Глава 45. Золото

ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ

Голые короли

Глава сорок пятая

Анатолии Гончаров

Всегда случались на земле наводнения и лесные пожары, и всегда, увы, было так, что время от времени падали на землю самолеты. Как бы и нет резона отыскивать в разных трагедиях чью-то зловещую роль. Не существует в реальном мире вестника смерти на бледном коне, как нет и дня открытых дверей для тех, кто вдруг покидает этот мир до срока.

На фоне череды рукотворных катастроф летом 2002 года как-то очень скупо, едва ли не одной строкой, сообщали информационные агентства о долгих поисках пропавшего вертолета, направлявшегося на Таймыр с двенадцатью членами арктической экспедиции. Только с помощью военного спутника удалось обнаружить в болоте обломки взорвавшегося в воздухе Ми-6, На том про погибшую экспедицию забыли. Не до нее стало. Особенно после кошмарного авиашоу на аэродроме под Львовом, унесшего жизни 89 человек, и падения Ил-86 в Шереметьево.

Отягчающую душу трагедию очень скоро накрывало черным пологом следующей, и жизнь российская шаг за шагом продвигалась в сферу бесстрастной статистики жертв регулируемого хаоса. С одной стороны, полыхали лесные пожары, которые нечем тушить, с другой - разливались реки, которые некому остановить. Страна словно специализировалась на привычных поисках своих «черных ящиков» и опознании чьих-то жертв, не понимая, как добыть из всего этого хоть крупицу утаиваемой правды.

Незадолго до летних катаклизмов 2002-го возникла из небытия принцесса Анастасия, младшая дочь последнего государя императора. Это была уже тридцать первая по счету Анастасия. Первая объявилась в пермской тюрьме осенью 1918 года: «И трубит опять молва: дочка царская жива!»

Вместе с принцессой № 31, как в сказке Андерсена, обнаружились в Абхазии сразу два стойких оловянных солдатика. Самый оловянный обручился со 101-летней принцессой законным браком: «А приданое готово: семь торговых городов да сто сорок теремов...»

Тут бы мир да любовь суженым, только уж больно долго искали они друг друга. И подозрительно ко времени нашли. Мягким либеральным брюшком лепится в эту странную сказку свеженькая финансовая афера Чубайса, каковую он в одночасье провернул с советским долгом Чехословакии, заработав 800 миллионов долларов и реальную возможность умножить этот капитал путем законного предъявления Минфину РФ скупленных долговых векселей.

В Абхазии, стало быть, случилась принцесса, на Таймыре упал вертолет, в Праге возник вездесущий Чубайс. Дальше подробности укладываются сами: в огороде бузина, а в Киеве - ничем пока не обозначивший себя дядька.

Самое сложное для охвата мыслью - бузина, словно болотная поросль забвения, разведшая на восемь десятилетий концы единого целого. Дядька же, напротив, служит простым фактом истории. Обыкновенный генерал-лейтенант Михаил Константинович Дитерихс.

В1918 году он был назначен в Киев начальником штаба мятежного Чехословацкого корпуса, нахально захватившего в Казани золотой запас России. А в 1919-м генерал Дитерихс командовал у Колчака Восточным фронтом в Сибири и стал одним из немногих доверенных лиц, посвященных верховным правителем в подготовку тайной экспедиции на Таймыр с целью укрыть там часть спасенного российского золота, отнятого у чехословаков.

Именно туда, на западный берег Таймырского полуострова, досконально исследованный гидрографом лейтенантом Колчаком, и направлялся в июле 2002 год а вертолет российской арктической экспедиции.

Путь на Таймыр

История царского золота и связанных с ним людских судеб настолько запутана, что не вдруг понять можно, за какой кончик ухватить, чтобы не пресеклась потаенная связь. В самом деле, где Колчак и где Чубайс? Может, уже сама история бредит? Понятно лишь, что живи рыжий фюрер во времена адмирала, болтаться бы ему на фонарном столбе. С другой стороны, попадись адмирал в руки Чубайса, он бы с живого содрал с него кожу. И надпись изобразил бы ту же, что запечатлена была на стене Ипатьевского дома в Екатеринбурге, где подло расстреляли членов царской семьи: «Здесь, по приказанию тайных сил, Царь был принесен в жертву для разрушения государства. О сем извещаются все народы».

Начать надо, наверно, с легендарной Земли Санникова, видением коей грезили в императорской Академии наук, возглавляемой великим князем Константином Константиновичем, внуком Николая I. В Петербурге и норвежском порту Лаврик уже велась подготовка полярной экспедиции, но лейтенанту Колчаку не было дозволено грезить. В середине сентября 1899 года он получил назначение вахтенным начальником на броненосец «Петропавловск», снаряжавшийся в дальний поход из Кронштадта через Суэцкий канал на Дальний Восток. Тем не менее прошение на имя барона Толля включить в состав экспедиции Александр Колчак подал, и был даже принят для ознакомительной беседы.

Эдуард Васильевич ничего определенного не обещал, так как команда судна и экспедиции была уже укомплектована, однако спросил: «В каком качестве вы могли бы составить пользу нашему предприятию?» Лейтенант ответил,что согласен работать рядовым гидрографом. На том и расстались. Только в греческом Пирее догнала Колчака телеграмма барона Толля с предложением принять участие в экспедиции. Можно сказать, судьба лейтенанта приосанилась: просьбу будущего полярного исследователя удовлетворил сам великий князь, и в первых числах января 1900 года Александр Колчак прибыл морем в Одессу, оттуда поездом - в Петербург. Эдуард Васильевич предложил ему должность второго помощника капитана парусно-паровой шхуны «Заря» с исполнением обязанностей гидрографа. Лейтенант Колчак был счастлив.

В ту пору по репертуарным афишам российских театров, как хвостатая комета Галлея, предвестником близких несчастий пронесся Чехов, и уже в плавании, начавшемся 21 июня 1900 года, барон записывал в дневнике: « Во время обеда ведется обычно интересная застольная беседа, в которой неизменно принимает участие наш гидрограф Колчак, человек очень начитанный, всесторонне развитый. С лейтенантом Матисеном они никак не могут найти разгадку: отчего, по какой причине чеховский Иванов пускает себе пулю в лоб. Не допускают мысли, что причины-то и нету. Просто отбегает человек в сторону и застреливается».

Причины действительно не было. Хотелось Чехову изобразить нечто несгибаемое в смысле чувств и чести, да не сумел придумать, а писать пьесу уж надоело, вот и отбежал несчастный Иванов стреляться, словно долго искал и не нашел волшебной Земли Санникова.

А ведь не было никакой такой загадочной Земли, виденной якобы русским промышленником по фамилии Санников к северу от Новосибирских островов. Барон Толль в августе 1886 года сам наблюдал с мыса острова Котельный эту оптическую заморочку: была таинственная Земля в Ледовитом океане и нет ее, потом опять появилась, только уже в другом месте - нагромождение паковых льдов, мираж северных широт - и снова ничего.

Задачей экспедиции барон определил комплексное обследование Таймырского полуострова, островов и акваторий Карского и Сибирского морей, что куда важнее красивого мифа. Он видел, как основательно изучил Колчак методы гидрологических исследований в университетской лаборатории Фритьофа Нансена и сколь быстро освоил новейшие гидрографические приборы профессора Хирта. О том и писал в своем дневнике: «Наш гидрограф Колчак - прекрасный специалист, преданный делу экспедиции. Сам же в своей требовательности редко бывает доволен дисциплиной команды, что, впрочем, я нахожу весьма полезным».

