Реальный билингвизм - и Мова, и Язык

«Таварыства беларускай мовы имя Францiшка Скарыны» в связи с Днем родного языка, объявленным ЮНЕСКО, выступило с инициативой разработки cтратегии развития белорусского языка в XXI веке -- для его сохранения и распространения -- и пригласило к сотрудничеству все заинтересованные организации, учреждения, СМИ, а также всех граждан страны и белорусов зарубежья. Предлагаю свои заметки, которые, надеюсь, могут в чем-то помочь в этом деле.

Для краткости дальше словом «Мова» будет называться белорусский язык, а «Языком» – русский.

Предлагаю определиться

Прежде всего – несколько вопросов в сократовском стиле.
Способны ли вы отказаться от своего мнения, если убедитесь, что оно неверное?
Считаете ли вы, что в языковых делах требуется особая точность и даже требовательность?
Допускаете ли вы, что даже классики белорусской литературы могли в вопросах лингвистики ошибаться?
Сможете ли вы простить белорусу, что он разговаривает только по-русски?
Считаете ли вы, что свобода в выборе языка общения имеет некоторое отношение к правам человека?
Допускаете ли вы такую возможность, что тот упадок Мовы, который мы все ощущаем, связан не только (а может, даже и не столько) с подкопом под нее неких антибелорусских сил, сколько с неудачной языковой стратегией?
Если на все эти вопросы вы отвечаете «да», то ваш ум достаточно открыт, чтобы объективно разобраться во взаимоотношениях Мовы и Языка. И тогда вам могут показаться уместными предлагаемые размышления.

Не был ли закон о Мове 1990 года ошибкой?

Среди национальной интеллигенции даже постановка такого вопроса может показаться шокирующей. Но почему бы это не допустить? Разве наше общество настолько законопослушное, что какой закон ни введи, его будут исполнять? Это одно. А второе – разве не оттолкнуло многих русскоязычных от Мовы то, что ее объявили единственной государственной? Их же интересы были попросту проигнорированы. И референдум 1995 года поставил точки над "i". Тут можно рассуждать так: конечно, референдум «по Мове» нельзя было проводить, поскольку Конституция такого не предусматривает. Но если уж так случилось и отношение общества к двуязычию стало более-менее известно, то нужно было это учитывать. И "борцы за белорусскость" могли бы и не расценивать отмену Закона 1990 г. как поражение – ибо всякую ошибку лучше исправлять как можно быстрей.
И еще в дополнение – об этом же. Принятие закона о едином государственном языке было похоже на прямолинейное разрешение демографической проблемы: чтобы смертность перестала превышать рождаемость -- запретим аборты. Мировой опыт стран, где именно так решали демографические проблемы, показывает: «линейная» причинность в сложнейшей системе, каковой является общество, тут не действует. Так же как «простое» решение с Мовой – объявим ее государственной, и тогда все вынуждены будут ею пользоваться. Тут уместно вспомнить Альберта Эйнштейна, который говорил: "Если тигра насильно кормить мясом, он станет вегетарианцем".
Конечно, все мы жили в условиях принуждения, и потому иногда его уже не замечаем. Или считаем, что если принуждение в благородных целях, то можно сделать исключение. Может, иногда это и удается, но только не с языком.

«Без языка нет нации»?

Агитируя за беларусскоязычный университет, ТБМовцы, вслед за своим руководителем О.Трусовым, утверждают, что Беларусь -- единственная страна, не имеющая вуза с обучением на родном языке. А ведь вряд ли кто слышал когда-нибудь про австрийско- или швейцарскоязычные университеты. Обходятся там в университетах «чужими» языками -- немецким, французским, итальянским -- и не хуже нас живут. Да что там! Целый американский континент, десятки стран, «держится» на трех языках – английском, испанском и португальском. Можно, оказывается, нациям существовать, и не только университетов на родном языке не имея, но и самого родного языка.

