Встреча

      Поезд возвращался в Москву, мерно постукивая колёсами. За окном, которое слезилось дождём,  мелькали  по-импрессионистски  размытые пейзажи.
      В купе СВ ехали женщина и мужчина, примерно одного возраста и вели неспешный разговор, без труда находя темы. Казалось, они знали друг друга всю жизнь. 
      Женщина, представившаяся  Ириной Александровной, подумала, что Анатолий Иванович похож на офицера-белогвардейца: подтянут, худощав, с военной выправкой и очень приятными манерами.

     Он сидел, положив кисти рук с длинными пальцами на столик и, глядя на женщину, говорил:               
      - Меня оставили работать на кафедре лаборантом после окончания института и из Толяна я превратился в Анатолия Ивановича. Моими непосредственными руководителями были  две дамы  пенсионного возраста  - ассистенты кафедры.
       Дамы – «наши девочки», как их с любовью называли на кафедре, рассказывали, что здание института было разрушено войной, студенты и преподаватели жались к печке в бараке, расположенном во дворе института. Какое же было ликование, когда из барака перешли в восстановленное здание! Они вспоминали о бесподобном вкусе  пирожков с горохом в институтском буфете. Коллектив кафедры вырос на их глазах. Остепенялись молодые преподаватели из первых послевоенных студентов, сменивших гимнастерки на костюмы. Вот об этих дамах я и хочу рассказать Вам.
      После небольшой паузы он продолжил.
      - Эти дамы были всегда неразлучны, как сиамские близнецы, но они были полной противоположностью. Ираида Петровна - монументальна, ее прочную фигуру завершала внушительная голова с лицом землистого цвета. Серые глаза с металлическим блеском, сомкнутые губы, седина в темных волосах не отливала нежным серебром, а светилась стальной нитью. Вот такой была Ираида Петровна.

      Надежда Яковлевна ростом едва доставала до ее плеча. Маленькая, кругленькая, украшенная бронзовой головкой с зеленцой седины на фоне рыжих кудряшек. Карие с медными лучиками глаза весело загорались на розоватом лице. Она была подвижна и смешлива, ее звонкий смех долго звучал колокольчиком в ушах.
      На них держалось составление кафедрального расписания, все замены занятий и подмены преподавателей. Они проводили лабораторные работы, готовили методические пособия. А  сколько диссертаций и отчетов о научно-исследовательской работе они сверили, вписали формулы, вклеили фотографии!

      - Анатолий Иванович, да Вы художник! Так описали женщин! Рокотов, да и только! Или Боровиковский? В кого же из них Вы были влюблены? В Надежду Яковлевну? Уж очень симпатичный портрет. - Ирина Александровна улыбнулась.
       - Да нет же, слушайте дальше. Взяли им помощницу, и на кафедре появилась молоденькая, прехорошенькая лаборантка Танюшка, в которую я мигом влюбился. Танюшка была «самодостаточна», остальное ее мало волновало. Она забывала предупредить преподавателей о подмене и срывалась лекция. Но какое это все имело  для нее значение?

      Надо сказать, Ираида Петровна и Надежда Яковлевна все помнили,  знали про всё и про всех. Они так мило перемывали косточки и устраивали “постирушки грязного белья” преподавателей, которые остепенялись и женились на их глазах. А уж за меня взялись всерьёз, не выпуская из поля  зрения.
      Иду как-то по коридору института и вижу студентку с такими формами, что невозможно оторвать глаз. Я слишком увлекся и  не заметил, как обогнал Ираиду Петровну и Надежду Яковлевну. Вдруг слышу:
       - Анатолий Иванович, вы помните, что у нас третья пара - лабораторная работа по определению прочности формовочных материалов, а прибор сломан? 
 
       Вот так из радужных фантазий бряк на землю, да еще формовочную.
   - Не волнуйтесь, Ираида Петровна, все будет в порядке. - Я  направился в лабораторию ремонтировать прибор. Студентку-то  все равно потерял из виду.
  Ирина Александровна удивилась такой откровенности.
      - Я всегда удивлялся, когда видел кафедральных девочек порознь.      Надежда Яковлевна была всегда в хорошем настроении,  разговаривала с какой-то милой полуулыбкой. Кстати, этой полуулыбкой Вы напомнили мне её. Только однажды я понял, что не все так хорошо у нее на душе, как казалось. Вот послушайте. Вообразите  такую картину -  весна, будоражащая нервы, 9 мая, день Победы, ликовали люди, ликовала природа. Птицы одурело кричали, солнце вспомнило, что оно - ярило, первые клейкие листочки проклюнулись, трава полезла из всех возможных щелей, пробиваясь даже из трещин тротуара.