Две зимовки провела экспедиция в тех широтах - у западного берега Таймырского полуострова и в море Лаптевых у острова Котельный. Колчак попеременно с капитаном шхуны нес вахту, вел подробные навигационные описания, изучал состояние и развитие льда, выполнял магнитные наблюдения и совершил две санных поездки вдоль побережья Таймыра. По свидетельству барона Толля, участвовавшего вместе с лейтенантом в 40-дневном походе на мыс Челюскин, молодой моряк стал опытнейшим полярным исследователем. Один из островов, открытых в Таймырском заливе, Толль назвал именем Колчака. В 1924 году его переименовали в остров Расторгуева.

7 октября 1902 года Матисен и Колчак привели шхуну «Заря» в бухту Тикси. Но уже без барона Толля, который в начале июня отправился с тремя спутниками на остров Беннета и на судно не вернулся. Попытка пробиться к острову не удалась из-за тяжелых льдов, а оставаться на третью зимовку не позволяли скудные запасы угля. Ждали Толля до декабря на острове Новая Сибирь, но так и не дождались.

Вернувшись в Петербург, Колчак не мешкая организовал новую, на сей раз санно-шлюпочную спасательную экспедицию, выехавшую в Иркутск 9 февраля 1903 года. Оттуда на двенадцати нартах, запряженных 160 ездовыми собаками, из которых тридцать тянули нарты с тяжелым вельботом, вышли в направлении к острову Котельный. Эта экспедиция продолжалась почти семь месяцев. Нашли некоторые предметы, оставленные группой Толля, а затем и письмо. Прочитав его, Колчак понял, что Земля Санникова не отдаст Эдуарда Толля.

За поисково-спасательную экспедицию лейтенант Колчак был награжден орденом Владимира 4-й степени. Санный путь от Иркутска до Таймыра он запомнил подробно. Записывать не стал, хотя и сам не мог объяснить почему. Спустя 16 лет приказал затвердить в памяти маршрут во всех деталях поручику Шереметьевскому, которому предстояло на нартах переправить на Таймыр около 40 тонн золота. Адмирал не знал, удалось или нет поручику выполнить его приказ. Он вообще не думал о золоте. Не вспоминал до позднего вечера 6 февраля 1920 года, когда выкурил подряд две последние в своей жизни папиросы «Атаман» и протянул золотой портсигар бывшему начальнику Иркутской тюрьмы, ставшему при красных надзирателем камеры смертников № 5, отчего в глазах его застыла непреходящая скорбь.

- Не надо, ваше высокопревосходительство, - сказал он.

- Когда? - отрывисто спросил Колчак.

- Завтра, в пять утра... Если вашему высокопревосходительству будет угодно, я мог бы устроить свидание с Анной Васильевной Тимиревой...

- Свидание?!

- Так точно! Я мигом!..

- Пожалуй, не нужно. Ни к чему это. А портсигар все же возьмите. Больше у меня ничего нет. Да и не было ничего...

На рассвете его расстреляли.

Комментарий к несущественному

В сумятице назад прокрученной русской исторической драмы трудно оставаться невозмутимым, как на спектаклях по пьесам Чехова. Этот театр сквозного действия посильнее МХАТа времен Станиславского, не говоря уже о легионах местечковых новаторов типа Мейерхольда, воинственно учивших советскую власть заново штурмовать Зимний. Да и какой Мейерхольд или, скажем, Таиров способен вообразить, как зимой 1918 года адмирал Колчак встречался в Пермской тюрьме с девицей, выдававшей себя за спасенную принцессу Анастасию, а восемьдесят лет спустя некто Чубайс в Москве будет внимательно разглядывать фото древней старухи, тоже назвавшейся принцессой.

Та была первой самозванкой, брезгливо отвергнутой адмиралом, эта - последней, тридцать первой. И вот на эту, последнюю по смешному счету уносимых злыми ветрами статисток, Чубайс одобрительно скажет: «Вполне соответствует... Главное, побольше шуму вокруг нее, а потом... потом мы будем смотреть другой спектакль...»

Игра велась в таких масштабах и с привлечением таких реалий, какие не снились законсервированной Чеховым старой русской интеллигенции. Дело у Чубайса ставилось прочно - только успевай отбегать в сторону и застреливаться. Начиная с 1992 года в России поощрялись и щедро финансировались любые проекты - книги, фильмы, пьесы на тему расстрела большевиками царской семьи. Более остальных преуспел на этом поприще удивительный мистификатор, лицедей божьей милостью Эдвард Радзинский. Его завораживающая интонация позволяла принять обаятельную игру условностей за истину. Радзинский блистал отточенными жестами и доверительной мимикой. Его пьеса «Последняя ночь последнего царя» затмила былой триумф Чехова. Никого более не убеждали попытки «нового прочтения» того же «Иванова», тех же «Трех сестер». Там - скучные склоки, здесь - бодрящие ужасы.

Литературно-художественную часть глобального проекта под условным названием «Гибель царской семьи» финансировал тогдашний глава Российского еврейского конгресса и медиамагнат Владимир Гусинский. За вторую, административную часть, отвечал вице-премьер Борис Немцов, стараниями Чубайса возглавивший государственную комиссию по изучению и захоронению царских останков.

Гусинский действовал негласно, а Немцов - на вполне законных основаниях потрясал публику фанаберией провинциального невежды. В результате царевы кости с 1996 года беспрестанно возили из Екатеринбурга в Москву и далее - в Лондон, а затем обратно. И снова туда. И снова обратно. Проблема костей перешла в новое качество. В некоторых останках обнаружилось несоответствие элементов генетического кода желаемому, и в Институте молекулярной биологии РАН взялись обосновать вероятность генетической мутации в царском роду. На самом деле суть была грубее и проще: посланцы «тайных сил» рыскали по всему миру в поисках подходящих по генетическим свойствам останков, благо пышных могил всевозможных отпрысков Гогенцоллерна более сотни только по мужской линии.

Между тем в конце лета 2001 года патриарх Алексий II встречался с внучатым племянником Николая Романова, принцем Майклом Кентским, и сообщил ему, что на предполагаемых царских останках, обнаруженных на Урале в 90-е годы, нет следов серной кислоты или воздействия огня, хотя по всем данным они непременно должны были быть.

Почему не были исследованы те останки, которые вывез за границу следователь Соколов, служивший у Колчака? Наконец, почему Русская православная церковь так и не признала, что найденные на Урале фрагменты костей имеют физическое отношение к праху российского императора и его близких?

Принцу Кентскому был известен ответ на эти вопросы. Запутав мировую общественность манипуляциями с царскими останками, расчистить путь к банковским счетам Романовых мнимо спасшейся принцессе Анастасие. На каждом из этих счетов числилось по 250 тысяч золотых рублей, не считая набежавших процентов. А на всякую Анастасию, обнаруженную в России, приходилось по две европейских принцессы. Речь шла не о банальном мошенничестве. Это была схватка за право обладания золотом Российской империи.

Смерть с литерой «Д»

Между полуостровом Таймыр и островом Северная Земля Карское море встречается с морем Лаптевых. Их разделяет пролив длиной 104 километра, названный в честь русского гидрографа, капитана первого ранга Бориса Андреевича Вилькицкого. Открытие, принесшее славу полярному исследователю и значительно упростившее проводку судов Северным морским путем, состоялось во время экспедиции на пароходах «Таймыр» и «Вайгач» 1913-1915 годов. А в 1919-м Борис Вилькицкий возглавлял очередную гидрографическую экспедицию в Западно-Сибирский район Северного Ледовитого океана.

