Змейка и кингстон, год 1974-й

В нашем инженерно-саперном батальоне, в переправочно-десантной роте, командиром первого отделения ПТС(Плавающий траспортер средний), был старослужащий, мл.сержант Гена Ильясов. Геныч, как его называли немногие приятели, обладал внешностью кроманьонца, с маленькими близкосидящими ядовито-черными глазками, выдающимися надбровными дугами, картофелевидным носом, длинными руками с пудовыми кулаками, развитой мускулатурой  и очень скверным характером. Кроме этих достоинств у него был еще и первый разряд по боксу в полутяжелом весе.

КОСА НА КАМЕНЬ

Три месяца назад, весной,  за пол-года до дембеля, Геныча отправили командиром отделения сводной автомобильной роты на целину. Он это воспринял как подарок судьбы – попить самогонки, вдали от родной казармы, и потрахать телятниц-доярок, а потом сразу на гражданку, ну чего можно желать лучшего? Но судьба ему преподнесла злую каверзу в виде командира взвода целинной роты – прапорщика Иванова. 38-ми летний прапор тоже собирался демобилизоваться, но это не сказывалось на послаблении его требований к подчиненным, скорее даже наоборот. Он считал, что командиры отделений должны свои обязанности тянуть на полную лямку, и особенно в условиях командировки – целины. У Геныча на этот счет было свое, прямо противоположное мнение, и разницу в этих взглядах – прапора и своего он срывал на подчиненных, причем не только потоком брани и придирок, но и кулаками.

Однажды вечером,уже после отбоя, Иванов наведался в расположение своего взвода. Перед палаткой отделения сержанта Ильясова сидел на корточках в одних трусах тщедушный солдатик и усердно очищал и отмывал от грязи громадные яловые сапоги 45-го, явно не своего размера. Рядом стоял оцинкованный таз с замоченными в нем портянками. Увидев перед собой прапорщика солдатик вскочил и виновато заморгал глазами.                – Чьи? – Жестко спросил прапорщик.                Солдатик замялся и робко кивнул в сторону палатки. Иванов откинул полу входа и рявкнул – отделение подъем, выходи строиться! Форма одежды номер один!               
Последним из палатки лениво выполз сержант, без гимнастерки и в растоптанных тапках на босу ногу. Столь же лениво встал на правый фланг шеренги, но явно не по стойке смирно. От него за версту разило свежей самогонкой, правда глаза были еще трезвые, но уже злые.               
– Товарищ сержант, - членораздельно, с нажимом на каждый слог, произнес прапорщик – немедленно выполните приказание по форме одежды и ко мне!               
Ильясов нехотя, шаркая тапками подошел к Иванову, остановился в шаге, возвышаясь над ним на пол-головы,  и тихо произнес – и так сойдет - он явно хотел спровоцировать прапора на какое-то действие. Но прапорщик за свои двадцать лет службы повидал всякого, поэтому сразу въехал в ситуацию и сработал на опережение.                – Я тебя, вонючую гниду – тихо, чтоб не слышал строй,  начал Иванов – заставлю со своих сапог слизывать собачье дерьмо, пидор гнойный ...                Дальнейшие действия сторон заняли чуть больше секунды. Боксерский прямой правый сержанта в голову, как минимум, должен был сбить прапора с ног и оглушить.  Но вместо этого,кулак от поставленного блока просвистел мимо, запястье захвачено левой рукой прапора, а правой вывернут локтевой сустав, с одновременным нанесением своим правым локтем удара в висок.             
Бравый сержант со своим первым полутяжелым разрядом корчился в пыли у ног прапорщика.  Как потом установила медицина, у Ильясова было растянуто сухожилие, а также сотрясение мозга средней тяжести.

Происшествие не осталось незамеченным командованием батальона, а особенно его особистом капитаном Черниковым. Ильясов, сразу после медчасти был помещен в камеру подследственных гауптвахты. Ему инкриминировалось сразу три статьи: издевательство над подчиненными, невыполнение приказа  и нападение на непосредственного начальника. Минимальное удовольствие по этим статьям – дисциплинарный батальон.

