Глава 1. Анна
…. шесть часов... темно... утро или вечер? Ноябрь месяц, светает поздно, темнеет рано... Я всё-таки заставила себя подняться с дивана и подошла к окну. Сквозь мелкий дождь вдалеке были видны огни торгового центра. Значит, всё-таки вечер, и я опять проспала весь день.
Присев на подоконник, вновь окинула взглядом свою комнатушку. Знаете, почему-то квартирки одиноких старушек во всём мире похожи, одна на другую, что в России, что в Израиле, что в Америке, ну если не считать мелочей. Хозяйская старая мебель, мой бельгийский ковёр на стене, милые безделушки на полочках и салфеточки. Когда в гости ко мне приходят сотрудники из службы социального обеспечения, именно ковёр ввергает их в транс, местные никто давно уже не вешают его на стенку, только кладут на пол. А салфеточки! Как я много их навязала в прежние времена, когда мир перед глазами не расплывался из-за катаракты, а пальцы не болели из-за шишек соли. Правда, большинство старушек всё-таки пытаются поддерживать чистоту в квартире. Приходящая помощница два раза в неделю помогает убраться, в магазин сходит за продуктами и в аптеку за лекарствами. Мне тоже предлагали, но я отказалась, справляюсь, как могу сама, нет у меня сил, терпеть дома посторонних. Гостей у меня очень давно не было, кроме врачей скорой помощи. Правда, пособие на проживание аккуратно поступает каждый месяц на мой счёт, но его едва хватает, чтобы сводить концы с концами.
Вчера позвонил Мартин, и мы с ним долго беседовали. Он пообещал скоро приехать, купить мне компьютер и установить Скайп:
- Ты мне будешь звонить, сколько пожелаешь и давать мне ценные указания, чем мне питаться и на ком жениться. – Он смеялся. – Ты – то как? Хватает ли тебе на всё или одной картошкой питаешься? Сердечко пошаливает? Я приеду в конце февраля, у нас симпозиум в вашем Городе, возьму тебя к хорошему кардиологу, сделаем тебе операцию, и ты у нас будешь, как новенькая. Тогда отправимся мы с тобой в хороший ресторан и будем пить виски, ром и коньяк, закусывая икрой.
- Шутник ты, Мартин. Какие виски, какой ром... Я женщина простая, мне бы только водочки холодненькой.
- Водочки, так водочки, о внуках не спорят, ты только давай держись. Да уж, постараюсь держаться, хоть всё трудней мне это и трудней. Тоже мне придумал, компьютер. Я книжек-то давно не читаю именно из-за глаз, а тут... Да и смогу ли я разобраться во всей этой мудреной технике? Хотя сейчас детишки рождаются с «мышкой» в руках. А я всё-таки бывший математик. В прошлый приезд купил мне микроволновку. Мне-то она зачем? Я не готовлю почти ничего, вот и выменялась с многодетной соседкой на относительно новый телевизор. Включаю его, и словно теплее становится в квартире, нет этой звенящей, с ума сводящей тишины. Слушаю голоса живых людей, новости в стране и мире, смотрю какие-то похожие один на другой сериалы и уже не так остро ощущаю свою старость и одиночество.
Мартин, он хороший мальчик, единственный близкий человек, оставшийся у меня в этой жизни. Единственный, кто не сбежал от бесполезной старухи, которой нечего оставить в наследство, кроме некоторого количества старой рухляди. Он племянник моего покойного мужа. Живёт в Нью-Йорке, занимается био и нанотехнологиями, нечто мне непонятное, несмотря на моё высшее математическое образование.
Чтобы я делала в свои семьдесят пять, больная и одинокая без его заботы.… Благодаря Мартину и его щедрым посланиям, могу себе позволить снимать вот эту маленькую однокомнатную квартиру. Рядом поликлиника, напротив - торговый центр и остановка автобуса, на котором я могу добраться в центр Города. Правда, вот желаний подобного рода у меня давно не возникает. Желания - они у молодых. Хочется всего, весь мир! А у нас, стариков, одна радость, с утра проснулся, вот и ладно, значит можно ещё денёк покряхтеть
После разговора мне не спалось, вспоминала прошлую, вполне счастливую, надо заметить, жизнь, ещё раз спрашивала себя, правильно ли мы поступили, приехав в эту непонятную и чужую страну. Может, нужно было подождать, пока соберутся уезжать родители Мартина и ехать с ними в Америку? Но мой муж торопился и торопил меня. После взрыва на Чернобыле он всё твердил, что нас убивают потихоньку и нужно поскорее уезжать, пока живы. Вечно он куда-то спешил, вот и на тот свет заторопился первым. (Знаете, читала я когда-то книжку о древних скифах. Да-да, в молодости я много чего читала. Так вот, вдовы этого народа предпочитали всходить на костёр вместе с умершим мужем. Я тут задумалась, а может и правильно делали? Ну, что это за жизнь одной? Даже наорать не на кого. Нет, если овдовела лет в тридцать, ещё можно наладить жизнь, встретить новую любовь. А после шестидесяти что, кроме одинокой старости, ещё можно ожидать? А если и найдётся, какой-нибудь славный одинокий старичок, так ведь за ним тоже ухаживать надо, грелку менять, клизму ставить... бр-р-р, а меня-то на саму себя сил не хватает.)