Кстати, с белорусскоязычным национальным университетом связаны проблемы, которых не следовало бы скрывать. Ведь там должны быть и естественнонаучные факультеты. Науки же о природе – самые интернациональные, и на этих факультетах, чтобы интересы будущих специалистов удовлетворить, обучение было бы, может, лучше на языках ООН вести -- на русском или даже на английском. Да и с точки зрения качества обучения: на Мове оно было бы ниже – из-за еще не установившейся в этих науках белорусской терминологии хотя бы, из-за суженного выбора преподавателей. Стандарты образования, таким образом, выдержать было бы значительно трудней. Это, и не только это, говорит о том, что белорусскоязычный университет может быть на только частным, но никак не государственным.
Пока, конечно. Не нужно строить дом, начиная с крыши.

«Борьба за белорусский язык -- это борьба за спасение белорусского народа»?

Для профессора Леонида Лыча тут нет вопроса – он их отождествляет. Но -- это достаточно разные вещи. Может случиться так, что Мовы уже нет, совсем исчезла, народ же живет и, может, даже в лучшем виде. Русским языком пользуется. Про курс на союзное государство слышали? Не исключено ведь, что Россия белорусам лучшее житье обеспечит. Метрополии ведь иногда очень заботятся о своих колониях.

В одном из номеров «Нашага слова» 9-классница повторяет за взрослыми: «…если не будет Мовы, то исчезнет нация, исчезнет сама Беларусь». Ну, а поскольку количество белорусскоязычных школ и классов сокращается, о чем ей известно, то школьница чувствует близость страшного вывода: «Белорусская нация гибнет». И ей, по-видимому, стало страшно – как жить с ощущением, что твой народ умирает? Ну а как, скажите, жить другим белорусам, подписчикам «Нашага слова», которым в каждом номере напоминают клич Франтишка Богушевича: «Не пакiдайце ж мовы нашай беларускай, каб не умерлi»?! (он вынесен под логотип газеты).

С названием книжки не согласен

Недавно в Вильнюсе по-белорусски вышла книжка «Онемение. Хроника уничтожения белорусского языка». Даже с ее названием не могу согласиться. Потому что это – вдумайтесь, пожалуйста, -- означало бы признать, что русский язык – и не язык вообще.
Принято сравнивать языковые процессы в Беларуси и странах Прибалтики, чтобы доказать, насколько у нас плохо. Но посмотрим с другой точки зрения, например, на Эстонию. и тогда можно увидеть, что эстонцы, в отличие от белорусов, не имеют спасительного прибежища в Языке, потому что его там практически не знают и, что важно подчеркнуть, не понимают. Для них сохранить родной язык – действительно вопрос выживания нации. У белорусов же есть привилегия, какой они вовсю пользуются, но не всегда ценят – понимание и владение русским, одним из 10 самых распространенных языков мира, одним из 5 официальных языков ООН, возможность приобщения к великой культуре. Стоит хотя бы вспомнить, что из четырех великих романистов мира – Лев Толстой, Чарльз Диккенс, Федор Достоевский, Онорэ де Бальзак – двое русских. Практически всю мировую культуру белорусы имеют возможность осваивать (и именно так и делают) через Язык. На Мове же мировая культура представлена гораздо более скромно.
Так что нет, не нужно пугать белорусов – онемение им не угрожает. Угроза в другом -- что белорусская мова, одна из трех восточнославянских языков, – может навсегда исчезнуть. Однако не нужно из-за этого кричать: «Нация гибнет!», или «Наступает онемение!», ибо это, во-первых, неверно, а во-вторых -- паникерство. В состоянии же паники нельзя ничего разумного придумать, тем более долговременную стратегию действий разработать.

Взгляд политолога-аналитика

Закончив эти заметки, я решил сопоставить свои мысли с позицией по языковой проблеме в Беларуси моего друга Александра Потупы, который от многих отечественных аналитиков отличается особой точностью высказываний, соединяя при этом системную теоретичность и эмоционально-жесткую выразительность. Вот его размышления на эту тему.

-- Нельзя сводить всю языковую проблему ко взаимоотношениям только Языка и Мовы, да еще выбрасывать лозунг: «На нас надвигается имперский язык!» Ведь все наиболее распространенные языки мира являются наследниками великих империй. И, возможно, это лучшее, что они оставили, поскольку благодаря этим «имперским» языкам резко возросли коммуникативные возможности человека на громадных частях планеты.