Помимо научных целей ему надлежало принять участников сугубо секретной Обской экспедиции под командованием поручика Шереметьевского. Его люди вышли на санном поезде в направлении Таймыра еще летом 1919 года, имея неизвестный Вилькицкому груз. Ему приказали взять только людей и пробиваться на Аляску. Никакого груза у измотанных, обессилевших колчаковских офицеров не оказалось. Вилькицкого не слишком занимал этот вопрос. Погибли люди. Вместо тридцати пяти человек, указанных в телеграмме из ставки верховного правителя России, он встретил только двадцать. Еще двое офицеров, узнав на «Вайгаче» последние новости с фронтов Гражданской войны, застрелились в своих каютах.

Взять курс на Аляску не представлялось возможным. Чудом вернулись в Архангельск, откуда каперанг Вилькицкий в самом начале 1920 года эмигрировал в Европу, осознав бесплодность своего служения какой бы то ни было власти в России. В феврале того же года парижские газеты писали про некую Анну Андерсен, спасенную при попытке утопиться в одном из городских каналов Берлина. Анну отправили в психиатрическую клинику, где она назвала свое подлинное имя - Анастасия Романова и рассказала, что во время расстрела царской семьи была ранена, но осталась жива. Добралась до Берлина в надежде отыскать родственников. Не найдя, решила покончить с собой. Потом начался суд, растянувшийся на десятилетия, что выглядело странно. Судья словно бы обязался «да» и «нет» не говорить: «Суд не может пока сказать, кто эта женщина...»

Забыть эпизод не позволила новая сенсация. В газетах утверждалось, что двое детей российского императора Алексей и Анастасия с 1923 года живут в болгарском селе Габарево под именами Георгий Жудин и Элеонора Альбертова. Якобы Николай II заменил их на двойников, причем двойником Анастасии явилась та самая Анна Андерсен.

Потом Вилькицкий сбился со счета фальшивых принцесс. Глупость повторяющейся схемы заключалась в непременном спасении не только принцессы, но и подставных девиц, которые будто бы жертвовали своей жизнью во имя спасения подлинной Анастасии, но затем обязательно воскресали, иначе кто же засвидетельствует чудо?

Зная в общих чертах о судьбе части золотого запаса России, следовавшего за адмиралом Колчаком в литерном эшелоне «Д», Вилькицкий догадался, что за груз сопровождали его офицеры на Таймыр в 1919 году. Он помнил фамилии многих из оставшихся в живых, принятых на борт «Вайгача». Посидев в библиотеке за подшивками «Возрождения», в которых просматривал лишь страницы траурных объявлений, обнаружил почти всех. Судя по тексту, идея суицида настигала бывших офицеров даже при относительно благополучном течении эмигрантской жизни.

В Праге скоропостижно скончались двое репортеров, взявшихся расследовать историю исчезновения колчаковского золота и упоминавших, что командование чехословацких легионеров выдало адмирала Колчака большевикам, после чего литерный эшелон «Д» сократился на 27 вагонов. Однажды Вилькицкий сам заметил за собой слежку. Ничем она не закончилась, а может, и закончилась таким же траурным объявлением в «Возрождении», если бы он не решил покинуть Европу.

Конечно, он знал о существовании на Таймыре гигантских подземных пещер с постоянной плюсовой температурой, в которых можно было упрятать не один эшелон с литерой «Д». Вопрос - как доставить туда груз да знать при этом хитрую географию самих пещер, ни одна из которых не была нанесена на геодезические карты, а искать их без такового знания - пустое дело. Колчак был осведомлен о подходах к естественным подземным хранилищам гораздо точнее, чем Вилькицкий мог об этом догадываться. Борис Андреевич предпочел забыть про свои догадки. И не вспоминал до 1936 года, когда Сталин предложил президенту Чехословакии свою помощь в борьбе против готовившейся германской агрессии в обмен на российское золото. Бенеш отказался, безоговорочно приняв условия позорного Мюнхенского соглашения, лишившего страну государственного суверенитета.

Вторая мировая война, казалось, прекратила череду чудесных воскрешений царских дочерей Анастасии и Марии в Европе, зато они стали объявляться в России - в Приморье, в Рязанской области, в селении Кошуки где-то на Урале. Смешные печатались откровения великих княжон: «Когда везли меня на телеге, я ничего дак... А когда всадники-то догонять стали, я сиганула прочь - и по шею в болото. А они, наши-то, бились на саблях с теми-то. Ой, как бились! Когда все стихло, я из болота вылезла, и мы опять дальше поехали...»

В 1961 году Борис Андреевич Вилькицкий, чувствуя приближение конца, изложил на бумаге свои предположения относительно того, где могли находиться таймырские пещеры, прикинув примерно, сколько золота способен был доставить туда небольшой отряд офицеров из преданного Колчаку морского конвоя. Не забыл упомянуть про отчет русской полярной экспедиции 1900-1903 годов под начальством барона Э. В. Толля, в которой участвовал в качестве гидрографа лейтенант Колчак, и про остров, им открытый и названный его именем, отметив, что на острове Колчака как раз и могут находиться таинственные пещеры, ибо слишком уж искажена топография на карте, что не свойственно было предельно аккуратному гидрографу.

Заметки Вилькицкий запечатал в конверт, однако никуда отправлять не стал, только внука предупредил: «Вскрыть после моей смерти. Поступить с содержимым так, как подскажет сердце русского человека» .

Вскоре он умер. Внук не сразу вспомнил про бумаги. Когда спохватился, завещанного ему пакета в ящике стола не обнаружил. Объяснений этому исчезновению Андрей Вилькицкий найти не сумел: мираж Земли Санникова...

Военные долги царской России складывались из союзнического обмана» ультиматумов, банального воровства и отечественных предательств, сопряженных с тем же воровством. Никто не утверждает, что в России воруют больше, чем на Западе. Чаще, наверно, это может быть. Хотя и вряд ли. Баланс на голом текущем моменте таков: долги одной стороны минус долги другой - почти пятьсот тонн украденного российского золота.

Наш ответ Чемберлену

В1986 году добрый министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе подписал в Лондоне «нулевое» соглашение об отказе СССР от финансовых претензий, не имея на то никаких полномочий. Позже его преемник - вкрадчивый Козырев убедил премьера Черномырдина столь же благородно поступить и по отношению к Франции. Тот слетал в Париж и подписал все, что от него требовалось. Французы грянули «виват» и в воздух чепчики бросали.

На пресс-конференции Черномырдина спросили, как будет решаться судьба «царского золота». Он был краток и неумолим: «Какое золото? Все ленинское, колчаковское, сталинское и прочее золото... нет его. И не будет его».

Воодушевленные японцы, сняв галстуки, надменно сказали Ельцину, что будут обсуждать, кто кому и сколько должен только во взаимоувязке с вопросом возврата «северных территорий». На что альтернативный российский президент тонко заметил: «Металл, он и есть металл. Но этот, золото - глупый металл. Не надо нам его. Из железа паровоз можно, понимаешь, построить или трактор, или башню какую. Из алюминия - самолет, из меди - провод, а из золота - одна сплошная судимость».

Это и был наш ответ Чемберлену,

Комментарий к несущественному

В1913 году в США была создана ассоциация крупнейших финансовых домов Нью-Йорка - Федеральная резервная система, получившая вопреки конституции право печатать доллары и ссужшъ их правительству. Или отказывать в этом» если президент по каким-либо причинам перестал устраивать финансовых лордов. 11 июля 2002 года на перекрестке Шестой авеню и 42-й стрит возобновили работу электронных часов, которые помимо времени ведут счет внутреннего долга Соединенных Штатов. Стрелки и цифры пришли в движение с отметки 6,1 триллиона долларов. Сегодня они показывают уже более 13 триллионов.