      Ираида Петровна и Надежда Яковлевна сидят напротив друг друга за столом в лаборатории. Я готовлю приборы к практическим занятиям. Солнце вкатилось в окно на столы, окунулось в кувшин с водой, заиграло бликами на потолке. Вдруг врывается Танюшка, в руках первые полевые желтые тюльпаны и  с порога  кричит:
   - С днем Победы!
  Молодость, клокочущая радость во всем ее облике. И вдруг Надежда Яковлевна заплакала, неожиданно и непонятно. Танюшка бросается к ней.
  Ираида Петровна, поджав губки:
  - Таня, это не для всех праздник. У Надежды Яковлевны не вернулся с войны муж. - Танюшка просит прощения, и они уже плачут вдвоем. Я потихоньку вышел из лаборатории.
  Вот так через десятки лет мы, молодые, услышали отзвук войны.

      Понимаете, тогда я впервые подумал,  все ли так хорошо в жизни у этой радостной женщины?  Она вырастила сына одна, дала ему образование. Еще  узнал, выполняя какое-то поручение и проведывая ее, что живет она с престарелым отцом, за которым нужен уход. Сын работает на заводе, у него своя семья. Я, честно говоря, не понял, откуда столько жизнелюбия в этой маленькой немолодой женщине.

      Ирина Александровна сидела притихшая.  А он продолжал:
      - Я   влюбился в Танюшку и женился неожиданно для себя. Мы уезжали к ней на родину в Бельцы, где она по наследству получила дом. С городом, институтом и кафедрой мы расставались.
      Я пришел проститься с Надеждой Яковлевной, которая уже была на пенсии.  Она обрадовалась, увидев меня, и, как всегда со смехом,  рассказала, что теперь самая частая гостья в ее квартире скорая помощь. Замучили сердечные приступы и гипертонические кризы.
      - Боюсь, как бы не подвести   сына и невестку, чтобы не случился криз, когда я  с внучкой.
      - А разве у  вас есть внучка?  -  удивился  я.
      - Ой, Анатолий Иванович, да ей уже девять лет. Она родилась с синдромом Дауна. Нине, невестке, предлагали отказаться от ребенка, но она даже слушать не хотела об этом, да и мы с сыном поддержали ее. Вот, все эти годы, сменяя друг друга, мы ухаживали за нашей Вероникой. Имя ей дали в надежде, что сумеем победить болезнь. Нет, не сумели, не ходит она у нас, но не знаю, как бы и жили без нее. Сын не рискнул больше иметь детей, испугался этой лишней хромосомы. Правда, есть случаи, когда второй ребенок рождается без этого синдрома.

 Я был потрясен и даже не подозревал, что у нее такое горе в семье.
     -  Почему вы никогда не говорили об этом?
     - Ираида Петровна знала. Зачем  же мне нужны были сочувствующие взгляды и вздохи?  Ведь помочь никто и ничем не мог. Легче было не касаться этой темы на работе.
Ирина Александровна вжалась в спинку дивана, услышав эту историю, а он продолжал:   
- Я уезжал, был счастлив, прощался со всеми.  Но уже много лет живёт в памяти маленькая немолодая женщина, жизнерадостная и жизнестойкая. Звенит колокольчик её смеха.
Анатолий Иванович закончил свой рассказ.
В купе постучала проводница и  предложила чаю. Увидев  их грустные лица, сказала: 
  - Задумляетесь? Та не задумляйтеся. Всё в жизни проходит. 
  Проводница поставила стаканы с крепким ароматным чаем.
  Ирина Александровна и Анатолий Иванович улыбнулись,  провожая её тучную фигуру, перевязанную передником.
Неожиданно он сказал:
  - Расскажите о себе, пожалуйста, Ирина Александровна.

