флоренция любуется прелестями моего наследника!
-  Вся Флоренция не гуляет по зимнему саду герцогини.
-  Значит, тебе приятно, что женщины и мужчины, приближённые двора, разглядывают твои достоинства и обсуждают их?! - он схватил меня за шиворот и еле сдержался, чтобы не ударить.
-  Руки убери! - наши глаза встретились. - Убери руки! - тихо и страшно повторил я, как последнее предупреждение.
   Он ослабил хватку и отпустил меня.
-  Если бы ты не был единственным!..
-  Ты бы давно убил меня, знаю.
-  Наверное, так оно и есть, - он развернулся и ушёл.
   Вот такими ласками мы поприветствовали друг друга. Адриану он обожал, готов был носить на руках... И если бы мог иметь своих детей, сам бы на ней женился. Но так уж вышло, что Бог сохранил мне жизнь, забрав у него способность оплодотворить женщину. Как порою чудны дела Твои, Господи, и как непостижимы милости, Ты щедр и скуп одновременно. Даруешь жизнь, чтобы после забрать её. Но мой час ещё не настал. И вот я - заложник собственного семени, благодаря которому ещё существую.    

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/07/22/1137