Так вот, если учесть, что в 1913 году Николай II официально внес ровно половину всех активов в казну созданной Федеральной резервной системы, не получив обратно ни цента, можно примерно представить, сколько США задолжали России.

О том и была печаль столетней царевны Анастасии Романовой, она же Марго Верховцева, она же Наталья Билиходзе, а также ее суженого доброго молодца Анатолия Грянника, вынужденного в силу запредельного возраста августейшей супруги заблаговременно приискивать запасных старушонок, пригодных для такой роли. Спектакль был рассчитан на внимание всей мировой общественности, однако интрига адресовалась одному Путину:

«Уважаемый Владимир Владимирович! От моего имени, Анастасии Николаевны Романовой, 20 сентября 2000 года были переданы документы и заявление в ФСБ о признании моего настоящего имени... В будущем мне предстоит много заниматься делом по возврату денежных средств, принадлежащих России, под Ваше легитимное управление, потому прошу Вашего содействия в решении вопроса о возвращении моего имени и оказании врачебной помощи на период решения вопроса...»

Первая ловушка с наживкой для президента угадывается легко: едва он сердобольно шевельнет пальцем, как тут же возникнут на солидных официальных бумагах нужные формулы генетического кода, совпадающие с царскими по всем параметрам. Дело, понятно, не дешевое, но перспективы для спонсоров ошеломительные. Старушка, само собой, даст дуба, зато останется предприимчивый супруг. Придется что-то давать безутешному вдовцу а там, глядишь, и пронырливые потомки Анастасии обнаружатся, с гор спустившись. Неровен час, и Борис Березовский в их числе - почему нет?

Смех смехом, но престарелая мадам Билиходзе умерла не где-нибудь под чинарой в Гудауте, а в отдельной палате Центральной клинической больницы, так называемой «Кремлевки», куда ее не могли определить без разрешения на то президентской администрации. Потом еще и скрыть надо, что умерла, после чего без промедления - к Пушкину за инструкцией: «Лишь ее похоронили, свадьбу тотчас учинили...» Тут можно и новую принцессу явить православным, чтобы та, качаясь под цепями, привздохнув, произнесла: «Как же долго я спала!..»

Хеппи-энд не случился. Остались навязчивые догадки без повода: «Долго царь был неутешен, но как быть? и он был грешен...»

Глубокая вспашка

Среди множества противоречивых свидетельств цареубийц сохранились воспоминания чекиста Григория Сухорукова, совпадающие в описании одного эпизода с большинством иных мемуаров: «На наш жертвенник первым попал цесаревич Алексей, а второй - младшая дочь царя Анастасия. После того, как трупы были сожжены, мы разбросали костер, посередине выкопали яму, все оставшееся и недогоревшее сгребли туда. На том же месте снова развели огонь и тем закончили работу...»

Именно останки первых жертв и не обнаружили впоследствии, хотя Царские Ямы, звавшиеся прежде Ганиными, были перепаханы вдоль и поперек, и этот факт никем не оспаривался. Вице-премьер Борис Немцов, возглавлявший государственную комиссию, с опрометчивой наглостью заявлял в узком кругу, что спасенный цесаревич Алексей - это «золотой ключик к тайнам царских сокровищ». Дескать, большевики, будучи отпетыми мошенниками, зная, с кем имеют дело, не стали до конца выполнять условия секретного соглашения с Антантой об уничтожении царской семьи, а потому на всякий случай спрятали где-то наследника Алексея и принцессу Анастасию.

Зная, с кем имеют дело, Немцову не поверили. Тем не менее Владимир Гусинский, негласно финансировавший проект Российского еврейского конгресса под названием «Гибель царской семьи», не смутился принять княжеский титул от Романова- Дальского, «коронованного» Николаем III. Более того, их свежеиспеченное сиятельство были весьма польщены и некоторым образом даже растроганы-с. Обойденный же монаршей милостью Борис Абрамович Березовский, пребывая в мрачной озлобленности, потребовал отснять на ОРТ документальный фильм о Романове- Дальском и его сподвижниках, который очень скоро влетел в эфир, как разъяренный бык на улицы Памплоны, и назван был «Самозванцы», что, в общем-то, соответствовало истине.

По причине, оставшейся неизвестной, умер, не заживаясь, Романов-Дальский, и временно опустевшую наследную нишу заняла очередная принцесса Анастасия, благополучно скончавшаяся в декабре 2000 года и чудесно воскресшая в июне 2002-го.

Вся возня вокруг захоронения царских останков началась не с появления в Москве никому не известного Николая Алексеевича Романова-Дальского, а с того февральского дня 1996 года, когда он, поддерживаемый внушительной толпой сторонников, среди которых были и представители спецслужб, объявил себя единственным наследником российского престола. И опять же не сам факт его неожиданного заявления в Центральном доме Российской армии всполошил крупнейшие банкирские династии Европы и Соединенных Штатов, а то, как много официальных лиц его окружало.

Романов-Дальский появлялся на публике то в мундире генерал-полковника Советской армии, то в черном сюртуке адмирала непонятно какого флота. И деньги у него, по всему видать, были немалые: особняк в Замоскворечье, охрана, лимузины... Николай Алексеевич охотно давал трафаретные интервью, еще охотнее позировал перед телекамерами, иногда демонстрировал научную монографию отца - бывшего цесаревича Алексея Романова, сделавшегося ученым-почвоведом. Уверенно, с достоинством пояснял, что спасенный отец был спрятан в Суздальском монастыре после того, как под видом поваренка его вывезли из Екатеринбурга монахи. Отсюда и слегка усеченная фамилия Дальский - в память о монастыре. Отец, по словам Николая Алексеевича, постоянно подвергался давлению со стороны властей, несмотря на свою безупречную репутацию и лояльность. Умер в 1965 году в Саратове. «Насильственной смертью» - неизменно подчеркивал Романов-Дальский, не раскрывая, что имеется в виду.

Монография Алексея Романова, изданная Верхневолжским книжным издательством, называлась «Глубокая трехъярусная вспашка». Звучало как намек на скорую пору всходов посеянного когда-то. Намек пугал западных банкиров. Нависшая опасность представлялась вполне очевидной: наймет мнимый наследник за хорошие деньги ведущие адвокатские конторы, и там примутся сочинять иски о возвращении царского золота и личных вкладов Николая II. Выиграть, скорее всего, не выиграют, но всплывет многое из того, что всплывать не должно ни при каких обстоятельствах. Это, во-первых. А во-вторых, русским подальше от греха спишут их долги Парижскому и Лондонскому клубам кредиторов, чего нельзя допустить исходя из национальных интересов Соединенных Штатов. За Романовым-Дальским стали вести наблюдение резидентуры разведок шести стран. До сих пор как бы само собой подразумевалось, что ни за рубежом, ни тем более в России не осталось прямых наследников романовской династии. Иначе зачем было затевать кровавую бойню в Екатеринбурге, а сутки спустя сбрасывать в 20-метровый колодец Алапаевской шахты еще восьмерых несчастных, принадлежавших к фамилии Романовых, в том числе четверых великих князей и Елизавету Федоровну, сестру царицы и вдову великого князя Сергея Александровича, которая после убийства ее мужа эсеровским боевиком Каляевым приняла монашеский постриг и стала настоятельницей Марфо-Марьинской обители милосердия. Странно, ее тело и спустя три месяца не подверглось разложению, тогда как Каляев гнил заживо, пока его не казнили.

