Глава 46. Крупская - Каплан

15-21 мая 2013 г.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ

Были бы котлеты, а мухи найдутся. Но вот вопрос: откуда берутся мухи, когда котлет нет? В. И. Ленин полагал, что знает ответ: «У каждого общественного слоя свои «манеры жизни», свои привычки, свои склонности. У каждого насекомого свое оружие борьбы. Существуют насекомые, которые нападают путем выделения вонючей жидкости».

Эго не ответ, а политическое лукавство. И вытекает оно из случайной мысли К. Маркса, тоже однажды озаботившегося проблемой происхождения видов:« Муха откладывает тысячи яиц. Все они гибнут. Но мухи не исчезают. Они остаются как некая настоянная на крови субстанция, рождающая у покусанных всяческие мысли по этому поводу». Сказал - и занавесил бородой лицо. Ни интереса, ни даже классовой ненависти к мухе, его укусившей.

В начале 2000-х годов в Нью-Йорке некто Фрэнк Каплан нечаянно обнаружил в старых архивах листочки секретной переписки большевички Надежды Крупской с эсеркой Фанни Каплан, о чем и сообщил своему приятелю в Лондон.

Вот отрывок из письма вашингтонского Фрэнка лондонскому Нэду Крупски: «Я дотронулся до крышки старинной коробки из-под шоколада, сильно поистрепавшейся от времени - она совершенно расслоилась, и вдруг из нее выпал листок папиросной бумаги. Вверху рукой Фанни написано: «Судя по способу передачи, это сверхсекретная информация - перед прочтением съесть. Ха!» Так вот, Нэд, ниже этой фразы к листу приклеено несколько пронумерованных бумажных полосок со следами растаявшего шоколада и неясными разводами, напоминающими «молочную» тайнопись. То, что открылось после, откровенно говоря, случайной термообработки, я отсканировал и отсылаю сейчас тебе. Напиши, что ты обо всем этом думаешь. Главное - имеем ли мы право обнародовать эту переписку, или это будет знаком неуважения к памяти наших предков? Твой Фрэнк».

Впоследствии Нэд и Фрэнк решили, что ничьей памяти не во вред станут интимные признания одной революционной дамы - другой, «контрреволюционной». Смешливые были тетки - Крупа и Фантик.

В одной из записок Крупская жаловалась Фантику, что уже второй месяц читает вслух, переводя с листа «Капитал» Маркса, а В. И. Ленин держит перед собой перевод Плеханова и пытается подловить бедную Крупу на неточностях, уверяя, что от мух не может исходить животворящая сила революционной мысли- Маркс имел в виду что-то другое.

Фантик ответно пишет Крупе свою историю, в которой все наоборот:, «Два дня назад приезжали бакинские товарищи. Привезли мне в подарок маленькую черепашку. Я назвала ее Долей. Замечательное создание природы, свободолюбивое и неприхотливое. Когда закончилась любимая ею капуста, Дюша стала есть черновики прокламаций. Интуитивный конспиратор! А через несколько часов после уничтожения черновиков - представь себе мое удивление - Дюшка снесла яичко. Вот что значит животворящая сила революционной мысли! Ха!»

К вопросу о зооантропологии

Нет ли ошибки какой в анекдотичной повторяемости одних и тех же политических мизансцен разделенных столетием? Подтасовки нет ли? А если нет и это все тот же фарс, только в новом его прочтении, то ужель одна лишь история повинна в том, что сюжеты комедии почти без изменений? Может, повторяются режиссеры, использующие отработавшие клише и схемы, ссылаясь на историю, которая любит повторяться? Ведь еще Наполеон грезил, что его Кодекс станет конституцией для Европы, объединенной под знаменем, расшитым золотыми пчелами - не гордыми орлами, заметим, а теми же насекомыми, хотя и полезными в отличие от паразитирующих мух К. Маркса и В. И. Ленина. Бонапарт не был первым, не стал и последним в этом ряду.

Вот цитата: «Слабость Европы - в чрезмерном количестве таможенных барьеров, тарифов и валют, в чрезмерном национализме и акценте на национальный суверенитет. Эти причины ненависти и неэффективности экономики должны быть устранены. Европейская империя примет форму конфедерации свободных государств. Они будут иметь единую европейскую валюту и единую администрацию, занимающуюся вопросами внешней политики, полиции и армии, в которой государства будут представлены национальными формированиями...»

