Мой рассказ о моём городе

               

… Есть наслажденье в бездорожных чащах,
Отрада есть на горной крутизне,
Мелодия – в прибое волн кипящих.
И голоса в пустынной тишине.
Людей люблю – природа ближе мне.
И то, чем был, и то, к чему иду я,
Я забываю с ней наедине.
В своей душе весь мир огромный чуя,
Ни выразить, ни скрыть то чувство не могу я.
Байрон «Чайльд Гарольд»

Я уеду, и все-таки – жаль.
Не крести мой троллейбус, не надо.
Будешь в наших краях – заезжай,
Остановка шестая от ада.
Томас Мур

Родившийся во времена торжества революции в чистом поле и по заданию партии, мой город сначала даже не был посёлком. В эпоху развития социализма и глобальных строек, эры покорения воздуха и научных поисков мой город начинался с трёх бараков неподалёку с прудами. Со временем, чтобы поддержать научные поиски, рядом, недалеко появился институт физиков (МФТИ), в котором разрабатывались технологические новинки и взращивались кадры для их воплощения. Появившийся одновременно с бараками завод машиностроения (ДМЗ) внедрял разработки в жизнь. Большое лётное поле служило для опытных полётов и связи с близко, но далеко лежащей Москвой. Именно созданные в моём городе, тогда городом ещё не являющемся, дирижабли охраняли небо Москвы в начале войны. И множество жителей города пали под столицей во время осенней кампании, под Сталинградом и дошли до Берлина. Во время войны город жил и работал, строил и пытался выжить, находясь почти на передовой. Когда немцы бомбили Москву, снаряды нередко летели в мой город. Сейчас об этом уже ничто не напоминает. Слишком далеко ушло то время: снаряды выкопаны, воронки заросли, те, кто воевал, умерли, и очевидцев уже нет. Только мемориальные доски и старые пожелтевшие письма в архивах краеведческого музея.
После войны город помогали отстраивать те, кто его разрушал. Пленные немцы строили великолепные домики на одну семью вдоль железной дороги, соединявший мой город и Москву. Однако, благодаря социальному равенству и близкому пришествию коммунизма в этих домиках жила не одна семья, как привыкли в Германии, а в уютные комнатки набивались не по одному человеку. Период после войны ознаменовался стройками как во всей стране, так и в моём городе. Именно тогда и возникли Дом культуры (ДК), Дом пионеров и школьников, центральная площадь с голубыми, как рядом с Кремлёвской стеной столицы, елями. Тогда же в городе появился автобус, чей маршрут пролегал от станции, где останавливались электропоезда, через весь город. В эпоху развитого социализма мой город старался за социализмом усиленно угнаться. Дифирамбы партии и искусственно насаждаемый энтузиазм тоже были присущи моему городу. Но, возможно, в силу своей молодости, мой город был полон идеалов, в которые самозабвенно верил. Мой город был ярым коммунистом. И оставался коммунистом ещё долго после того, как это стало порицаться. Мой город был энтузиастом. И долго ещё оставался им, благодаря МФТИ, Долгопрудненскому Конструкторскому Бюро Автоматики (ДКБА) – веянию нового времени, когда начинали входить в жизнь компьютеры, и филиалу академии наук (ФИАН). Компьютеры были огромны, заполняя собой не одну комнату, перфокарты и перфоленты, о которых нынешнее поколение вообще не слышало, заполоняли помещения. А люди, разбиравшиеся в них, умели создавать программы на разнообразных языках программирования, о которых нынешнее поколение и не подозревает. Но это случилось чуть позже, чем время «сталинского террора».
Однако времена тоталитаризма всерьёз не затронули мой город. Строительство канала, впоследствии названного им. Москвы, не вызвало потрясений или ужасов осознания репрессий времени культа личности. Некоторые жители моего города работали там, на стройке. Там же работали и зэки. Зачем это было нужно – строить такой канал, - как и то, зачем нужен он сам, который использовался редко и нерегулярно, никто никому уже не скажет. Профанации про воспитательную пользу труда не более чем слова и теории. Так же, как существуют теории о том, а были ли вообще репрессии и умер ли тов. Сталин не своей смертью. В честь него, а так же тов. Ленина, на Долгопрудненском камнеобрабатывающем комбинате (ДКК) из красного гранита была сделана специальная доска для мавзолея. На самом первом творении этого комбината было написано только «ЛЕНИН». Через некоторое время, тихо и без суеты оно (творение) было заменено на «ЛЕНИН СТАЛИН». Однако, пребывание «великого вождя и учителя» в одном мавзолее с родоначальником революции было кратким. И однажды ночью «великий вождь и учитель» был тайно вынесен из мавзолея и захоронен в Кремлёвской стене, ставшей огромным кладбищем в центре города, и тогда же была изменена надпись на старое творение, которое за ненадобностью валялось в гранитном карьере города Долгопрудного. От ДКК осталось только название «посёлок Гранитный», теперь район моего города, автобусная остановка Заводская и одноколейная железная дорога, которая ведёт от карьера и ДКК через весь город, мимо железнодорожных путей, соединяющих мой город и Москву, к соединительному и пересадочному узлу недалеко от моего города на станции Марк. Не так давно эта станция пользовалась популярностью у любителей старья и ветоши, организовавших там спонтанный рынок.