Брат мужа с женой через несколько лет после переезда погибли в аварии, оставив Мартина одного. Он только успел окончить школу и, как особо одарённый ученик, получил гранд на учёбу в Гарварде. Окончив университет, Мартин вскоре женился и через год развёлся. О том, что там произошло между ними, он рассказывать не любит... Обычная история. Это молодёжь такая торопливая, только встретились, чуть ли не на первом свидании сразу в постель. А через месяц в загс, ну, а через год или два, соответственно, разбегаются. Не так было в моё время. Сначала встречаешься года, два, три, присматриваешься, приспосабливаешься, потом, если понимаешь, что подходите друг другу, можно и под венец, начинать жить вместе. Что поделаешь? Брак - это тяжкий каждодневный труд. А эти ни к чему не приучены, ни работать, ни обслуживать сами себя. Думают, что койка все проблемы решит! Я усмехнулась. Да, старею, старею... Критиковать молодых и твердить постоянно, что в наше-то время всё было не так, всё было лучше – удел зажившихся на земле человеков.
О, кажется, светает. Поспать бы чуть-чуть. Я приняла таблетку и отключилась ненадол-го.
Три или четыре часа сна не взбодрили меня. Нужно бы принять душ, переодеться и что-нибудь поесть. Я открыла холодильник. Пусто... Два яйца, на которые я уже и смотреть не могу. Ни хлеба, ни творога. Ладно, оденусь и выйду. Плеснув в лицо водой, натянула куртку с капюшоном. Сунула ноги в кроссовки и вышла из дома.
Дождь практически перестал, но ветер не стихал, и от этого казалось холоднее, чем было на самом деле. В это время подошёл автобус, и я решила проехать три квартала до супермаркета, находившегося у самой остановки. Автобус был полон. Я вцепилась в поручни, зная, что никто и не подумает уступить мне место. Не то воспитание. Но мне повезло, сидящий рядом со мной пассажир вышел и, мысленно помянув его добрым словом, я быстро плюхнулась на сидение и с облегчением выдохнула. До пятидесяти лет никогда не садилась в транспорте. Всегда гордилась своим железным здоровьем и крепкими ногами. Теперь-то мне три остановки ни за что не простоять. Сердце начинает стучать в груди и ноги мелко трясутся. Не будь я такой бедной, заказывала бы еду на дом, а так, приходится самой ковылять. При мысли, что ещё придётся тащить до дому полные сумки, мне сделалось нехорошо. Вот в прошлый раз повезло, какой-то очень вежливый молодой человек предложил свою помочь. Правда он стянул мой кошелёк, пока шли домой, и ключи от квартиры (спасибо у соседки Берты были запасные). Представляю его разочарование, когда он обнаружил, что дранный матерчатый кошелёк пуст! Я даже замок в двери менять не стала, что у меня брать? Думаю, если и заберутся ко мне воры, то им решительно нечем будет поживиться. Самый ценный предмет в моём доме – вставная челюсть, добротная с фарфоровыми зубами, красивыми, как у Голливудских звёзд, обошедшаяся бедняге Мартину в целое состояние. Да и пусть забирают, собственно говоря, я всё равно её почти не ношу и жевать мне нечего. Кашку, омлет и творожок прекрасно можно глотать не жуя.
Ох, уж эта дверь в торговый центр, странная, вращающаяся. В прошлый раз эта жуткая штука меня едва не убила, я её толкнула, пошла потихонечку, а эта дверь крутанулась, и, как дала мне под зад. Так быстро я не влетала в магазин, даже когда была совсем юной девушкой! Подождав, пока какой-то мужчина начнёт входить, пристроилась рядышком. Незнакомец зыркнул на меня. Что, мол, за мерзкая старуха? Я только виновато улыбнулась беззубым ртом.
Вот интересно, почему нельзя писать ценники крупнее и на нескольких языках? Мне приходилось наклоняться чуть ли не вплотную, чтобы понять, что написано. Тоже мне родной язык предков, поди, разберись во всех этих закорючках! С тем же успехом, на ценниках могли стоять китайские иероглифы или шумерская клинопись. Хорошо хоть продукты беру каждый раз одни и те же. Надеюсь, цены опять не подскочили, моих денег и так должно хватить впритык. Как говорится, от пенсии до пенсии живут старухи весело. Та-а-ак, конечно, моего любимого творога у них нет! Ну, вот почему вечно так, стоит хоть чему-то мне понравиться, так оно сразу исчезает. М-м-м-м. Так огурцы? Не-не-не, ребятки, за такие денежки я, пожалуй, обойдусь. Я лучше сосиски куплю, давно себя не баловала.