Чьи слова? Не стоит гадать. Это сказал Адольф Гитлер. Когда фюрер «объединил» Европу, кого силой, кого добровольно-принудительно, двум европейским державам, отказавшимся от нацистской унификации - Британии и Советскому Союзу - пришлось освобождать униженную, потрясенную, ограбленную Европу.

Отбросив шоры ублюдочной политкорректности, что мы увидим сегодня? Европа стала единой. Главной страной ЕС является Германия, состоящая в тесной связи с Францией, а расширение «жизненного пространства» НАТО на восток официально провозглашено стратегической целью альянса. Иными словами говоря, Россия сегодня находится именно в том положении, в каком желал видеть ее Гитлер.

Так о чьем фашизме идет речь на либеральных тусовках вокруг Соловецкого камня на Лубянке, на Болотной площади? Чью волю они исполняют, эти вожди и вождишки, которых становится больше, чем их сторонников? И при чем здесь Путин, наполовину уже вытащивший страну из либерального дерьма образца 1991 года? 6 мая 2013 года на очередном «болотном» митинге какой-то провинциальный правозащитник нарисовался со своим самодельным плакатом «Власть должна принадлежать народу». Ну да, это еще Ленин твердил, имея в виду нечто другое. Правозащитника быстро задвинули в сторону вместе с неактуальным плакатом, ибо нынешние либералы тоже имеют в виду нечто другое. На плакатах молодежного якобы движения начертано одно слово «Да!».

Что именно «да»? То и да, что этой отвязной молодежи, облитой свежим альпийским загаром, добытым в Куршевеле, где номер в отеле стоит от 800 до 1800 евро в сутки, уже и не понять, что власть может принадлежать кому-то, кроме них. Равно как и все остальное. «Всех не пересажаете!» - нестройно скандировали новобранцы правых сил, пугливо озираясь на охранявших митинг омоновцев. Виртуальные фашисты не откликались. Должно быть, ковали кандалы в кузнечном цехе бывшего завода Михельсона, ставшего затем электромеханическим заводом имени В. И. Ленина. Затаились свирепые.

И ведь прикольно - был завод Михельсона, стал - Ленина, когда милейшая Фантик в него там стреляла, а уже в наши дни акции скупил Фридман по прозвищу Кошкодав и впарил их кому-то на западе, наварив бабок немерено, и отправился отдыхать в Куршевель. Всех не пересажаете? «Да!»

В Куршевеле «болотные» оппозиционеры оборжались, покупая лубки местного производства. Олигофрен, изображенный на фоне горного пейзажа, сильно походил на Фридмана, покойного папу Маши Гайдар и одновременно на Никиту Белых. На кого-то еще - этих альпийских умельцев не поймешь. Главное тут в названии: «Встреча с кретином в Альпах». Тут сюжетное кольцо истории смыкается, возвращаясь к началу прошлого века.

Из письма Крупы - Фантику: «Путешествие наше в Альпы было, конечно, неоправданно длинным, все-таки физические нагрузки нам с В. И. совершенно непривычны. Но было много радостей от чистейшего горного воздуха, дивных пейзажей, общения с местными трудящимися. По вечерам к нам часто подходили поговорить пастухи, жарили «лишних» барашков. Полезно и вкусно. В. И. произвел на трудящихся альпийских лугов сильное впечатление, потому что все время был в одном и том же «гороховом» галстуке, и все время, запустив большие пальцы рук в проймы жилетки, говорил о назревшем революционном моменте и о животворящей силе революционного слова. Сильно картавил при этом. Видимо, это и послужило причиной неожиданного и милого подарка. Нам был вручен местный лубок с самым популярным здесь сюжетом под названием «Встреча с кретином в Альпах»... За сим кончаю. ЦК (целую крепко)».

Из ответного письма Фантика - Крупе: «А я получила в подарок от Феликса (Дзержинского) альпийский лубок с другим сюжетом. Горный перевал, у заснеженной вершины - шале, а в центре - сенбернар с привязанным к ошейнику коньячным бочонком. Из сугроба около собаки торчит чья-то голова с жадно открытым ртом. И подпись: «Сенбернар спасает погребенного под снегом путника». Это мне за то, чтобы я молчала, что застукала Феликса и Мишеля Калинина на первом этаже у мадам Клары (Цеткин), управляющей «единым предприятием» для трудящихся женщин. Мишель прискакал после Феликса с бутылкой «Вдовы Клико» - плакал, целовал мне руки... Ну ты понимаешь, какие они все замечательные, наши партийные кадры, когда попадаются на чем-то. Пиши, Крупочка, и радуй меня своими рассказами. Их с нетерпением ждет твой верный Фантик. ЦКК (целую крепко-крепко)».