  Он уже понял, что перед ним замкнутый человек,   который живёт  в своём мире и никого не пускает в него. Его удивляло сияние, которое исходило от её головы. Золото её волос светилось нимбом вокруг, отражалось на спинке дивана. Золотом отливали искристые глаза. Лицо, казалось, светится изнутри. Такая нежная, прозрачная жемчужная розоватость! Ему  хотелось обратиться к ней: «Ваше сиятельство». 
Молчание делалось неловким, наконец,  Ирина Александровна заговорила.
- Я тоже расскажу о двух женщинах. Александры Степановны - это мои бабушки. Вот такое совпадение имён. Они жили в одном доме, в соседних подъездах, в Таганском переулке. На этом  их сходство и заканчивается.
      Александра Степановна, папина мама, - красивая, высокая, статная и пышнотелая. До войны она работала в киоске “ТэЖе”  гостиницы «Метрополь». На нее оглядывались люди.  Ярко и изыскано одетая, она павой проплывала по переулку. Баба Шуша, так я ее называла, - трофей дедушки, сначала юнкера, а потом красногвардейца, во время гражданской войны. Отбив у белогвардейского офицера, он привез ее в Москву из Киева, уже с ребенком - моим папой.

      Ирина Александровна заметила волнение, отразившееся на лице Анатолия Ивановича. Отметила, что он красив даже в возрасте. Мягкие серо-зелёные глаза, волевой подбородок, твёрдое очертание губ, прямой нос и небольшие офицерские усы. Почему офицерские? Да так подумалось и всё. Она вспомнила, что девчонкой ей нравились такие немолодые мужчины.
      Анатолий Иванович неотрывно смотрел на Ирину Александровну, ожидая продолжения рассказа. После небольшой паузы она заговорила.
      -  Баба Шуша и дедушка любили компании, преферанс, разбавленный коньяком и спорами. Вечера заканчивались выяснением отношений и скандалами. Среди ночи она убегала от него в ночной сорочке к  соседке, своей подружке Марго.
      Во время Отечественной войны бабушка была эвакуирована в Новосибирск. Какое-то время мы с мамой жили у нее. Там было столько родственников и знакомых, что, в конце концов, нам  не хватило места.

      Умерла баба Шуша молодой. Из эвакуации она возвратилась с открытой формой туберкулеза. На Введенском кладбище - красивый памятник белого мрамора с прекрасным фарфоровым ликом моей бабушки.
      Анатолий Иванович сидел молча, боясь спугнуть её откровенность.
      Ирина Александровна оживилась, в голосе зазвучали мягкие нотки.
      - Александра Степановна, мамина мама, рано овдовела, когда дочкам было двенадцать и семь лет. Дедушка был авантюристического склада, то пытался делать жемчуг, то скупал в торгсинах серебро. Умер он от последствий черепно-мозговой травмы, полученной во время проведения продовольственной разверстки в Краснодарском крае. Моя бабусенька ездила вместе с ним, и в Армавире у них родилась старшая дочь, моя мама. У бабусеньки была возможность  второй раз выйти замуж.  За ней долго ухаживал сослуживец, предлагая ей не только сердце, но и руку. Бабусенька вырастила  девочек одна. Служила она бухгалтером-экономистом в научно-исследовательском институте, а вечерами шила дорогие и красивые наряды дамам высшего общества. Скромная труженица  рано поседела, но   волосы не красила.
      Вы хотели услышать обо мне?  - Ирина Александровна засмеялась.- Слушайте.
      Бабусенька приходила после работы домой, снимала берет и шелковый шарфик,  клала ридикюль. Это был торжественный момент.
      Я, четырехлетняя “женщина”, играла в нее. Перед зеркалом надевала   берет, вешала на себя шарфик, ридикюль -  подмышку, говорила:  «Ну, я пошла».   
          
       Бабусенька с младшей дочерью войну пережили в Москве. Печь-буржуйка, труба которой была выставлена в окно пятого этажа, проглотила рояль и библиотеку, но позволила выжить им в  центре Москвы. Бомбы миновали их дом, они даже перестали спускаться в бомбоубежище, сберегая силы.
      Ирина Александровна вздохнула и продолжала.
      - Александра Степановна умерла в глубокой старости, пережив на год старшую дочь, мою маму. Ее отпевали в церкви. Казалось, она, тихая и скромная, прилегла, наконец, отдохнуть.
      Бабусин памятник на Ваганьковском кладбище затерялся между пышными надгробиями-саркофагами ее предков.
      Александры Степановны не умерли, они обе живут во мне. Каждая старается обосноваться в моей лучшей половине. Я знаю, когда одна уступает место другой: красивая и скромная, труженица и ленивица, ласковая и дерзкая, любящая жизнь и уставшая от нее.  Единство и борьба противоположностей - в одной, отдельно взятой, живущей женщине.
      Еду как-то в метро, встала возле двери. Вагон днем полупустой. Рядом красивая, молодая женщина, облокотившись на поручни сидения, все время бросает взгляд на меня. Я слабонервная, не выдерживаю:
  - У меня что-то не так?
   - Нет, все так. Просто вы такая красивая! Как в песне поется - невозможно глаз отвести!
  Я поняла: из-под шляпки   выглядывала Александра Степановна - Шуша.