Какое-то время гонка за социализмом моему городу удавалась: социализм был везде. Но потом наступила эпоха такой стабильности, что её назвали эпохой застоя. И как раньше социализм, везде стал процветать пофигизм. Все были равны. Правда, некоторые равнее. Везде были не семьи – ячейки общества. Имеющие что-то из материальных благ старались не кичиться своим богатством. Или делали это в узком кругу проверенных богачей. Иначе, во имя равноправия компетентные органы могли не пожалеть незадачливого мелкого хвастуна. Чаще всего таковыми бывали продавцы, завмаги, завскладом и чиновники. Крупных наказали только раз. И то – не в моём городе. В остальном – типовые квартиры, типовая работа, типовая зарплата, типовой отдых, типовые стройки по несколько десятков лет, типовая жизнь. Люди были проще, дети – наивнее, развлечения – незамысловатее, преступления – просты и примитивны, а мир был чёрно-белый, как большинство тогдашних телевизоров. Благодаря успехам милиции тех дней, здание отделения из щитового домика из нескольких комнаток стало небольшим двухэтажным кирпичным строением в другой части города, напротив ЗАГСа, где мне довелось пробовать себя в качестве литератора литературного кружка из энтузиастки-учительницы литературы и нескольких претендующих на писательский дар учениц. Бывшее здание милиции со временем сменили гаражные жестяные коробки, которые через 25 лет тоже были убраны в связи со строительством жилых домов рядом.
Я родилась как раз в это время. Время, когда весной цвела сирень, летом на лётном поле летали бабочки, осень была слякотной и дождливой, а зима – суровой и снежной. Снега было настолько много, что крепости, построенные в каждом дворе, не лишали тех дворов сугробов. И его хватало и на другие игры. Дети без страха играли зимними вечерами. А родители их контролировали исключительно через окна своих квартир. Летом через них летел хриплый и надрывный голос Высоцкого и пьяные перебранки соседей-алкоголиков. Жизнь была проста, будущее прекрасно, а детство моё, хоть и не безоблачное, оставило у меня только светлые воспоминания. Наверно, ничего действительно ужасного в нём не было. Хотя, тогда мне так не казалось. Всё было настолько хорошо, что неминуемо должно было закончиться. И всё кончилось, когда подошёл к концу Советский Союз. Однако город не хотел оставлять своей прежней жизни. Он оставался коммунистом. Оставался до тех пор, пока это не становилось смешным. Потом мой город стал впадать в другую крайность: он стал торговать. Погоня за деньгами изменила мой город. Я наблюдала это, возвращаясь в него. Там, где годами стояла обувь, стали ежедневно сменяться унитазы, стальные двери, умывальники. А теперь и вовсе огромный «Дикси» - универмаг. ДК, где в библиотеке я брала книги, смотрела «Анжелику», играла в автоматах в «морской бой» и безуспешно пробовала себя в качестве актрисы театральной студии, не оставив о себе хоть сколько-нибудь хорошей памяти, теперь расширен, побелен и заперт на замок с охраной. Кинотеатр «Полёт» в другом конце города во времена перестройки был превращён в торговую точку челноков. Сейчас там «элитный» бильярд, боулинг и много других развлечений, даже названий которых я в своё время не слышала. Сейчас я даже не знаю, показывают ли там кино. В погоне за наживой не только захватывались торговые площади, но и массово строились домишки на одну семью, что так кропотливо и качественно делали после войны пленные немцы. Теперь эти домики покупались богатыми москвичами, уставшими от пробок столицы, но не желающие от неё сильно удаляться или копаться в земле на природе далеко за МКАДом. Отстоявшие друг от друга достаточно далеко, теперь они лепятся друг к другу, как соседи по коммунальной квартире былых времён. Напротив этого своеобразного деревенского городка построено стеклянное здание. Видимо, долженствующее говорить о торжестве бизнеса в городе. Я не знаю, что находится за зеркальными окнами этого округлого монстра. Возможно, там живут богатые люди города. Однако, скорее всего, это всё-таки бизнес-центр. Администрация города осталась в старой его части. Именно для этого и переустраивался ДК. Когда ещё была совесть у правителей, благоустраивался парк, где во времена застоя ржавели аттракционы. За железной дорогой, которая позже стала территорией Москвы, исчезла танцплощадка, исчезли с концами и тамошние аттракционы, не оставив о себе даже памяти. С развитием капитализма в городе начали массово строиться дома, квартиры в которых скупались на этапе фундамента дома. Появились новые маршруты автобусов и… церкви. Они стали плодиться, как во времена застоя грязь на дорогах. Мой город-коммунист стал религиозным. Помпезная белая церковь с церковным двором стоит теперь там, где я когда-то собирала землянику. А напротив, через