Крупа- Фантику: «Меня потрясли «русские сезоны» в Париже. Не в коня корм, увы! Искусство, я имею в виду. В какой-то из дней я сказалась усталой и под угрозой наделать ошибок, искажающих политический смысл очередной статьи В. И., настояла на посещении Гранд-опера, где давали «Юдифь» в декорациях Сандро Головина и с Теодором Шаляпиным в роли Олоферна. Ах, догадливый мой Фантик, ты ведь уже поняла, чем дело кончилось? Это только мне невдомек было. В антракте В. И. сходил в гримерную Теодора, а после спектакля... Даже и не после спектакля - голова Олоферна еще не окончательно была отделена от тела, а они, отослав меня домой, прихватили нескольких хористочек и отправились кутить, Теодор даже на поклоны не вышел. Вот и вся «культурная акция». А сколько надежд было! Абсолютная невосприимчивость к произведениям искусства - ни к музыке, ни к живописи. Утром я посетовала на это печальное обстоятельство. В. И. посмотрел ка меня весьма неодобрительно и пробормотал что-то вроде «искусство должно принадлежать народу». Я не поняла, что он имел в виду. А В. И. говорит: были бы котлеты, а мухи найдутся. И что у каждого насекомого вроде меня - свое оружие борьбы. Никаких котлет у меня нет, съестного вообще приносят мало. Это он так про дело пролетарской революции, Фантик. ЦК».

Фантик - Крупе: «Родная моя, Крупочка, меня очень тревожат новые для меня черты в облике В. И. Ведь человек, душа которого закрыта для искусства, опасен для общества. Очень знаменательно, по-моему, посещение именно «Юдифи». Решительность и способность к самопожертвованию этой удивительной женщины всегда производили на меня сильное впечатление. Мне кажется, что если бы Юдифь жила в наше время, то записалась бы в партию СР. Я искренне считаю, что только физическое уничтожение некоторых личностей может принести пользу народу.

У нас опять зима, дома холодно, так как меня забыли включить в список на получение дров. Это казначея партии!.. Рученьки, однако, замерзли, да и чернила густеют. В другой раз напишу длиннее. Дюшка от холода впала в спячку. Мне стало жалко ее, бедняжку, рожденную в жарких широтах. Завернула в старый оренбургский платок и ношу за пазухой, как камень, ха! Пожалуй, на ближайшем заседании внесу предложение об учреждении для архиактивных стрелков СР награды- «Орден святой Юдифи с мечами и бантом». Или лучше - «Юдифь на шее», ха? ЦК тебя, твой замерзающий Фантик. Искусство должно принадлежать народу? Это означает, что когда-нибудь они разграбят картинные галереи. Ха!»

Комментарий к несущественному

Фрэнк и Нэд встретились в Вашингтоне, провели ревизию имеющихся листочков папиросной бумаги с «молочными» разводами-бумаги, жаждавшей тепла от обыкновенного утюга - и совместно поразились тому, что открыли для себя такой маленький революционный опыт, совершенно не совпадающий с такой большой революционной Историей: «Весь мир насилья мы разрушим - до основанья, а зачем?..»

Из этого опыта следовало, что герой, победивший собственную страну, не нужен нигде и никому. Даже безотносительно к В. И., угасшему в сифилитическом маразме в Горках. Отчего-то Фрэнку и Нэду было очень важно понять эту истину, которую их аскетичные прабабки осознали еще в самом начале революционного пути. Впрочем, осознала, скорее, Фантик, а Крупа просто наблюдала со стороны и беспрестанно жаловалась на «альпийских кретинов», называвших себя большевиками, и полагала, что любая кухарка лучше них справилась бы с управлением государством: «В стране разруха, а они тешат себя все новыми должностями».

Фрэнк Каплан служил в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, а его нежный друг, почти что родственник, Нэд Крупски в британской разведке МИ-6, и оба они сошлись на мысли, что заново открытая ими Россия - не Восток и не Евразия, а другая Европа, которую больше века пытаются если не сокрушить снаружи, то хотя бы расшатать изнутри. И оба они, читая интимные письма, поняли еще одну важную вещь: завтрашняя война проиграна еще вчера.