   Ирина Александровна снова отметила какое-то волнение в облике Анатолия Ивановича. Вот он закинул ногу на ногу, откинувшись на спинку дивана. «Так делал мой отец», -  подумала Ирина Александровна и продолжала с улыбкой.      
      - Если я весь день хлопочу на кухне, пеку пирожки, готовлю обед, а вечером учу читать внучку, названную моим именем, значит, мной верховодит Александра Степановна,  моя любимая бабусенька.
      Ирина Александровна с тревогой посмотрела на Анатолия Ивановича, не слишком ли она была откровенна.
      Он помолчал, а затем, как бы решившись, начал говорить.
      - По правде сказать, я живу недалеко от Введенского кладбища, но никогда на нём не бывал. Если бы вы позволили сопровождать вас, мне хочется посмотреть на портрет вашей Бабы Шуши. У меня с этим именем связаны свои детские воспоминания.
  Анатолий Иванович дотронулся пальцами  левой руки до бровей, как бы снимая усталость. Ей показался знакомым этот жест. Где она видела его? Она была совершенно уверена, что с  этим человеком раньше не встречалась. Кого он напоминает?

      -  Какие воспоминания, если не секрет? Впрочем, я не возражаю, встретиться с вами, тем более, для меня всегда проблема найти попутчика сходить на кладбище. Молодёжь моя много работает, стараюсь их не беспокоить.
      - Приеду домой и  вам позвоню, договоримся о встрече. Если, конечно, вы соизволите дать мне номер вашего телефона.
  - Почему же не дать номер телефона хорошему человеку.
      В Москве на вокзале они не расстались, его встречал шофер, и Анатолий Иванович предложил подвести её.
      На следующее утро, едва она позавтракала, раздался телефонный звонок. Анатолий Иванович бодрым голосом поинтересовался, как у неё со временем в это весеннее субботнее утро, не захочет ли она встретиться с ним.
      - Может быть, даже сходим на кладбище?  Странное предложение  для продолжения знакомства, - со смехом добавил он.
  Ей нравилось, как он смеялся, нравились баритональные нотки его голоса. Она их уже у кого-то слышала. Кто же  так смеялся?
      Через два часа он ждал её у ворот Введенского кладбища с букетиком ландышей. Она неожиданно для себя разволновалась.
      «О, милая Ирина Александровна, вас, видно, не баловали вниманием мужчины», - подумал он и дотронулся рукой до бровей.

      Они шли по аллее  кладбища.  Весна уже накинула на деревья зелёный наряд, но маленькие листики ещё не сомкнули кроны деревьев. Тени пробегали по аллее при каждом дуновении ветерка. Казалось, что это тени жизней, ушедших из мира сего. 

      Он вдруг заговорил:
      - Ирина Александровна, вы, наверное, обратили внимание на моё волнение, когда я услышал ваш рассказ о  бабушке Шуше? Понимаете ли, это имя из моего детства. Так называл дедушка свою первую жену, которую потерял во время Гражданской войны. Мне кажется, он любил её всю жизнь. Когда я был маленький, то просил показать фотографию принцессы Шуши. Мне нравилось её шуршащее имя. Дед доставал из ящика письменного стола старую фотографию, с виньеткой на толстом картоне, и садился  в старинное  кожаное кресло, спинка которого заканчивалась львиными головами с открытыми пастями. Я забирался к нему на руки и удобно устраивался на коленях.   С фотографии смотрело божественное создание. Казалось, оно излучает сияние. Дед рассказывал сказку о принцессе, которую украл злой разбойник, и сколько дед не пытался найти её, так и не смог это сделать. Он просил, чтобы, когда я выросту,   постарался найти  принцессу Шушу. До сих пор мне это не удавалось. Глядя на вас в поезде, я вдруг увидел сияние, нимб золотых волос, загорающиеся блеском глаза.
  Они подошли к памятнику. Над надгробной плитой возвышалась стела белого мрамора с крестом. На стеле  фарфоровая фотография  молодой женщины, излучающей сияние.

  «Ирина Александровна точная копия бабушки», -  подумал Анатолий Иванович.
  В руке он держал пожелтевшую фотографию принцессы Шуши. Это была копия фотографии на памятнике.
  - Я, наконец, исполнил завет своего деда, нашёл принцессу Шушу.
 Анатолий Иванович протянул фотографию  Ирине Александровне.