Чёртова птица


- Представляешь? – возмущался Сашка. – В первый же день, да какой там день! Я ещё вещи до номера не донёс! Нагадила мне прямо на новое пальто! А пальто, между прочим, из парадного офицерского сукна! Два месяца шил, первый раз надел – и на тебе! Я сразу понял: это знак...
***
Правду сказать, на самом деле Сашка понял, что к чему, гораздо позже. А в тот момент птичий помёт, оставивший на тонком светло-сером драпе отвратительный след, создал в его душе дичайшую какофонию чувств. Сашка и без того досадовал на эту поездку. Угораздило в 26 лет отправиться на Кавказ. Не вершины покорять, не на горных лыжах экстремалить. А в санаторий. Лечиться, понимаешь ли! Да сюда, небось, одни бабушки с дедушками приезжают! И – на тебе, он нарисовался. Время – двадцать один санаторный день – заранее казалось безнадёжно потерянным. Ведь можно было рвануть в какой-нибудь ближайший дом отдыха или профилакторий, а не в эту лечебницу за тысячи километров!

Чуть утешала возможность побыть франтом. Сезон благоприятствовал: февраль, здесь тоже ещё прохладно. Да и пальто получилось красивым. Оно плотно сидело на плечах, к низу чуть расширяясь. Борт застёгивался на крупные пуговицы прямо под высокий стильный воротник. Наружных карманов у пальто не было! Сашка рассматривал в зеркале отражение и удивлялся сам себе. Надо же так вырядиться! Впервые верхняя одежда и без привычных фишек! Ни тебе двух рядов пуговиц, ни ремня через плечо.
Первое время рука, по привычке, искала наружный карман на том же месте, где ему положено быть у шинели. Вот только начал привыкать, что один потайной карман у обновки – в левой поле, а два других – сбоку внутри. Только привык к дополнявшим гарнитур новой меховой шапке и новым чёрным перчаткам из натуральной кожи. После долгих поисков прикупил пижонскую чёрную шляпу из велюра. С наступлением весны предполагал заменить ею шапку. А теперь какая уж тут шляпа!.. Того и гляди, пальто менять придётся.

Ещё не будучи так отвратительно помеченным, он разглядел несколько молоденьких пар, уходивших вверх по тропе, не то специально усыпанной рыжим песком, не то просто протоптанной в рыжей глине. Уже начал примериваться, как и он будет ходить вверх, в сторону гор, и, может быть, не один, как тут…

Здесь, вдали от дома, произошедшее становилось проблемой – снимешь злосчастное пальто, которому, видно, кто-то позавидовал ещё на стадии его существования в тканном рулоне, а носить-то нечего: на улице февраль. Что, гордо шествовать по терренкуру, делая вид, что ходить обгаженным – новая мода?..

Но возраст брал своё, несмотря на птичьи происки. В свои неполные тридцать Сашка очень не хотел совсем потерять и так выпавшие из жизни дни. Подходя к зданию санатория, он осматривался, прикидывая, где здесь проходят танцы, пытаясь разглядеть места для прогулок.
 
Нет, ну какая же всё-таки дрянь эта чёртова птица!
 
К Сашкиным чувствам примешивалась и острая досада. Птичка покусилась на саму возможность радоваться жизни. Ещё два месяца тому ему был прописан постельный режим. Врачи заподозрили у него болезнь сердца, и Сашка уже начал оплакивать себя, как вдруг ему сообщили, что ничего опасного нет – всего лишь проблема с сосудами. Надо немного подлечиться – и все дела. Ну, а коли жизнь начинается с чистого листа, разве можно терять в ней хоть один день? Длительная постельная неподвижность сильно ослабили молодого человека, однако он не поддавался на провокации организма. Едва постельный режим отменили, Сашка снова стал делать зарядку, приседал, отжимался от пола, подтягивался на турнике. Отвыкшее от нагрузок сердце заходилось в истерике и являло возмущение всеми доступными средствами, но и ему, в конце концов, удалось доказать, что сосуды в этом возрасте – не смертельно. И сердце, потрепыхавшись, смирилось.