27 января 1919 года во внутреннем дворе Петропавловской крепости были расстреляны еще четверо великих князей, и это могло бы считаться последним актом трагедии: «запахали» романовскую династию до третьего колена. Но тут следуют не вполне понятные факты. Не тронули членов императорской фамилии, которые находились под присмотром большевиков на юге России и в итоге смогли благополучно эмигрировать. Король Георг, палец о палец не ударивший ради спасения своих родственников -узников Ипатьевского дома, весной 1919 года направляет в Крым броненосец «Мальборо», на котором вдовствующая императрица Мария Федоровна вместе со своими близкими навсегда покинула Россию. Никто ей в этом не препятствовал.

В Кисловодске под стражей содержались внуки Александра II, великие князья Андрей и Борис Владимировичи с матерью. Им разрешили уехать в Новороссийск, откуда они на итальянском пароходе добрались до Европы. Если большевики озаботились уничтожить всех наследников престола по прямой мужской линии, то Андрея с Борисом выпускать они не должны были, как и вообще никого из мужчин рода Романовых, потому что по закону в случае пресечения прямой линии право престолонаследия последовательно переходит к остальным ветвям, а их более десяти. Однако верно и то, что никто из ныне живущих Романовых не является «высочеством», могущим претендовать на престол, а те, кто обладал таким правом, загадочным образом умирали и там, в Европе.

Комментарий к несущественному

Добро не знает, за что будет любить, ненависть знает, за что будет ненавидеть, и можно было предвидеть мистическую границу меж тем и другим, размеченную оседлым тщеславием ничтожеств, примерявших на себя одежды «пламенных большевиков», но жаждавших лишь одного - принести Россию в жертву своему кровавому богу. На мутной поверхности бурлившей эпохи барахтались стаи диких, свирепых и невежественных «детей революции», торопившихся отметиться в истории переименованием в свою честь всего, что только могло носить имя. А в глубине таился трезвый и жестокий расчет, не меняющий своих формул со времен Вавилонского царства. По этим расчетам и вершилась в России «глубокая трехъярусная вспашка», радикально выполовшая монархическую идею.

«Тайные силы» по ту и по эту сторону границы бывшей Российской империи не могли не обмануть друг друга. Тут Немцов прав, поскольку и сам живет не по-другому. Прав и Гусинский, принявший опереточный титул от Романова-Дальского. Правы они все, кто так или иначе имел касательство к мировой афере, связанной с идентификацией царских останков, ибо во взаимном обмане не бывает неправых. Отсюда и параллельная версия, согласно которой спаслась якобы не Анастасия, а Мария.

Истина в том, что кого-то из двух принцесс спасли на самом деле, подменив ее горничной Татьяны, причем вряд ли Анастасию, но отчего-то в шулерской колоде мистификаторов осталась только ветхая дама пик, она же Наталья Петровна Билиходзе, проспавшая свое воскрешение.

Спастись могла вся семья Романовых, если бы согласилась уехать в Германию, но Николай и Александра Федоровна исключили для себя возможность искать спасения у вчерашнего врага, считая к тому же Брестский мир предательством национальных интересов России. Они все еще видели ее могущественной империей и свою личную трагедию не распространяли на судьбы будущих поколений. А поколения увидели в этой трагедии неисчерпаемый ресурс для сведения счетов.

Сиреневый туман

Годы спустя Александр Довженко будет монтировать в своих фильмах сидящего в кабинете за столом государя Николая Александровича с картинками умирающей от голода деревни - там и младенцы с раздувшимися животами, и обезумевшая мать, отталкивающая детей, которые просят у нее хлеба, и безногий инвалид с Георгиевским крестом на груди - все на земле, бывшее источником жизни, сделалось обителью смерти. К образу русского императора Довженко подшил убогую изнанку той России, что стала жертвой ненависти, и получилось знатно: царь во всем виноват, но на обломках самовластья мы наш, мы новый мир построим...

3 июля 1919 года в Омске адмиралу Колчаку положили на стол ноту из Парижа, подписанную главами пяти союзных держав. В ней излагались условия, на которых верховный правитель получит материальную поддержку и политическое содействие: созыв Учредительного собрания, избранного на демократической основе, обеспечение гражданских прав и свобод, признание независимости Финляндии и Польши, выход из состава России прибалтийских губерний, Закавказья и Закаспийской области, а также безоговорочное признание прежних российских долгов, которые в течение 1915-1916 годов были с лихвой оплачены имперским золотым запасом.

Люди торопятся, потому что обманывают, а история - нет. Понадобилось еще семь с лишним десятилетий, чтобы покорно исполнила Россия смутных времен Горбачева и Ельцина условия ультиматума, гневно отвергнутого русским адмиралом.

Понимая, что это конец, Александр Колчак стремился выиграть время и спасти хотя бы часть золота, размещенного в 55 вагонах литерного эшелона «Д». В ответном послании он уведомил союзников о своей неправомочности принимать сейчас решения, связанные с государственным переустройством России, так как неожиданно выяснился факт счастливого спасения младшей дочери государя императора - принцессы Анастасии и его сына цесаревича Алексея, обладающего законным правом на престол Российской империи.

Пойти на вынужденный блеф в ответ на ультимативную ноту Антанты адмирала надоумила недавняя встреча в Пермской тюрьме с мнимой принцессой Анастасией. У девицы, выдававшей себя за младшую царскую дочь, были изъяты при задержании некоторые вещицы, не вызывавшие сомнений в принадлежности их кому-то из великих княжон, и потому только о самозванке было доложено верховному правителю.

Адмирал внимательно осмотрел маленький шейный образок на обрывках золотой цепочки, топазовое ожерелье, флакон для нюхательной соли со следами отломанной монограммы, какую-то ампулу с белым порошком внутри, зеркальце в серебряной оправе, что-то там еще было из дамских мелочей изящной ручной работы, решительно отодвинутое в сторону.

Колчака заинтересовали странички, вырванные, по-видимому, из дневника великой княжны. Ими были обернуты две помятые фотографии. Одна из них запечатлела сестер милосердия царскосельского госпиталя «Имени Ее Императорского Величества Александры Федоровны». Одинаково напряженные, излишне строгие лица, белоснежные форменные платки-накидки, надвинутые по уставу почти на самые брови - никого не смог узнать адмирал, хотя с кем-то наверняка был знаком.

На втором снимке неожиданно для себя узнал старшего офицера императорской яхты «Штандарт» Николая Саблина. Рядом с ним стояла принцесса Ольга, старшая дочь государя, выглядевшая радостно взволнованной и слегка смущенной. Ольга была влюблена в Саблина, об этом знала вся Балтика, представленная в петербургском свете морскими офицерами. Какой же, дай бог памяти, это год? Кажется, июнь 1914-го. Тогда только и говорили, что об отказе великой княжны Ольги Николаевны от давно запланированной помолвки с наследным румынским принцем Каролом. Царская семья направлялась на «Штандарте» с официальным визитом в Констанцу. Там ждали, готовили пышную встречу, а ее высочество каждую свободную минуту проводила на палубе, желая встретиться взглядом с Николенькой Саблиным, бывшим вдвое старше 17-летнёй царевны - каково?..

Ах, да все ей нипочем: «Если я этого не захочу, этого не будет! Папа обещал не принуждать меня. А я не хочу покидать Россию. Я русская и хочу остаться в России!» Дневниковые записи сестры милосердия Ольги Романовой обрывались декабрем 1916-го. Забыт румынский принц, забыт лейтенант Саблин, ставший к тому времени капитаном второго ранга. И прапорщик лейб-гвардии Эриванского полка Митенька Шахбагов, храбрый разведчик, георгиевский кавалер, увы, тоже. Забыты все, в кого она была влюблена, потому что влюблялась раза по два в году. Татьяна осуждала сестру за азарт «сиреневых туманов», однако тоже понимала, что все это не любовь, а игра чувств, любви жаждавших.