дорогу расширяется пришедший в упадок во времена перестройки стадион «Салют». Теперь это огромный спортивный комплекс за жестяным забором. Вместо двухэтажного здания администрации стадиона – многоэтажное стеклобетонное строение, вместо деревянных трибун типа «лавочка» - пластиковые сине-красные сектора, а лётное поле с тропинками от стадиона к моему дому – новый жилой микрорайон с высотными домами и широкое шоссе, названное почему-то бульваром, а за отсутствием фантазии, Новым бульваром. Этот бульвар упирается в цивилизованно благоустроенный перекрёсток со светофорами. Во времена моей юности на этом месте была клумба – огромная и нелепая, потому как сначала там планировался фонтан. По слухам. Позже эту клумбу заасфальтировали. В результате обычная прямая дорога безобразно расширялась зачем-то в самой середине без намёка на какую-либо развязку. В городе появились фонтаны, парковки. Зелень, которая должна была бы исчезнуть из-за обилия новостроек, зелёным морем покрывает мой город. Мой дом, стоящий среди четырёх таких же, стал почти центром города, благодаря тому самому Новому бульвару. На фундаменте пятого, который должен был выглядеть как мой и три вокруг, спустя 10 лет был построен дом с двухэтажными квартирами и квартирами с гаражом и мансардой в торце. Бетонные плиты, валявшиеся на лётном поле годами, уступили место семейным кварталам, огороженным заборами и с охранниками в будках. Моя школа, что в последние несколько лет моего обучения стояла на вечном ремонте, отстроена, окрашена и так же охраняется, как почти всё в моём городе. В старых банях теперь располагается филиал Сбербанка, что не может не вызвать ироничной улыбки у старожилов. Рынок на станции из деревянных стоек и прилавков моего детства, где можно было купить овощи и фрукты, благоустроился цельным навесом, асфальтом под ногами и лёгкими металлическими прилавками, где стали продавать исключительно вещи. Продукты переехали в другой конец площади, через пешеходную дорожку. Только звук электричек остался неизменным: так же с шумом они тормозят и так же с гудком отправляются. Серое небо, с которого так же моросит дождь, так же равнодушно смотрит вниз.
А я всё реже приезжаю в свой родной город. Отчасти потому, что нынешний город – отголосок моего детства, миф и воспоминание, которого жаль лишиться. Отчасти потому, что город так необратимо меняется, не оставляя мне о себе воспоминаний. Ведь, забывая прошлое – теряешь часть своей души. Отчасти потому, что изменения в городе говорят о собственном возрасте. И хотя в душе тебе 25, на лице 35, по паспорту уже 38. И шестнадцати уже не будет. Не будет вкуснейших эклеров по 15 копеек, не будет лётного поля с травой по пояс и меня на нём с сачком для ловли бабочек. Не будет чёртового колеса в парке и сирени в чужом палисаднике по дороге на экзамен. Что ждёт мой город – я не знаю. Возможно, обещанное 25 лет назад присоединение к Москве всё же состоится. Как и глобальная развязка, которая строится у экстренно закрытого помоечного полигона, будет хоть через 10 лет, но достроена. И этот въезд со МКАД будет уже встречать не гнилостным запахом разлагающихся 50 лет продуктов жизнедеятельности моего города и Москвы, а благоустроенной дорогой в несколько полос с отбойниками, заправками и магазинчиками. Ведь метро к Северному посёлку, что от моего города по другую сторону железной дороги находится и является частью Москвы, уже лет 7 как запланировано. Осталось всего две станции запустить. И, хотя въезжающие в город по Дмитровскому шоссе через второй въезд уже не увидят памятника, встречающего их на подъезде к городу, но для них это и неважно: они уже не знают, что это, кому это и зачем вообще поставлено. Исчез ДМЗ, испарился ФИАН, МФТИ стал коммерческим университетом, автобусы ходят один за одним, продуктовые универсамы на каждом шагу, как будто в городе живут только для того, чтобы ежечасно есть, городской парк полон новых аттракционов, детей и взрослых, зелёных деревьев, кажется, стало больше со времён моей юности. Но для меня этот город становится чужим. Старые знакомые дома измельчали, любимые магазины исчезли, прежние знакомые разъехались. Нет, если прошлое уходит безвозвратно, не надо за ним бежать. Поэтому и не люблю приезжать в свой город. Мне в нём нет места. Моя жизнь не в нём и не в прошлом. Мой город растёт, ширится, молодеет. Не молодею лишь я. Глядя на лица одноклассников, вижу не маленьких крикливых и драчливых детей своего прошлого, а солидных дядей и тётей среднего возраста. И от этого становится грустно. Потому что нельзя вернуться и вновь прожить хоть день тогда. Сейчас, когда осознаёшь, что это было прекрасное время. Время, когда был город молод и я юна. Остались только мои воспоминания и фотографии в альбомах в закромах шкафов.