Вблизи административного корпуса Сашка приметил залежавшийся на газоне снег, расковырял его сапогом и, не жалея новых перчаток, принялся оттирать свалившуюся с неба гадость. Впрочем, пальто требовало более серьёзного к себе отношения. Сашка с облегчением скинул его на руку и прошествовал в регистратуру.
***
Откуда я знаю про Сашку столько деталей и подробностей? Всё просто. Мы с ним давние друзья. От меня у него секретов нет. Столько лет будучи его конфидентом, я могу понять, почему он промолчал о том и об этом и легко пробросить отсутствующий мостик между известными мне фактами.

Так, например, я знаю, что отрез светлого офицерского сукна у Сашки появился заслуженно: мой приятель окончил высшее военное училище, но разочаровался в карьере военного и, дослужившись до старшего лейтенанта, вышел в отставку. Вероятно, на этой почве сердце у него и забарахлило. О службе в армии у Сашки осталось въевшееся навсегда чувство долга ну, и вот этот отрез. Может быть, интендант пожалел бы отдавать, да пришлось…
***
В номере Сашку поселили с мужчиной неопределенных лет. То ли ему сорок, то ли чуть меньше. Назвался Станиславом.

- Как устраиваться будем? – поинтересовался он, едва новые соседи обменялись рукопожатием.

- В смысле? – удивился Сашка.

- Ты что, первый раз?

- Ну да, а что?

- Х-м-м.

Сосед ненадолго задумался, но ничего говорить не стал. Молча показал бумажку, снятую с наружной стороны двери. Всех вновь заехавших приглашали на встречу с главврачом в актовый зал санатория.

Собралось человек 150, может быть, чуть больше. Сашка устроился ближе к «галёрке». Отсюда всех хорошо видно. С первого взгляда стало понятно, что контингент, как и предполагалось, возрастной. Женщины не то, чтобы старые, но на поколение старше, чем он. Молодых почти нет, а кто был, приехали с детьми или престарелыми родителями.

Главврач минут двадцать перечислял ассортимент процедур, говорил о правилах поведения в санатории. Наконец, сделал паузу, выдохнул. Видно было, что наконец-то собирается сказать самое главное. Он радостно улыбнулся и тёплым взглядом осмотрел сидящих в зале.

- А теперь… - снова сделав паузу, сказал он. – Посмотрите друг на друга. Посмотрите, посмотрите. Кого вы видите? Вы видите усталых людей с серыми лицами. Позади год, а, может быть, больше, без отдыха. Заботы, хлопоты, дорога сюда, наконец. Каждый из вас сейчас думает о тех, кто остался дома. Так вот. Слушайте меня внимательно и не перебивайте.
 
Главврач стал говорить медленно, делая остановки между словами, а иногда произнося их по слогам.

- Ещё раз посмотрите друг на друга. Те, кого вы видите – на весь срок пребывания здесь – ваша семья. Не братья, сёстры, отцы и матери, а… мужья и жёны. Любовницы и любовники. Забудьте обо всём, что вас разделяет. Можете возмущаться, посылать меня к чёрту или даже жаловаться, но запомните. Если вы хотите хорошо отдохнуть и восстановиться – влюбляйтесь! Больше гуляйте. Дышите полной грудью! Горный воздух – главное лекарство. Забудьте обо всём. Вы все вернётесь в своё прошлое, и оно снова станет вашим настоящим – не спешите. Впереди двадцать один день. Сыграйте в эту игру! Жизнь – игра, слышали об этом?

Сашка слушал доктора, открыв рот. Это ж надо! Открыто призвать к неверности своим близким, да ещё при таком скоплении народа. Ничего не боится мужик. Во даёт! Станислав, поглядывая на Сашку, загадочно улыбался, а по пути обратно в номер спросил:

- Теперь ты понял?

- Кое-что начинаю понимать.

- Не парься. Я тебе всё растолкую. Наша задача – выбрать двух женщин, которые живут так же, как мы, в одном номере. Понимаешь?

Сашка удивлённо смотрел на соседа.

- Ну и?

- Нас двое – их двое. Одна пара ночует здесь, другая – там. Теперь понятно?

- Так это же надо, чтобы они обе были согласны. Да и одному из нас вторая дама может не понравиться. Да и в каком они окажутся возрасте – тут же одни бабушки…

- Не занудничай. Будь проще. Если робеешь, положись на меня.