К декабрю 1916-го из всех чувств у великой княжны осталось ощущение неясной тревоги, о чем свидетельствовала последняя запись: «Спаси, Господь, и помилуй на новый 1917 год». Других пожеланий на будущее у принцессы не было.

Лже- Анастасия встретила адмирала Колчака претензией:

- Ваше высокопревосходительство, велите избавить меня от сатрапов. Я девушка паническая и не привыкла к такому...

Адъютант поручик Шереметьевский обалдело уставился на плененную принцессу - вся в сиреневом, разухабисто-вызывающем... Впрочем, сиреневое ей шло. Но кто велел нестись сквозь студеную зиму по следу чужой, канувшей юности?..

- Привет, Марго! - бросил поручик, намеренно упреждая адмирала. - Решила поставить на белое? Ну да, в «Золотом якоре» нет такой краски - только красное и только золотое. Увы!..

- Вы хам, поручик, - хрипло молвила узнанная певичка из владивостокского кафешантана. - Я пожалуюсь на вас Владимиру Оскаровичу Каппелю. Он знает мои устои... Ваше высокопревосходительство, я умею петь, танцевать, разве этого мало для артистки? Велите же, наконец, освободить меня.

- Откуда у вас вещи великой княжны?

- Так это все поклонники! Они называли меня принцессой, отчего случилось недоразумение. Знаете, адмирал, я все время вижу один и тот же сон. В меня будто бы стреляют, я падаю, падаю, разжимаю руку и вижу на ладони окровавленный снежок...

- Довольно! - оборвал ее адмирал. - Чужие сны приносят несчастье. Что находится в этой ампуле?

- Почем я знаю!.. - повела плечиком Марго. - Мне сказали принять лекарство, когда... когда станет совсем плохо. Как сейчас. Войдите же в мое положение, пощадите судьбу артистки.

- Вашу судьбу решит следователь Соколов...

Без малого век берегла история от ненужной известности личные отношения этих людей, вознесенных над бренной действительностью роковой судьбой, словно предназначены они были для чего-то величественного, сакрального, да так и не состоявшегося.

Александр Колчак и Анна Тимирёва.

Что тут сказать. Остается признать, что были на Руси высокие люди, прошедшие испытание самым жестоким и неочевидным образом -святой верой и жертвенностью, суть которой сознавалась ими выше жизни.

Бесполезны и никчемны всякие умозрительные сопоставления таких личностей с идолами сегодняшней толпы - те солнца достигали, эти в тазике умещаются. Как общественно-культовая мадам Брошкина с полувзводом своих супругов, наипаче же с нежно голубеющим «сынком» Филей в перьях и брутально матереющим «внучком» Максом в пухе. Даже и помянуть их в одном абзаце - не смешно ли?

Пожалуй, что и грустно. Оттого, что дико, неуместно, безнравственно. Кощунственно, наконец. Уводит светлые мысли и чувства туда, где им быть не подобает. Так считал Лев Толстой. Вот фрагмент из повести «Смерть Ивана Ильича«:

«Федор Петрович спросил у Ивана Ильича, видел ли он Сарру Бернар. Иван Ильич не понял сначала того, что у него спрашивают, а потом сказал:

- Нет, а вы уже видели?..

Начался разговор об изяществе и реальности ее игры, - тот самый разговор, который всегда бывает один и тот же...»

В контексте реальных страданий Ивана Ильича все не оставляло «сознание того, что у него есть отложенное важное задушевное дело, потом он вспомнил, что это задушевное дело были мысли о слепой кишке».

Лев Николаевич прав: неумирающий разговор об изяществе в современном искусстве всегда один и тот же:

- Видели ли вы мадам Брошкину? А Филю с Максиком?.. Стоит увидеть. Все лучшее, что есть в душе человека, отзовется, остервенеет и отъедет к мыслям о слепой кишке.

Во вратах твоих

Во время допросов адмирал Колчак не признал, что знаком с великой княжной Ольгой Николаевной, хотя члены следственной комиссии Чудновский, Попов и Алексеевский настойчиво допытывались, агрессивно чуя какую-то тайну. Чудновский буквально изводил адмирала этим своим чутьем: «Несогласие на откровенность не сулит вам ничего хорошего, адмирал!»

- Я монархист и нисколько от этого не уклоняюсь, - отвечал Колчак. - С государем императором имел честь встречаться неоднократно, с великой княжной Ольгой незнаком.

Среди бумаг Пражского русского заграничного архива, вывезенного в Москву в 1945 году, сохранились дневниковые записи командира миноносца «Пограничный», капитана второго ранга А. В. Колчака, свидетельствующие о его знакомстве с принцессой в 1912 году. Императорская яхта «Штандарт» стояла тогда на рейде в шхерах. Туда же был послан отряд минных заградителей и миноносец «Пограничный». По завершении учебной постановки заграждении Колчак получил приглашение отужинать на «Штандарте» с царской фамилией. Тем же летом состоялась вторая его встреча с княжной, уже без фамилии. Осенью - третья. В январе 1913 года Александр встретился с Ольгой на молебне с водосвятием, и никто уже не мог знать, какая это у них по счету встреча. 11 марта 1915 года датировано его письмо, обнаруженное в Пражском архиве:
«Прошло два месяца, как я уехал от Вас, моя бесконечно дорогая, и так жива передо мною вся картина нашей последней встречи, так мучительно больно на душе, как будто это было вчера. Я не знаю, что случилось, но всем своим существом чувствую, что Вы ушли из моей жизни - ушли так, что не знаю, есть ли у меня столько сил, чтобы вернуть Вас... Я считал, что следует нам прекратить переписку, но когда пришел обычный час, в который я привык беседовать с Вами, понял, что не писать Вам, не делиться своими думами - выше моих сил...»

Заместитель председателя Иркутской губчека Попов, читавший другие, но очень похожие послания любви, спросил, кому они адресованы, не Тимиревой ли? Колчак молча кивнул: да, Тимиревой. Попов выдержал осторожную паузу, ожидая, вероятно, недоуменных возражений со стороны товарищей, но их не последовало. Откуда товарищам было знать, что с Анной Тимиревой Колчак познакомился на званом вечере в Гельсингфорсе лишь в декабре 1915-го, когда она впервые привлекла его внимание своей удивительной похожестью на принцессу Ольгу.

Анна Тимирева любила Александра Колчака настолько, что пыталась разлюбить, дабы не причинять ему лишней боли, но ей это не удалось - не любительским спектаклем жили, не эйзенштейновским «штурмом Зимнего» вдохновлялись: «Где Вы, радость моя, Александр Васильевич? На душе темно и тревожно. Я редко беспокоюсь о ком-нибудь, но сейчас я точно боюсь за Вас, за всех, кто мне дорог и кто еще жив... Господи, когда я увижу Вас, дорогой, любимый мой, Александр Васильевич? Такое чувство, что с нашим разгромом приближается всеобщий мир. Ну, хоть это. Ведь Вы постараетесь повидать меня, когда вернетесь, даже если я буду не здесь? Свой след я Вам оставлю. Да хранит Вас Господь...»