Грех наш насущный

Крупа - Фантику: «Фаннюшка, умоляю, никому ни слова. Письмо это ты, конечно, не выкинешь, но храни его особо. Я хочу тебе исповедаться. Грешна. Ха! Недавно у нас был гость из Питера- это известный тебе Гапон. Мне он показался человеком нервным и не умеющим педантично исполнять задуманное. Но не в нем дело. Когда Гапон ушел, появился другой визитер- один из руководителей восстания на броненосце «Потемкин», унтер-офицер Матюшенко. Афанасий его зовут. После того, как броненосец прибыл в Констанцу, экипаж был отпущен на берег и многие члены его предприняли небольшой вояж по европейским странам. В конце концов М. добрался и до нас. Приехать в центр Европы и не посетить В. И. считалось моветоном. М. привез с собой чудом сохранившуюся у него бутылку настоящей украинской горилки. Пришлось срочно соображать дополнительный ужин.

По этому поводу я заказала нашей кухарке (это, ты знаешь, моя матушка) быстрое и простое в приготовлении блюдо - вермишель с сыром пармезан. Наконец-то все сели за стол. И тут разразился скандал. Матюшенко треснул крепким кулаком по столу так, что тарелки севрского фарфора подпрыгнули два раза, и сказал, окинув угрюмым взглядом нас с В. И.: «Я сейчас не на «Потемкине», но восстание поднять мне ничего не стоит - ребята из орудийного расчета напротив залегли». После чего влил в себя рюмку горилки.

Наше недоумение длилось недолго. Володя сумел разговорить любимца Черноморского флота, и выяснилось, что невиданную ранее вермишель М. (да и все матросы революционного броненосца) посчитал червями. Наши объяснения М. выслушал, но не очень-то, кажется, поверил, потому что есть не стал. Да и про пармезан высказался весьма определенно. Поверь, душа моя Фанни, я долгое время варюсь в «пролетарском котле», но таких выражений не слыхивала.

На этом наш вечер не кончился. Неожиданно зашла Верка Засулич и принесла Володе записочку. Судя по французским ароматам, которые поплыли по комнате, когда записочка была развернута, к ней приложила руку Инеска Арманд. Тут же Володя засобирался, пожелал нам провести «теплый вечер», подмигнул мне самым отвратительным образом и, ущипнув пребольно, ушел. Понятно куда. И что он нашел в этой Инеске!
Верка посидела, выпила с нами и рассказала (по просьбе М.) о том, как она стреляла в Трепова. После ее ухода выяснилось, что М. собирается ночевать у нас. Я съела всю приготовленную вермишель, мы еще выпили. Потом я приготовила ему комнату для гостей и пошла спать. Проснувшись же утром рядом с мужественным торсом, чуть не хлопнулась в обморок, обнаружив, что это не тело Ленина. Да и откуда у него такой торс. Но татуировка в виде ундины, обвившей своим хвостом якорь, с надписью «Прощай, братишка Севастополь», была выполнена в высоком художественном стиле, и это меня слегка успокоило. Тем не менее я не стала медлить и, быстро соскочив с одра любви (?), привела себя в порядок. Тут и Володя прибыл. Несколько усталый, но довольный жизнью.

Он похвалил меня за то, что предоставила кров революционному матросу. (Понял ли он, что случилось в его отсутствие?) Я не стала обсуждать с ним происшедшее. Тем более что М. проснулся и поинтересовался, осталась ли еще горилка. Откуда бы? Недолго мучился бедняга: распахнул окно, высунулся в него (право, чуть не вывалился) и свистнул в боцманскую дудку. Тут же прибежал орудийный расчет в полном составе с грузом шнапса и пива. Володя тоже выпил. Вместе со всеми. А матросы, прихватив своего боевого товарища, вернулись в бордель, где уже за все было заплачено. Из партийных взносов, конечно.

Ты ведь поняла, Фанечка, что так взволновало меня? Все-таки жена Цезаря должна быть вне подозрений, даже если она - результат политических инсинуаций ЦК. Написала об этом, и вроде от души отлегло. Последняя просьба, дорогой мой Фантик, ни в коем случае не отвечай мне на это письмо. Ни словом, ни намеком... А все-таки в моряках что-то есть - какая-то цельность и незамутненность сознания. И мышечный рельеф выше всяких похвал. Интересно, каковы моряки Балтийского флота? Думаю, наши питерские, наверное, уж получше будут. В любом случае это не встреча с кретином в Альпах. ЦК».