Соседи снова обменялись рукопожатием.
***
Едва дотерпев процедуры, Сашка отправлялся на прогулку. На улице много необыкновенно свежего воздуха. А как пахнет весной! Небо в этих местах высокое и приятное. Удивительной прозрачности синева поднимала приезжего человека над землёй, придавала лёгкости и вбирала в себя черноту, которая уходила из души и тут же бесследно таяла, не задев ни облачка. Где-то там, высоко, порхала и злосчастная птица. Вот только с каждым днём в этом дивном краю мысли о ней становились бледнее и чернота от них медленно, но верно превращалась в эфемерную дымку.

Одно огорчало Сашку. Дамы на улице всё ещё носили верхнюю одежду. Поэтому, прежде чем предаться воздушным ваннам, он вальяжно прогуливался по этажам, делая вид, что рассматривает лепнину на стенах и потолках, картины или покрытие под ногами. На самом деле Сашку интересовали фигуры, изредка возникавшие на ковровой дорожке то по одной, то попарно. Особенно нравилось Сашке застать такую фигуру, когда она выходила из лифта, а он, поднявшись по лестнице, входил в коридор. Двигаясь за ней, как гепард за серной, ретивый отдыхающий, чуть прищурившись, скользил взглядом по конфигурациям, сортируя по индивидуальным особенностям всё, что отклонялось от прямой линии. Часто ничего привлекательного не наблюдалось, находились даже отталкивающие взгляд формы. Впечатление, сформировавшись, прочно и аккуратно запечатлевалось в воображаемом сокровенном альбомчике. Его многочисленные страницы, заполненные в разной степени фривольными картинками, Сашка мысленно пролистывал в часы вынужденного досуга, томясь от скуки, устав от чтения, размышлений и даже от прогулок.

Свои наблюдениями Сашка впоследствии делился и со мной, но я не смею излагать их, опасаясь подвергнуть себя, да и приятеля обвинениям в испорченности. Сашка не был испорченным человеком. Его созерцательный натурализм носил, скорее, эстетический характер. Сказать, что Сашка любил женщин, и потому любовался ими – не скажешь, потому как он, говоря о противоположном поле, достаточно часто и возмущался, и вскипал, и даже размахивал руками. А всё почему? Потому что женщина часто и выглядела, и вела себя не так, как должна была выглядеть и вести себя гипотетическая идеальная фемина, созданная Сашкиными фантазиями. Но он всё искал, наивно полагая, что истинную женщину, близкую ему по духу, сможет найти по каким-то внешним признакам.
***
День за днём, и вот уже среди отдыхающих стали складываться компании по интересам. Выяснилось, что Станислав хорошо играет на гитаре, любит ходить в походы, был даже руководителем туристических групп. Как будто случайно рядом с нашими соседями возникли ребята из Комсомольска-на-Амуре, Хабаровска, Красноярска. Они, как оказалось, здесь больше недели. На общем собрании в своё время побыли, в курсе политики администрации санатория, поддерживают её, хотя удивляются, как это главврача до сих пор не сняли. Молодые люди особенно не активничали. Это и понятно: хочется того, что запрещено. А когда всё сразу и – пожалуйста… Задумаешься, а надо ли тебе это?

С парнями было проще найти общий язык. А вот с девчонками, особенно с теми, кто так и не выбрал для себя никого из их компании, оказалось сложнее. Те нервничали – время таяло, а они так и ходили сами по себе, и поэтому то и дело язвили, цеплялись к слову, к неловкому жесту, а то и к молчанию. Вдруг, посреди общего разговора могли вскочить, хлопнуть дверью, сказать что-то резкое. Особенной безудержностью отличалась Светка. Когда все были заняты разговорами, Сашка длинно смотрел на неё, пытаясь понять, что она за человек. Как такая стройная и очень привлекательная девушка до сих пор одна?

Светка и правда выглядела необычно. Редко о ком можно сказать, что человек похож на струну. Не в смысле его тонкости и гибкости, хотя, конечно, Светка была и тонкой, и гибкой. А в смысле упругости и пластичности, в которых ощущалась большая физическая сила. Думая о ней, Сашка сравнивал Светку не просто со струной, а со струной, закрученной в пружину… Это ощущение усиливалось, когда девушка с напором, и преувеличенно воинственно повторяла, что у неё нет парня и едва ли это изменится.