Лозунговые решения сложных проблем вообще не годятся, в вопросах же языка особенно. Закон, 10 лет назад объявивший Мову единственным государственным языком, был создан, без сомнения, на волне языкового шовинизма. Да, шовинизм бывает не только классовый или национальный, но и языковый. Эта волна смогла подняться из-за того, что люди в массе не способны к системным решениям. К тому же в «простом» решении было заинтересовано немало лиц, желавших использовать фактор владения Мовой как вполне материальный ресурс – при получении государственных постов, для занятия доминирующих позиций в науке, литературе и искусстве. Считаю, что именно эта установка на насильственное введение Мовы, на дерусификацию была причиной поражения Позняка и Шушкевича на президентских выборах 1994 г. и стала страшным ударом по демократии, который только сейчас начинает осмысливаться.
Ситуация с языками в Беларуси действительно сложная.

Угроза заключается в том, что белорусский этнос составляет большинство, но не в языковой сфере. В языковой он как раз меньшинство. Понимая это, мы могли бы рассчитывать на помощь ООН, имеющей программу поддержки языковых меньшинств. Внутренняя поддержка тогда, конечно, тоже была бы обеспечена. Дальше вопрос был бы только в интенсивности исполнения этой программы. Я так понимаю: всякий апологет интенсивной белорусизации должен стать «подвижником», чем-то жертвовать ради пользы дела. Вроде того: ночью разгружать вагоны, а днем издавать белорусскоязычные книжки. Такой жертвой для меня, когда я руководил «Эриданом», было издание белорусскоязычной музыкальной литературы. Это была чисто благотворительная акция.

Да, закон о Мове 1990 г. был ошибкой. Наши националисты действовали как плагиаторы прибалтийского опыта, не понимая того, что там был антиоккупационный синдром, которого не было в Беларуси. Другая проблема, какую они не учитывали и не учитывают, – близость языков. В том, что чешский язык сумел стать национальным, немалую роль сыграло то, что чехи никогда не граничили с Россией. «Отмежеваться» от русского языка им было бы намного трудней, чем от немецкого.
Если же посмотреть на языковую ситуацию в Беларуси шире, то она предстанет в виде множества языковых потоков – русско-, белорусско-, украинско-, польско-, литовскоязычных. Все больше входит в употребление интернациональный язык -- английский. И нельзя игнорировать ни один из них, поддерживая национальный язык – Мову.

К стратегии сохранения и развития национального языка белорусов

Она должна начинаться с очищения от мифов и ошибочных взглядов – вроде того, что «без Мовы беларускай нацыi няма».

Настоящая стратегия не может не учитывать интересы всех языковых групп страны. Не может не допускать, что стимулом для выбора в пользу того или иного языка могут быть не только соображения национальной самоидентичности, но и доводы вполне практические – его распространенность, удобство в использовании – и даже личностные мотивы («как хочу, так и говорю»).

Успешное осуществление будущей стратегии непосредственно связано с тем, насколько в этом будет заинтересована русскоязычное большинство населения. Мова в самом деле может погибнуть. Считаю, она даже неизбежно погибнет – если сохранение ее будет делом только белорусов.

Не стремление «перевести» все население на Мову, тем более не «заставить говорить по-белорусски» должно быть стратегической задачей, а сохранение и развитие реального билингвизма – как фактора, способствующего расширению межъязыковых контактов, партнерских, деловых, личностных отношений с представителями других национальностей. Знание же двух этих славянских языков делает «своими» прежде всего украинский, польский и словацкий языки, а потом чешский, болгарский, словенский, сербохорватский, после чего сами собой возникают предпосылки для нашего «вхождения в Европу».

Послесловие (август-2003). Эта статья, написанная в 2001 г. по-белорусски, предлагалась прежде всего в «Народную волю» и «Культуру», которые читают «нацыянальна свядомыя» белорусы. Увы, опубликовать ее удалось лишь в государственной газете «Звязда».