И великая княжна Ольга его любила, и ничего с этой таинственной материей не поделать, когда она складывает две смерти в одну, извлекая из нее - бессмертие. Через пятъдесят лет после гибели адмирала Колчака, когда его тело вывезли на берег Ангары близ впадения в нее Ушаковки и опустили в заранее приготовленную прорубь, и холодные воды понесли его на север - к Ледовитому океану, где он когда-то искал и нашел свою Землю Санникова, - спустя полвека Анна Тимирева написала такие строки: «Полвека не могу принять - ничем нельзя помочь, и все уходишь ты опять в ту роковую ночь. Но если я еще жива наперекор судьбе, то только как любовь твоя и память о тебе».

Язык не поворачивается сказать, что рождены эти строки сорока годами ссылок и лагерей, но это так, иных условий существования Анна почти что и не знала. Омск помнился снегом на набережной Иртыша и на террасе дома, где укрывал Александр Васильевич свою принцессу от посторонних глаз и ушей, хотя и недолго, ибо настояла она на своем желании работать в швейной мастерской, где шили солдатское белье. И полузабытый Тобольск лежал в снегу, и звонницы храмов сонно молчали, не обещая тепла и солнца.

Приговоренная к расстрелу и спасшаяся благодаря капитану Шахбагову, вытолкнувшему ее из колонны смертников под откос - в снег, Анна Тимирева попала на один из островов архипелага ГУЛАГ, коих впоследствии повидала множество. В 1921 году она, наивная, подала властям прошение на выезд в Харбин и получила год тюремного заключения. После освобождения вышла замуж за бывшего земского врача по фамилии Книпер и перебралась в Москву, откуда в 1925 году была выслана на три года в Тарусу. Через десять лет последовал новый арест, замененный поднадзорным проживанием в Вышнем Волочке, а в 1938-м ее посадили уже надолго - до 1954 года. Такое впечатление, что власти все время старались спрягать ее подальше, не очень понимая зачем.

Следственную комиссию в Иркутске не интересовала «мелодия любви», она искала «архинадеж-ный», по выражению Ленина, повод для вынесения адмиралу смертного приговора, невзирая на договоренность большевиков с союзниками о сохранении ему жизни и предоставлении возможности эмигрировать в Харбин. Более всего допрашивающие стремились найти хоть какую-нибудь зацепку, малый след, указывающий на местонахождение сорока тонн золота, но менее всего надеялись, что Колчак откроет эту тайну в обмен на свою жизнь.

Попов инстинктивно чувствовал, что надо заходить со стороны Тимиревой, и спросил, какое отношение к адмиралу имеет добровольно сдавшаяся Анна Васильевна. Услышав слова «добровольно сдавшаяся», Колчак нервно закурил и молчал. Спичечный коробок хрустнул в его руке, когда Попов спросил: «Она ваша гражданская жена?»

- Нет, это давняя моя знакомая, еще по Петербургу, - сказал адмирал.

- Моей гражданской женой Тимирева не является и никакого касательства к моим делам не имеет.

Ответив так, он слабо надеялся, что отведет угрозу от принцессы, которую не сумел уберечь.

- Я знаю, что меня убьют, и хотел бы попрощаться с Анной Васильевной.

- Не вижу в этом необходимости,

- заявил Попов.

- Тогда я не вижу необходимости продолжать разговор с вами. Ни сегодня, ни завтра. Никогда!

Свидание ему разрешили. Эсеры внимательно прослушали всю беседу и были весьма разочарованы: адмирал завещал России продолжить поиски таинственной Земли Санникова, но при этом дважды подчеркнул, что на самом деле ее не существует. «Только бы нам не расставаться, - твердила Анна Тимирева, только бы не расставаться...»

Комиссия не сумела найти повод для расстрела Колчака. Напротив, из всего установленного следствием вытекало, что адмирал Колчак всячески стремился навести в стране должный порядок и наладить нормальные отношения с населением. Член иркутского ревкома Самуил Чудновский забрал протоколы допроса. Не читая их, заявил, что лучше расстрелять Колчака как преступника, чем сотни невинных жертв. Эсеры не стали выяснять, о каких жертвах идет речь, и постановили казнить адмирала.

Все равно про исчезнувшее золото от него не дознаться. Его снова обыскали, обнаружив завернутую в носовой платок ампулу с ядом, которую он оставил у себя после встречи в пермской тюрьме с мнимой принцессой Анастасией.

- Его превосходительство решило отравиться?! - хохотнул Чудновский.

- Не выйдет!

- Держите себя в рамках избранной вами роли судьи, чтобы не стать подсудимым! - гневно бросил Колчак. - Может, у вас есть какая-нибудь просьба? - спросил Попов, явно тяготившийся ролью судьи.

- Прошу передать моей жене, которая живет в Париже, что я благословляю своего сына...

Самуил Чудновский не дал ему договорить: «Если не забуду, то сообщим. Скорее всего, забуду...»

Комментарий к несущественному

Начиная с 1946 года советские полярные экспедиции открывали остров за островом в бассейне Северного Ледовитого океана. Каждое такое открытие засекречивали, чтобы не прознал о нем враг. Когда же он, недремлющий, прочно обосновался на тех островах, МИД СССР стал предъявлять Соединенным Штатам претензии, ссылаясь на свой засекреченный приоритет. Американцы посылали советских дипломатов куда подальше, потому что новью территории принадлежат не тем, кто их по-тихому открыл и сразу закрыл, а тем, кто поднял там свой флаг и объявил об этом всему миру.

Поврежденный при посадке на льдину Ту-16 выполнял облет острова Колчака, переименованного в Расторгуев, по странному маршруту: мыс Миддендорфа на полуострове Таймыр - залив Большие Сомнения, названный так Колчаком

- мыс Лопатка - мыс Лагерный -мыс Горностаевый - мыс Крестовый

- мыс Случевский. Далее была посадка на станции «Северный полюс - 6», где бомбардировщик занесло на неутрамбованный снег и закрутило.

Облет оказался без пользы. Летчики путались в названиях, поскольку их меняли дважды, а то и трижды, когда обнаруживалось, что первооткрыватель является врагом народа, но и сменивший его на карте пламенный революционер тоже, выяснялось, никуда далеко не ушел в своем стремлении нагадить трудовому народу. В итоге возникали бессмысленные, зато политически грамотные названия: остров Комсомолец, остров Октябрьской Революции, остров Большевик, мыс Челюскина, остров «Известий»...

Втемяшили себе мысль, что ничего доброго, связанного с именем адмирала Колчака, быть не может, и потому только к 1946 году на карте острова его имени, выполненной им самим в 1903 году, разглядели загадочные цифры, неизвестно что обозначавшие: № 15, № 17 и дважды № 18. Не знали, что Колчак все же сумел поведать Тимиревой, что зашифровал на своем острове местонахождение пещер посредством топографических знаков, кои были намеренно искажены. Сопоставление их с подлинной топографией даст опытному картографу ключ к разгадке. И ведь смутно догадывались, что Тимирева кое-что знает, потому и пытались сломить лагерную принцессу. Не получилось. Анна Васильевна умерла в Москве 31 января 1975 года.

Великая княжна

Как незаметно вдруг возникает ситуация, когда что-то оказывается настолько очевидным, что и не понять, как можно было до сих пор не видеть и не осознавать этого. Словно кто-то запорошил глаза и приглушил звук, проверяя, крепка ли вера в необходимость жертвы. Если же нет, если люди согласны только немного пожертвовать, чтобы затем со спокойной душой и совестью оттянуться на мнимом прибытке, то ни о какой вере думать и говорить незачем.