Однажды мужики собрались узким кругом, девчонки отправились в сауну, там был как раз женский день. Сашка разговорился с Вовкой, крупным парнем, за сто килограмм, да и ростом его Бог не обидел.

- Ты уже две недели здесь, скоро уезжать. Не знаешь, почему Светка такая дёрганная?

- А что ты удивляешься? Она из тех, о ком говорят «и хочется, и колется, и мамка не велит». Думаешь, я не пытался? Пытался и, представь, обломался.

- Ты обломался? Что, никак?..

- Ну, не буду же я бить женщину… Как там в песенке поётся: «Я не насильник, поверь мне, Сима». Но выносить её закидоны – точно невыносимо…

- Значит, она свободна?

- Хочешь заняться? Смотри, не потеряй время. Его тут и так мало.

- Ничего, разберёмся.

Это был вызов. Сашка сам себе его отправил и сам принял.
***
Уже на следующий день всё свободное время Сашка со Светкой проводили вместе. Он старался больше и доверительнее рассказать о себе, чтобы девушка потянулась к нему. Открывал свои болевые точки, понимая, что наверняка сработает синдром попутчика – двадцать один день пройдёт, они разъедутся, и поминай как звали. Да и о чём особенном откровенничать? Рассказывать о своей семейной жизни? Неизвестно, будет ли Светке это интересно. Ну, выслушает, вопросы задаст – и что? Лучше на эту тему молчать. Хотя, не рассказывая о себе, как узнаешь, было ли у неё что-нибудь, когда, с кем и чего она хочет от новых отношений? Информация могла бы помочь составить план действий. Для начала Сашка заговорил о вещах более общих. Как вдруг удалось вырулить куда хотелось. Рассказывая о службе в армии, Сашка вдруг искренне подосадовал, что вождение автомобиля для него – закрытая тема. Он плохо ориентировался на местности, часто ловил себя на рассеянности, невнимательности, неумении сосредоточиться и находиться в сосредоточенном состоянии продолжительное время. Даже необходимость не смогла исправить этот недостаток.

- А вот я, в отличие от тебя, – ввернула Светка, – очень даже хорошо чувствую себя за рулём. Только машины нет. Купи мне машину, слабо? Я тебя покатаю за это.

- Вот так сразу взять и купить? – делая вид, что отступает, парировал Сашка. – Вообще-то… я многое могу сделать для женщины, – через мгновение уже курлыкал он, заводясь и хорохорясь, – как аукнется, так и откликнется…

Недолго думая, он «аукал» Светке, и она откликалась. Да, Светка целовалась с ним, не жеманилась. Но никогда ранее Сашка не испытывал такого! Он целовался с тёплыми, живыми, даже нежными губами. Стоило, однако, положить руки на талию или хотя бы попытаться коснуться сокровенных женских зон, как Светка угрём выскальзывала из объятий. Сашка пытался начать поцелуи, то прижав девушку к стене, то валяясь вместе на кровати – она ускользала отовсюду. Однажды он сказал себе, что всё равно достанет её. Вовка не смог, притом, что у него масса больше и наверняка он сильнее, а вот он сможет. Армейский опыт приучил добиваться поставленных целей, какими бы они не были.

Однажды Сашка устроил всё так, что Светке практически нельзя было ускользнуть. Он запер изнутри дверь в маленьком номере всего с одной кроватью. Комната находилась на пятом этаже – если бы Светка захотела улизнуть, для этого ей пришлось бы сигануть с балкона.