Фантик - Крупе: «Ну что ты, Крупиночка моя, обездоленная любовью, терзаешься! Твой брак - «политическая инсинуация», но ты ведь не минерал, а нормальная женщина - из мяса, костей и нервов. Сколько же лет можно вот так проводить! С «Капиталом» Маркса. А уж то, что Зига Фрейд одобрил бы твой поступок, я и не сомневаюсь. В данном случае здоровье дороже, чем политическая репутация. Важнее всего результат. Знаешь, что в Варшаве творилось, когда Глеб Кржижановский меня обхаживал? В бой роковой мы вступили с врагами - вот до чего дошло у нас с автором «Варшавянки». Словом, масса воспоминаний от «встречи с кретином в Альпах». Сначала все, а потом - ни то, ни се. В конце романа он мне сказал: «Ты меня устраиваешь как женщина, но не устраиваешь как коммунист». Я этого словесного пассажа до сих пор не понимаю. Ощутила себя совершенно раздавленной и долго потом зализывала раны душевные. Неужели, думала я, мое политическое кредо так далеко от совершенства? Так я и оказалась в партии СР. Вот, собственно, и вся история. Не кручинься. Твой шоколадный Фантик тебя ЦК».

Комментарий к несущественному

Нэд - Фрэнку: «Похоже, Фрэнк, у меня назревают крупные неприятности. Тебе, конечно, уже известно о нашем крупном провале в Москве. Мы поставили не на ту лошадь. Профессиональные правозащитники и вообще либералы в России - это, в сущности, политическое крыло террористов, которые к тому же называют их между собой «козлами». По это, скорее, мухи. Наших людей в Москве они страстно убеждали, что готовы любыми средствами бороться с реакцией, с возрождающимся тоталитаризмом сталинского толка и антидемократическими тенденциями в обществе, и я верил, что это так, что их готовность к борьбе благородна, и она заслуживает всяческой поддержки.

Мы поставили не на ту лошадь, Фрэнк, и поплатились за это. Либеральный выбор поставил бы русских в ряды каких-то нелепых антидержавных повстанцев - грязных, глупых, скрывающихся в смрадных подпольях и планомерно из них выкуриваемых. Может, я где-то преувеличиваю, но смысл выбора для русских именно таков: либо держава, либо разнузданный либеральный фашизм.

Согласись, нужно очень сильно ненавидеть президента Путина, как это демонстрирует наша пожилая троцкистка Ванесса Редгрейв, купившая себе чеченского бойфренда Ахмеда Закаева, чтобы из этой немотивированной нелюбви желать гибели целому народу. Либералы в Москве тоже считают себя русскими, но ты же знаешь, Фрэнк, что тень, которую они отбрасывают (если отбрасывают, ха), совсем другой национальности. В их системе взглядов и действий есть место всему, кроме истины, поэтому они никогда не назовут белое белым, а черное - черным. Все долдонят, как метро копают, о свободах, но их масленые глазки не обещают миру ничего хорошего, кроме алчной корысти.

Ничего у меня нет позади и, боюсь, впереди тоже. Только лицемерное сочувствие тихих маразматиков Евросоюза, предлагающих мне синекуру в их новой разведслужбе. Однако с некоторых пор мне отвратителен европейский (впрочем, и американский тоже) культ всевозможных меньшинств. Это не культ цветущей множественности, а паранойя расколотой целостности, омерзительная по определению. И как говорила Крупа, не втирайте мне пенсне. Я подал в отставку. Не переживай за меня, Фрэнк, все будет нормально, хорошо, местами отлично. Жаль, закончилась радость прочтения чудных писем Крупы и Фантика. Ха!

Вспомнилось сейчас - где-то я читал про то, как в 20-е годы некий революционный кретин в России, не желавший себе обременительных занятий, самоутверждался в классовой борьбе и, в частности, с духовенством. Прилюдно рубил топором иконы, а потом ехидно спрашивал молча стоявшего батюшку: «Что же твой бог ничего со мной не сделает?» «А что с тобой еще можно сделать? - спокойно ответил батюшка. - Ты все сделал сам». Вот так, Фрэнк. ЦК тебя. Твой Нэд».
 5-7 мая 2013 года Продолжение в следующем номере