Но ... никто никогда не хочет выносить сор из избы, особенно начальство не хочет светиться перед вышестоящим, своим негативом. Поэтому командир батальона подполковник Сытник пригласил к себе на беседу особиста и прапорщика. Беседа происходила не в штабе, а в съемной квартире комбата и закончилась далеко-далеко за полночь. Сколько было «обеседовано» любимой подполковником водки «Столичной», история умалчивает. В итоге Ильясов отделался снятием лычки и высылкой в родной инженерно-саперный батальон. 

А солдатско-голубиная почта на своем хвосте, после инцидента, мгновенно принесла информацию о прапорщике Иванове. Оказывается он сам родом из Курганской области, где не был более десяти лет, и где  ныне трудился целинный батальон. А после демобилизации намеревался здесь поселиться, поэтому и напросился на целину – присмотреться. И хотя он носил, чтобы не выделяться, полевую форму ПШ и общевойсковые эмблемы, служил он в разведывательно-штурмовом батальоне бригады морской пехоты Северного флота.

Как говорится – на любую косу, всегда найдется свой камень.

ЗМЕЙКА И КИНГСТОН

После возвращения с целины, уже младший сержант Ильясов к своим подчиненным и сослуживцам стал относиться ещё хуже. Особенно его злило то, что об инциденте с прапорщиком все знали еще до его возвращения, и  за глаза  называли не иначе как «Терпила».  Особую неприязнь Геныч питал к выпускнику местного, Вильнюсского педагогического института Стасику Ковалевскому и называл его не иначе как Умник хренов. Хотя Стасик службу только начинал, служить ему нужно было всего год, а это еще больше злило Ильясова.  Поэтому Стасику «прелести» солдатской службы доставались по полной программе. Он старался не отчаиваться, но в момент откровения признался своему ближайшему другу Марату Латыпову, что он Терпилу в карауле конечно не расстреляет, но устроит ему такое, что тому небо с овчинку покажется.

Осень, наступало время инспекторской проверки состояния боеготовности войск. В дивизию уже приехала группа старших офицеров из Риги, штаба Приб.ВО. Планы проверки, как всегда обеспечивались особой степенью секретности. Но ... вся дивизия, от командира, до буфетчицы офицерской столовой, знала, что общая тревога будет в ночь с четверга на пятницу в 23.00. И что личный состав шустро выдвинится в парки,к своей технике, быстренько ее заведет, и тут же для всех будет команда «отбой».   

Кроме переправочно-десантной роты ИСБ, и то только для её первого взвода ПТС – 12 машин. Взвод совершит 50-ти километровый  ночной марш в район сосредоточения и там обеспечит переправу через водную преграду мотострелкового батальона. То есть всё, как всегда.

За двое суток до тревоги Ильясов заступал помначкара в первый караул. Объект серьезный  – склады боеприпасов и вооружения, за городом. Положенные четыре часа отдыха помощнику и не мечтались. Он же и разводящий, он же и проверяет посты, он же и за караульное помещение в ответе, его состояние, сохранность оружия. Особенно достают сторожевые собаки  – на каждый истошный лай надо реагировать, а собаководам в ночное время появляться на постах не положено.

В итоге Геныч приполз из караула полутрупом, с единственной мечтой – добраться до подушки. Наконец-то вечерняя поверка, с долгожданной командой «Отбой». Мл.сержант, даже не сложив как положено верхнее обмундирование, нырнул навзничь в койку под одеяло. Сначала от перенапряжения и усталости сон не брал. Наконец, минут через двадцать подкатила долгожданная дремота, Геныч начал проваливаться в блаженные сети Морфея. И тут ... по спине, плотно прижатой к матрасу что-то поползло. Ильясов пошевелил лопатками, неприятное ощущение пропало, он глубоко вздохнул и вновь закрыл глаза. Через минуту что-то поползло снова, Геныч почесал спину, снова спокойно, но через минуту опять! Неужели из караула притащил с собой муравья, или еще какую-то гадость? Вскочил, снял майку, резко встряхнул, бросил на табуретку, еще почесал спину, откинул одеяло с верхней простыней, внимательно попытался на нижней в темноте что-то рассмотреть – вроде ничего.