Углубляясь в палисадники, поросшие кустами и дикой травой, только там могу ощутить, что мне десять лет, что мы с подружками играем в свои детские игры, что вокруг Советский Союз и люди, к которым можно подойти без опаски и попросить две копейки на таксофон. Только в этих палисадниках, подняв голову к голубому небу, можно забыть о прошедших годах, о том, что нет страны, в которой родилась, что сама далеко не девочка, что время летит так, что скоро можно будет не удивляться пенсии. Хотя сейчас до неё и далеко. Щемящая тоска накатывает и вызывает слёзы на глазах при взгляде на высокие новые дома свободной планировки рядом со старыми обветшалыми тесными домиками советских времён. Торговые центры заняли места пустырей, новый микрорайон – лётное поле, а новые детские садики притаились там, где раньше бурьян и лопухи создавали условия для невинных детских игр. Нарождается новое поколение, для которых название «Улица Дирижабельная» ничего не значит, «Улица Первомайская» - раздражающее название, оставшееся с советских времён, а о Московском шоссе вообще никто не слышал. И как ни пытается мой город быть современным и чванливым от близости со столицей, это ему удается плохо – крапива, чертополох, пыль, остатки железных конструкций после стройки всё равно говорят о том, что социализм, пусть и прикрытый капитализмом, всё ещё остался. Мой город – город-коммунист, энтузиаст, город, где жил поиск и разработки, учёные, студенты и новаторство, перестал быть таким. Исчезло воодушевление, любознательность и стремление изменить мир или хотя бы двинуть вперёд науку. Из вечно юного порывистого бескорыстного города мой город стал вальяжным мещанином, увешанным мишурой торговых центров, рекламных щитов и всевозможных контор и конторок по продаже чего угодно, начиная от красоты и заканчивая недвижимостью. Близость ли Москвы стала тому причиной или время заставило думать исключительно о себе, потому что больше некому, но мой город стал безлик, потерял себя. Единственное отличие от деловой и суетливой Москвы – в воскресенье здесь не работают даже банкоматы. Однако, так же, как в Москве, тут круглосуточно идёт торговля. Былые надежды по возрождению наукограда, к которому были приложены усилия: построение научных корпусов и лабораторий около МФТИ, ещё в постсоветское время в моей школе профилировался математический класс, чьи выпускники должны были пополнить ряды студентов того самого МФТИ – всё ушло в небытие с разработкой нано-града Сколково. А ведь Долгопрудный – уже был готов к внедрению новшеств. То же ДКБА можно было только модернизировать. Однако, видимо, Долгопрудный – не то вложение средств, чтобы его развивать. И хоть вокруг него и строится развязка на Ленинградское шоссе, из-за которого спешно закрыли огромную свалку на выезде из города, свалку, к которой так близко примыкает городское кладбище, не заметно было, чтобы помимо этого что-то менялось в городе.
Но город живёт дальше. И мне пора отпустить его – город моего детства. Но это так тяжело – осознавать конечность своего существования. Всё должно идти, как идёт. И я должна идти своей дорогой и не оглядываться на прошлое. Каким бы хорошим оно мне ни запомнилось.
Долгих лет тебе, город моего детства и юности! Живи вечно, Долгопрудный!
28.07.2013, 18.08.2013.