Императрица Александра Федоровна писала в Тобольске простое и сокровенное: «Многие уже сознают, что все было утопия, химера, фальшь. Их призрачные идеалы рухнули, покрылись позором и грязью

- ничего хорошего и достойного не сделали они для России. Свобода от всех устоев, разруха, анархия полная - вот до чего дошли. Жаль мне даже этих людей. Поблагодарю Бога, когда у них глаза откроются... И ведь народ не испорчен, нет – просто заблудились, соблазнились - опомнятся. Бог смилуется над Россией и придет отрезвление...»

По второму, по третьему ли кругу Россия заново переживает собственную историю, возвращаясь и возвращаясь по своим же следам туда, где она, оглохшая и ослепшая, оставила даром принесенные жертвы, надеясь отмолить их, опамятоваться...

Уже после убийства царской семьи в доме инженера Ипатьева нашли Евангелие, в которое было вложено стихотворение «Молитва», написанное княжной Ольгой: «Дай крепость нам, о Боже правый, злодейство ближнего прощать...» Она имела такое право - прощать. И наверно, простила. У России, разделившейся ныне на злокозненные социальные типы воров в законе, воров вне закона, просто воров и просто обкрадываемых ежедневно и ежечасно, нет такого права, иначе все ее новые жертвы будут напрасны, и с молчащих звонниц будут рушиться наземь тяжелые кресты надежд, и люди страшиться станут каждого воскресенья, не отличающегося кровавым содержанием от понедельника, вторника, среды...

Мокрогубый, густо потеющий г председатель ВЦИК Яшка Свердлов, скакнувший на подпольной конспирации до самого кремлевского верха, казался себе олимпийцем, созерцающим с заоблачных высот бессмертия за человеческой комедией. Конспиратором он был пугливым, стал никаким организатором. А назначен «тайными силами» главным режиссером екатеринбургской трагедии. Вызвав в Москву Константина Яковлева, подлинной фамилией которого была Мячин, он давал наставления относительно того, как следует поступить с царской семьей.
- Говорить тебе должно не то, что есть, а то, что нужно.

- Как это? - вопрошал Яковлев, разглядывая мандат за подписью Ленина и Свердлова.

- А так. Расстрел в два счета.

- Как это?..

- Подберешь такую же по составу группу особ мужского и женского пола и расстреляешь в один день с царской. Чтобы запутать всех окончательно. Семью царя вывезешь в Екатеринбург двумя партиями. Дочерей и кого- нибудь из обслуги оставь на несколько дней. Говори всем, что царя в Москву везешь, на суд. Потом и дочерей доставишь. Действуй конспиративно. Маршрут, по которому повезешь царя из Тобольска, будет сообщен дополнительно. Вместе с инструкциями.

-Так я должен убить царя по дороге?

-Не получится. Волнения и шум пойдут, мы потеряем остальных. Романова доставишь живым. Если заартачится, сошлешься на постановление Совнаркома. Мол, речь идет о решении вопроса их выезда заграницу.

-А что, есть такое решение?

-Нет. И не будет. С немцами мы обо всем договорились - Романов с возу, Брестскому миру легче.

-Дадут ли в Тобольске царя увезти? Там есть сумасшедшие головы. И переодетых офицеров полно.
-Вот и говори всем, что, мол, за границу высылаем. Главное, добраться ? до Тюмени, а дорогу к Екатеринбургу мы сумеем обезопасить. За каждую голову отвечаешь собственной...

В первую поездку Яковлев взял только Николая с супругой, великую княжну Марию, которая ни ,в какую не желала расставаться с матерью, князя Долгорукова, лейбмедика Боткина да камердинера с горничной царевны Татьяны. На подъезде к родному селу Распутина Покровскому княжна Мария каким-то образом потерялась. Охрана даже не заметила ее исчезновения, а царь с царицей делали вид, что  ничего не случилось. По приезде на место Яковлев выгнал всех из аппаратной на станции и доложил г Свердлову по прямому проводу, что первая партия доставлена без каких-либо происшествий. Умолчал о том, что, проехав Покровское, взял двух конных охранников и метнулся в горячке обратно, вознамерившись обыскать подозрительный двухэтажный дом, выкрашенный в зеленый цвет, в каждом окне которого виднелись силуэты людей, когда полтора десятка тарантасов с двумя пулеметами промчались , мимо. «Портсигар обронил, - сказал он, - да, видно, не здесь, а когда еще Иртыш проходили».

Окно на втором этаже зеленого дома было распахнуто, и Яковлев живо смекнул, что сейчас оттуда очень даже прицельно полоснет пулеметной очередью. В нижнем окне с раздвинутыми занавесками успел заметить пожилую женщину, а рядом- княжну Марию в пуховой шали поверх легкомысленной шляпки. «Поворачиваем! - скомандовал он. - В нагрудном кармане портсигар. Нашелся, мать его!» !

Горничную Татьяны Демидову расстреляли, выдав ее за великую княжну Марию. Это случилось уже без Яковлева. За два месяца до расстрела царской семьи поехал в Москву с отчетом, и Троцкий по протекции Свердлова назначил  его командармом на Оренбургский фронт, а затем командировал в Уфу на формирование 2-й армии. Где-то по дороге туда или оттуда он попал в плен к только что произведенному в генералы Владимиру Каппелю. Тот доложил Колчаку, что схвачен один из организаторов убийства царской семьи Яковлев-Мячин. После допроса адмирал не просто отпустил Яковлева, но даже помог перебраться в Харбин. В1928 году Яковлев объявляется в Москве, объяснив свое отсутствие тем, что выполнял в Харбине особое задание Уральской губчека, но тех, кто поручал ему это задание, уже нет в живых. Яковлева арестовали и отправили в Соловецкий лагерь особого назначения. И там, в женском изоляторе Заячьего острова, он встретил великую княжну Марию, назначенную на «кирпичики». Это означало - таскать сырые кирпичи на обжиг, пока ноги держат. Она и таскала, спокойно, с достоинством, вернувшись в барак, тщательно чистила платье и подолгу молилась, стоя на коленях перед маленьким образком.

-Кто такая?-спросил он у старосты барака.

- Княжна, - ответила та. - За царицей, сказывают, хвост таскала, а трудится по-нашему. По два пуда за раз. Ничего не скажу, хорошая девка. И медицину знает.

- Медицину, говоришь?.. - за тем и прибыл на Зайчик десятник Яковлев, чтобы отыскать здесь по просьбе начальника санчасти женщину, мало-мальски знакомую с работой сестры милосердия, хотя сыпнотифозный барак, куда не нашлось желающих даже за усиленный паек, требовал не милосердия, а самозаклания. Страшное место был этот барак.

- Фамилия? - спросил Яковлев у княжны.

- Зовут Марией, а фамилии у меня нет. Отняли.

- Что умеешь делать?

- Кирпичи таскать... - кротко улыбнулась княжна.

- С термометром и шприцем умеешь обращаться?

-Два года работала хирургической  сестрой в Царскосельском госпитале.

- К тифозным пойдешь?

-Пойду,-просто ответила княжна.-Месяц или два-сколько успею, послужу.

- Как это месяц? - не понял ? Яковлев, но спохватился, сообразив, что в том бараке дольше не живут.

Четыре с лишним месяца великая княжна Мария служила в бараке смертников, пока на руках и шее не зарделась и у нее зловещая сыпь. Лежать отказалась, сказав, что два или три дня она еще сможет служить. И служила. Через три дня начался бред. Мария стояла на коленях перед своим образком и, покачиваясь, читала не молитву - стихи. Сутки спустя она тихо отошла: «Но безмолвен ваш мир отснявший - кто ответит? В острожном краю скачет выжженной степью укравший беззаботную юность мою...»

Помолились бы и ответили, да некому стало.

5-7 апреля 2013 года | Продолжение в следующем  номере