Спасибо, хоть тележки придумали, и продукты до кассы докатишь с ветерком, и самой есть на что опереться. Кассирша с брезгливым выражением лица вырвала из моих трясущихся рук мятые купюры, пробила чек и, побросав всё в пакет, толкнула в мою сторону. И её можно понять, такая длинная очередь, а здесь эта жалкая бабка с её грошовыми покупками?
Закупившись, я вышла с сумками из магазина и перешла на другую сторону в ожидании обратного рейса домой. Хорошо хоть автобус недавно ушёл, и на скамейке нашлось мне местечко. Было холодно, пасмурно и лишь мысль о горячей кружке чая и тарелке пюре с сосисками согревала меня.
И тут я почувствовала острую боль сначала в районе плеча, потом ключицы...Только этого не хватало, как же не вовремя... Мне стало трудно дышать, я не могла ни крикнуть, ни позвать кого-то на помощь и стала сползать на мокрый тротуар... Последнее, что я помню: визг тормозов и склонившееся надо мною мужское лицо...
***
Вынырнув из наркоза, как из глубокого колодца, я увидела слабый свет, не видя его источника. Сразу вспомнив всё, что произошло со мной, стала прислушиваться к себе, к своим ощущениям. Где-то внутри поселилась боль, но не сильная, тупая, она словно говорила мне: «Раз ты чувствуешь, ты жива, ты существуешь...». Я даже не попыталась встать или приподняться, так как осознавала, что у меня ничего не получится. Значит, я попала в больницу и мне спасли жизнь. Рядом стояла капельница, в вену была воткнута игла. С трудом поворачивая голову, оглядела палату, в которой лежала. Комната невысокая, без окон, сероватые стены, потолок освещён скрытыми светильниками, напротив кровати - дверь и ещё одна сбоку, видно там туалет и душ. Над входом сверху небольшой прямоугольник с тусклым стеклом.
Воздух в комнате был свежим и тёплым. Что-то это не очень похоже на больницу... Я как смогла, осмотрела себя. Удобная постель, на мне чистое бельё, пахнет от меня очень приятно. Кто-то помыл меня и переодел в это шёлковую пижаму. Вдруг меня осенило! Мартин! Ему сообщили о моей болезни, и он приехал и поместил меня в эту дорогую клинику, где больные лежат по одному в палате и носят красивое бельё. Мне сделали операцию на сердце! Я провела рукой по груди. Нет... Никаких повязок, никаких швов. Странно, всё это очень странно. Ну, ничего, скоро он придёт и всё мне объяснит.
Входная дверь открылась и в комнату вошла фигура в сиреневом комбинезоне с капюшоном на голове. Лицо было закрыто маской, на глазах тёмные очки, на руках перчатки. Она несла перед собой поднос, прикрытый марлей. По лёгкости походки и слегка угадывающимся выпуклостям спереди, я предположила, что это женщина и очень обрадовалась:
- Здравствуйте, где я? Это реанимация? Где Мартин? – мне казалось, что я говорю громко, но женщина мне не ответила.
– Эй, кто вы? Как вас там? Скажите, что со мной? – вопрошала я, но ответом была тишина.
Медсестра поставила свой поднос, аккуратно перевернула меня и начала массировать плечи и спину.
- Мне очень приятно конечно, но почему вы молчите? – вновь попыталась заговорить я, - вы не понимаете?
Я повторила свою фразу на ломаном иврите. Ничего. Так, попробовать вспомнить немецкий, который учила в школе? И ещё я знаю пару слов на английском, только бы память не подвела. Я медленно, коверкая и путая слова, промямлила: - «Ш-шпрехен зи дойчь»? «Ду ю спик инглиш»? «Пур ле Франсе»? То ли мой акцент был ещё более отвратительным, чем я предполагала, то ли и эти языки медсестре были незнакомы…. Проклятье, я не знаю ни китайского, ни арабского. Эта женщина может, принадлежать к любой расе. Увы, добиться ничего не удалось, осталось лишь одно - расслабиться и получать удовольствие…. Всё одно, я с тем же успехом я могла разговаривать со стеной или со шприцем.
Свидетельство о публикации №213080801574
Начала читать ваш роман.
Интригующее начало.
Что же всё-таки произошло с Анной?
Мира Лисовская 27.12.2015 16:57 Заявить о нарушении
Александр Михельман 27.12.2015 17:03 Заявить о нарушении
Александр Михельман 27.12.2015 17:07 Заявить о нарушении
Мне понравилась ваша проба пера в этом жанре))
Мира Лисовская 27.12.2015 18:39 Заявить о нарушении
Александр Михельман 27.12.2015 18:48 Заявить о нарушении