Как всегда – разговоры, винцо, апельсинки-мандаринки, музычка. Наконец, поцелуи. Сашка, настроившись на атаку до конца, прижимал её к себе всё плотнее, наваливался сверху, но когда пытался исполнить задуманное, неизменно выраставшие невесть откуда стальные лианы вязали его руки, пресекая все попытки коснуться бедёр. После стремительной схватки Светка резко сбрасывала Сашку с себя, отскакивала в сторону и вызывающе смотрела на него, становясь в непонятную стойку, не то боксёрскую, не то борцовскую. Так повторялось несколько раз. Светка как-то обмолвилась, что давно занимается спортом. Каким? Она тогда отвечала уклончиво, «но, - сказала она, – если засвечу пяткой в лоб, мало не покажется»… Профессионалка, блин! А может быть, она просто чистая девчонка и напрасно мы тут по очереди пытаемся добиться от неё секса? Нет, была бы нетронутая, не целовалась просто так. Ей известны особенности мужского поведения. Парни не железные – реагируют, возбуждаются. И что – ни в какую? Х-м-м. «Наш девиз непобедим: возбудим и не дадим»… Да динамщица она обыкновенная, и все дела! А, может быть, просто рисковая девица, любит ходить по лезвию ножа? Риск на грани фола: в любой момент можно проиграть, и тогда потеряешь всё. Почему сразу – потеряешь? Может быть, она приобретёт – и опыт, и впечатления… Неужели, и правда, она из тех, кто может решиться переступить черту только на сверхэкстремальных условиях?

В конце концов, Сашка устал от этих поединков и опустил руки. Светлана вполне ощутила своё абсолютное превосходство. Теперь её глаза не сверкали, а смеялись. «Я же сказала, что слабо тебе, парниша!» - говорили они. Действительно, прав был Вовка: не бить же её. Что ж, когда-нибудь найдётся тот, кто возьмёт её силой.
Через две недели Сашка увидел Светку в последний раз. Левый глаз заплыл, губы разбиты, и выражение лица на сей раз она носила в точности соответствующее его внешнему виду. Пружина лопнула, струна больше не была натянута и беспомощно висела. Доигралась девочка… Каждый из компании понимал, что кроме Вовки на такие «подвиги» здесь больше никто не способен. А он уехал как раз утром этого дня. Трахнул на дорожку девку, и был таков. Вот же гад. И ещё говорил, что бить её не собирался… Что ж она ему пяткой-то в лоб не засветила? М-да. Видать, никакие приёмчики не помогли.

Сашка сидел в холле и смотрел на Светку, которая сновала перед ним – то в кабинет главврача, то на ресепшен. Видимо, оформляла документы, сдавала комнату. Он хотел было встать, подойти к ней, взять сумку, проводить на автобус, но Светка, увидев, что он приподнимается, так зыркнула, что Сашка влип в кресло, как будто на самом деле её тренированная пятка угодила ему в лобешник. Теперь она его наверняка презирает: тоже мне, офицер, девчонку уломать не смог…

В какую сторону её теперь развернёт?

Сашка смотрел вслед отъехавшему автобусу и думал, что оставалось ещё две недели до отъезда, и их надо было провести с пользой.
***
Теперь Сашка со Станиславом каждый день бывали на танцах. Станислав точно знал, что хотел. Ему, как выяснилось, точно перевалило чуть за сорок, и Сашка по армейской привычке тут же ощутил себя рядом с ним салагой. Желание жить, вдруг остро испытанное после сердечного приступа, не успело оформиться в чёткие представления. Это было, скорее, яркая эмоция, без конкретных очертаний, без стремления стать поступком. На него всё и все могли повлиять. Как та птичка…
Поэтому, едва Сашка выбивался из привычного положения вещей, он терялся и оглядывался по сторонам. Однако взгляду зацепиться не за кого, никто не мог стать ему примером, все были заняты своими делами, не похожими на Сашкины. А тут ещё этот Стас с его непробиваемой уверенностью в правильности своих действий. Категоричность всегда настораживала Сашку. Она насторожила и в этот раз, даже напрягла так сильно, что он решил усиленно наблюдать за Стасом, не поддерживать его, а при возможности поступать с точностью до наоборот. Но как при этом жить в одной комнате и сохранять в соседе надежду на успешное осуществление задуманной интриги? В Стасовом напоре таилась непонятная опасность, угроза спокойствию и стабильности, которые Сашка оставил дома, где его ждала семья с внешними признаками благополучия и даже счастья.
 
