Шалава

- О!О! Смотри, смотри….идё-о-о-т…

- Не идёт – пишет!  А юбка-то …юбка….Уж короче уж и некуда…..Страмота-а-а!

- И как на таких каблучышах ноги-то не сломаются?!! Страмота да и только!

     Они затихают, выпучив глаза, пока она неторопливо покачивая бедрами,
проходит мимо их лавочки.

- Здравствуйте, бабушки. – улыбается она.

- Здра-с-с-сьте….- давятся они,  и,  сворачивая шеи, оглядываются ей в след.

- Шалава-а-а!!! – шипит Петровна, и плюет. – Шалава и есть. Беспутняя.
Прости, господи.

     Старухи ещё долго с удовольствием мусолят Катькину историю, приплетая то,
чего и в помине не было. Смакуют кем-то рассказанные страсти об её житье-бытье.
Поминают добрым словом матушку её, труженицу,  жизнь непутёвой дочери посвятившую.
Больше всех негодует Петровна.

- Матушка Катьку одна поднимает, мужа уж лет пять, как схоронила.
Уж и одета Катька, как королева, и в институте мать её за деньги учит –
ничего для неё, беспутней, не жалеет. На трех работах работает.
А она, вон как вымахала, каланча. Волосья распустила до задницы, а юбки-то носит –
что есть  они на ней , что нет… Вот парни за ней табунами-то и ходят.
А накрашена-то, как матрёшка. Смотреть срамно. И улыбается всё время.
Ну дура дурой.

     Каждое утро, провожая недобрыми взглядами, шипят в след красавице Катьке
дворовые посиделицы, щурят слеповатые глазки. 
И плетут, плетут языками кружева сплетен. А она плывет по двору лёгкой лодочкой,
и улыбается им, в злые лица.

     Вот и сегодня, стоит у подъезда Петровна, ждет, когда проплывёт мимо
Катька, чтобы плюнуть ей, непутёвой, в след. Засмотрелась, старая, не поняла,
почему бежит к ней та, со всех ног.
    
    Уставилась на неё поверх очков, придавленных к носу, завязанной за ушами,
резинкой. А Катька, подбегая, вытянула вперед руки,
и что было сил,  толкнула Петровну в грудь.

- А-аааа!!! – кричала, падая,  старуха. – Ша-ла-ва-аааа!!!!

    И потонул в жутком, оглушительном скрежете тормозов и в  страшном крике
со всех сторон, этот крик….

    Сидела на асфальте Петровна, тупо глядя, как растекается под золотой
россыпью Катькиных волос, багровое пятно… а потом,
усаженная кем-то на лавочку, прижимала к груди Катькину туфельку на высоченном
каблуке, и гладила её, как живую….
   
     И наполнялись горячим, выцветшие глаза, проливаясь слезами на
сморщенные щеки….