Старый пруд

Он приходит на пруд последние сорок лет. Зеркало водной глади оттеняют столетние дубы и плакучие ивы. Зимой с дочкой и сыном он катался здесь на коньках, играл с мальчишками в хоккей. Летом купались: тогда ещё не вывешивали табличек с приказом не лезть в воду. Вот любимая скамейка, чуть в сторонке от прохожих, с обзором всего пруда и густого лесного массива. Здесь он много лет выгуливал ушастого русского спаниеля.

Изредка он приходит сюда с внуками: черноголовым, медлительным и смешливым пацаном, и белоголовым - сама ртуть, минуты не может посидеть спокойно. Их разделяют восемь лет по возрасту. Видно, как они любят друг друга, наверное, встречаются редко.

Раз в несколько лет появляется на пруду худенькая элегантная женщина, модно и со вкусом одетая, в очках, губами и глазами похожая на отца. Как правило, это бывает осенью, они ходят по аллеям, собирают листья и молчат. Дочь любит его, но в обществе, где она обитает, не принято проявлять чувства. Этих же правил придерживается и внук, почему-то называющий дедушку: "Дэда".

Его сына, высокого, курчавого красавца, похожего на киногероя, видели на пруду всего раз за двадцать лет. Маленький непоседа, внук, появляется здесь почаще, раз-два в год. Он обожает деда, без конца слышно:

- Дедушка! Есть в пруду золотая рыбка? А если ты поймаешь её, то дашь мне подержать? Дедушка, я спрячусь за деревьями... Ты меня найдёшь? Дедушка, покачай меня на тренажёрах.

И дед беспрекословно выполняет просьбы внука, отвечает на вопросы. Правда, ему бывает трудновато догнать мальчишку, тогда он останавливается, незаметно достаёт из кармана спрей, брызгает жидкостью под язык. Отдыхает, думает: "Боже мой, жизнь пролетела, как миг. Ты свидетель, мой старый пруд. Что нам остаётся? Удержать мир в семье, ещё хотя бы чуть-чуть поднять внуков, дождаться достойного заката..." И, похоже, пруд его понимает, отвечая мелкой рябью на поверхности, лёгким покачиванием камыша. Он тоже постарел: четыре ивы упали на  берегу, умер дренаж, синие водоросли вытравили всё живое в воде...

Сегодня, как и прошлые годы, он снова пришёл на пруд один. Дойдя до скамейки, тяжело опустился на сиденье, откинулся на спинку и долго полулежал, прикрыв глаза. Вдруг его насторожила какая-то возня в кустах по соседству. Он оторвал спину от скамейки, всем туловищем повернулся на звуки и увидел, как две вороны забивают клювами голубя, видимо, старого и больного. У того ещё хватало сил иногда слабо махать крыльями, отпугивая на мгновенье обеих хищниц. Но вороны наступали всё агрессивнее. Голова маленькой птицы кровоточила, глаза покрывались белесой плёнкой. Голубь едва держался на красных лапках. Ещё секунду он балансировал, всё заметнее наклоняясь вперёд, ткнулся в землю и затих.
 
"Санитары леса, - думал с закипающей злостью старик, - они делают важную работу... Но не так же нагло и цинично. Бедная птаха. Я не смог тебе помочь". Он свернул в трубку вынутый из кармана куртки журнал и что есть силы запустил им в ворон. И тут же заставил себя резко подняться со скамейки. Пернатые хищники не ожидали такого напора от старого и явно больного человека. Они, боком прыгая в сторону больших дубов, добрались до недосягаемого пространства и замерли, выжидая. Старик подошёл к голубю, лежавшему на траве, вырвал из журнала несколько страниц, завернул в них птицу и побрёл к железным бачкам. Поднял крышку на крайнем, аккуратно положил на дно свёрток из бумаги и плотно закрыл бачок. Сказал:

- Здесь будет твоё пристанище, прости... Упокой душу, Господи, все мы твои дети.

Постоял, будто вспоминая, всё ли сделал, поправил полы куртки, разорванный журнал снова засунул в карман и направился к аллее. Было слышно, как пробормотал:

- Кто бы обо мне вспомнил...