Осторожно, не торопясь устроился на койке, накрылся одеялом, вперил глаза в потолок  - ничего  не тревожит. Минут через пять глаза стали закрываться сами, какое блаженство ... Но по спине что-то ползет ! Мать-перемать! Перевернулся на живот, напрягся в ожидании, сон куда-то улетучился, осталась одна усталость. Вроде все спокойно, насекомое или уползло, или само заснуло. За пол-часа ничего не изменилось. Геныч расслабился, вытянул руки вдоль туловища и начал погружаться в чуткий сон. Поползло по животу!

В истерике вскочил, сгреб всё белье, включая подушку, в охапку и помчался через всю казарму и коридор, с дневальным у тумбочки, в умывальное помещение. Там, сначала, нервно выкурил сигарету вместе с фильтром, а потом внимательно на ярком свете исследовал бельё – каждый шовчик, каждую складочку – ничего! Выкурил ещё одну сигарету, вернулся в спальное помещение, аккуратно расстелил на матрасе бельё, сначала присел минут на десять, потом осторожно прилег, накрылся. Лежал пол-часа, прислушивался к «белью», никаких поползновений, усталость брала свое, блаженный сон обволакивал разум и тело ... Опять поползло! И ещё шустрее! Так продолжалось до подъема.

Весь следующий день Ильясов был похож в своих действиях на гутаперчивого мальчика. Все движения вялые, ходил пошатываясь, почти ничего не ел, на внешние раздражители реагировал с большим опозданием. Даже взводный, лейтенант Тымчишин, заставил его дыхнуть, мало ли что – впереди ночной марш, да еще переправа.

После отбоя Геныч лег на койку поверх одеяла даже не раздеваясь, в сапогах, только отстегнув крючки воротника и ремня. Не спал, его била мелкая нервная дрожь, глаза вперил опять в потолок. Насекомое в эту ночь не беспокоило, да и ночи не было. Ровно в 23.00 заревела казарменная сирена.

Сейчас маленькое лирическое отступление по техническим характеристикам ПТСа, плавающего транспортера. Это 17-ти тонная не бронированная гусеничная  плавающая дура с задней откидной аппарелью, имеющая возможность перевозить-переплавлять на своей грузовой платформе до 10 тонн груза, скажем автотехники или легкой бронетехники, или личного состава с амуницией и вооружением до 70-ти человек. Экипаж – два бойца.

Трехчасовой марш до полигона для Ильясова прошел как в тумане, сам за рычаги не сел. Посадил первогодка, только что после технической учебки, совсем не опытного и боязливого Пашку Алексеенко.  Тот вел машину так, что о теме вздремнуть не могло быть и речи. На ухабах и ямах машину бросало, как щепку на волнах.  Дело в том, что у гусеничной техники в рычажно-торсионной подвеске опорных катков, нет амортизаторов. И чтобы вести её плавно, нужны хорошие практические навыки. Как бы там ни было, колонна к рубежу преодоления водной преграды и погрузки пехоты прибыла вовремя. Взводный Тымчишин дал команду на 15-ти минутную готовность к переправе, куда входила проверка машины и погрузка десанта. Машины  к переправе, зная о предстоящей тревоге и задачах , тщательно готовили ещё в ангарах.

Геныч с трудом выбрался через верхний люк из кабины, невнятно буркнул Пашке что-то вроде: действуй, и побрел в темноту к ближайшей сосне по малой нужде. Уперся в сосну лбом, выпростал достоинство, обнял дерево руками и ... вырубился, одновременно сползая вниз.

