Ганна Осадко. Безымянная трава

С украинского http://proza.ru/2013/07/22/1323

Однажды утром вдруг понять, что начинаешь забывать слова.
Что наконец перестаёшь нуждаться в них, потому что с каждым днём в селе становишься всё больше похожей на вино в старой зелёной бутыли. Выдержанное, затихшее, молчаливое. «Если можешь не писать – не пиши», – изрёк кто-то из мудрых. Я – могу. Потому и не пишу.
Огород зарастает травами безымянными: упрямыми и живучими. Подозреваю, что малокультурными. У культурных нет такой жажды жизни – и мне их жаль. Поэтому каждый день выбираю какой-нибудь хилый «интеллигентный» род – выискиваю наугад между полуметровым бурьяном границы заброшенной грядки – и начинаю полоть. Ненавижу тяпки-лопаты, не умею ими пользоваться. Меня пугает металл, который вонзается в плоть земли – и чем-то напоминает средневековые пытки. Иное дело – прополка. Запускать руки в густое плетение стеблей, освобождать широкие листья, искать абрисы знакомых огурцов-моркови-лука – и старательно выдёргивать из грядки (головы, сердца) всё лишнее. Излишнее в данном контексте, понятно.
«Окультуривание территории» – так это называется. Упор на пользу полезного (доброго-светлого). В школе на уроке биологии, к слову, все растения так и рассматривались – в контексте «полезности для человека». Мол, те, что полезны – хороши, а неполезные (речь не о вредителях, а о тех, которые нельзя съесть-скормить-переработать) – подлежат уничтожению. Бурьян, например. Безымянная трава. Сотни видов растений, имён которых никто и не знает. Миллионы поколений безымянных людей, что прошли, и проходят, и пройдут. Как, наконец, и это зелёное лето. Как и плетение теней-полутеней на кроне молодого раскидистого ореха. Как и слова моего языка.