Взвилась сигнальная ракета на преодоление пехотным батальоном водной преграды. Вокруг загруженного десантом ПТСа бегал бедный Алексеенко и орал, что есть мочи: Геныч! Геныч! Остальные ПТСы дружно входили в воду и уже включали винтовые движители. К Алексеенко подскочил взводный Тымчишин и заорал:                – За рычаги, падла, утоплю! Срываешь боевую задачу! – И побежал к своей машине.

Бедный Пашка так резко отпустил педаль главного фрикциона, что машина прыгнула вперед как тигр на добычу. Из кузова послышался отборный мат пехоты, поминающей  всех Пашкиных родственников до седьмого колена. ПТС с ходу врезался в воду подняв кучу брызг. Пехота опять вспомнила родственные Пашкины связи. Алексеенко включил водяные движители и отключил гусеницы. Машина послушно плыла вслед за своими собратьями.

Вдруг на приборной доске загорелась лампочка появления в кузове забортной воды, включение малой помпы откачки не помогло, вода стремительно прибывала. Пашка включил большую   помпу, оседание машины на дно уменьшилось, но продолжалось. Пехота в кузове разволновалась совсем и что есть мочи барабанила прикладами в крышу кабины. Вода подобралась к ветровому стеклу, Пашка понял – ещё несколько минут, машина на дне и он не сможет открыть люк. Что есть мочи заорал в лорингфоны -  СОС! Тонем! – резко откинул люк, выскочил на кабину и бросился в холодную осеннюю воду. Пехота тоже мешкать не стала, побросала в кузове оружие и амуницию, и последовала за Пашкой.

Пловцов по-неволе подобрал К-61(малый плавающий транспортер) технического замыкания и катера сопровождения. Никто, слава богу, не утонул.

Слушание дела  мл.сержанта Ильясова трибунал Вильнюсского гарнизона рассмотрел за три заседания. В постановлении звучало: « ... за невыполнение воинского долга, ... повлекшее порчу военной техники и имущества, ... утрате боевого оружия(два АКМа так и не нашли), ... и угрозе жизни личного состава, ... Постановить: ...» . Если короче, то Геныч получил два года дисбата. Взводному Тымчишину задержали на год присвоение очередного звания. Ротному, капитану Кара вернули из кадров рапорт на поступление в академию, а комбат, подполковник Черноусов сам написал рапорт на увольнение – выслуги у него хватало за глаза.

Год спустя. Железнодорожный вокзал. Два закадычных друга-дембеля, ефрейтор Стасик Ковалевский и сержант Марат Латыпов, прощаясь закуривают по последней сигарете.               
– А здорово ты, Марат, тогда сделал  Терпилу змейкой*, я до сих пор за это у тебя в долгу.               
– Да брось Стаська, он уже всех достал своим сволочизмом, заслужил по полной. Кстати знаешь, какое у него погоняло в дисбате? Терпила-Ссыкун!   С такой кликухой на зоне не сладко, никакие кулаки не помогут. Только вот я в толк не возьму, как у его ПТСа оказались в днище открытыми кингстоны?                Стасик нервно затянулся сигаретным дымом.
– Это моя работа, давно хотел тебе признаться.               
– Ну ты даешь, Стаська. - Марат помрачнел. – А о пехоте ты подумал?               
- Нет, тогда не дошло, но если бы кто-то утонул, я бы признался, честное слово, клянусь.               

Расставание армейских друзей было несколько омрачено.

*Змейка, это суровая нитка с узелками. Выкладывается густой синусоидой между нижней простыней и матрасом. Когда с соседней кровати, стоящей как правило голова к голове, тянут за конец нитку, создается впечатление ползающего насекомого. Старый курсантский прикол.

Механик-водитель ПТС второго класса, Александр Волосков
Вильнюс, 24 июля 2013 года.