Слушая Стаса, Сашка вдруг удивился собственной реакции: ведь он и сам не просто поглядывал по сторонам, а пытался активно действовать. Что, он при этом не понимал возможных последствий? Почему именно Стасова активность заставила ощутить себя в реальном времени? Вероятно, потому что до Стаса все интрижки напоминали не войну, а игру в войнушку, где всё понарошку. А тут, судя по всему, стреляли по-настоящему и пленных не брали…
***
Однажды Стас пришёл в номер в особенно приподнятом настроении. Бросив на койку пакет с причиндалами, необходимыми при прохождении процедур, он взял стул и подсел к Сашке, который лежал с книгой на кровати.

- Что читаешь? О, Шодерло де Лакло. «Опасные связи». Круто! Как там? «Первая истина состоит в том, что каждая женщина, соглашающаяся вести знакомство с безнравственным мужчиной, становится его жертвой». Слушай сюда! Я сегодня познакомился с такими замечательными дамами! Сам не ожидал! Красавицы обе, умны, не буки… Сегодня сам увидишь. Я приведу их на танцы. В случае чего – договоримся, кто куда? Чур, блондинка - моя! Ну, твоя шатенка не хуже! Всё, я побежал. Давай, наберись цитат. Они тебе сегодня могут понадобиться. «Чтобы добиться успеха в любви, лучше говорить, чем писать». Лови! Дарю!

Стас исчез.

Вот же ходок. Сашка даже сел. Такие книги читал, даже наизусть шпарит. Интересно, он женат или нет? Впрочем, какое это имеет значение. Главное, что явно не первый раз устраивает сомнительные делишки и, видимо, успешно. Сашка чувствовал себя невинным мальчиком, которого настойчиво пытаются совратить. Мальчику хочется стать взрослым, и в то же время что-то пугает, настораживает. Ведь придётся отказаться от сложившихся привычек, сломать стереотипы. А что вместо них? Наверно, такие же сомнения испытывала Светка. Теперь он как будто на её месте. Только вот его насильно совращать уж точно никто не будет.

Интересную книжку написал когда-то Джонатан Свифт. Его Гулливер в стране великанов – лилипут, ничтожное существо. Зато в стране лилипутов он всемогущий исполин, а в стране лошадей – просто иной, совсем не такой как все…
***
Дамы оказались и, правда, очень интересными. Сашка удивился – разве такое может быть? Внешне – крутые светские львицы. А глянь – легко познакомились с чужими мужиками. Вот уже непринуждённые разговоры. Вот уже заливисто смеются. Как будто случайно касаются новых знакомых то краем одежды, то руками. Глаза откровенны. Каждый взгляд говорит «да», и спрашивать не нужно. А ведь им, как и предупреждал Стас, под сорок, а может быть, и больше. (Дурачок, не «ведь», – думал я, слушая Сашку, - а «потому что»). У каждой, наверно, семья дома. Муж… Нет, оправдывал их Сашка, нет у них мужей. Наверно, обе они в разводе. Ищут не просто лёгких отношений, а связей с серьёзным продолжением.

С каждым часом знакомства Сашке становилось всё хуже и хуже. Всё, что происходило, происходило не по его воле. Как будто жуткий водоворот, причмокивая, затягивал глубже и глубже, и уже видна самая страшная воронка, откуда нет возврата.

Стас с блондинкой вели себя так, словно они тысячу лет знакомы. Ленка висла на нём, он совершенно по-родственному держал её за талию, обнимал за плечи. Зарывался в волосы около её уха, что-то шептал, а, отстраняясь, целовал в щёку. Сашкина Зоя тоже хотела бы такой лёгкости, но доставшийся ей молодой человек держался отстранённо, был так напряжён, что, казалось, тронь – зазвенит. Она не давила на него. Большее, что она себе позволяла – мягко взять Сашкину ладонь, когда шли по аллее. В танце, положив руку ему на плечо, чуть привлечь к себе, коснуться выдающейся грудью, тут же посмотреть вверх, поймать его взгляд, удержать его, молча сказать, чтобы не боялся, не робел, что она ничего плохого ему не сделает, и отстраниться…

А Сашка, заслышав бурные волны рок-н-ролла или твиста, с нескрываемой радостью отрывался от Зои, кидался в танец, пытаясь выбросить из себя сомнения, тревогу, вдруг возникавшие мысли о семье, оставленной дома. Он хватался за них, как за соломинку. Как понять себя? То усиленно лез во все тяжкие, а как они подоспели, так заробел и в кусты? Так он слабак, что ли?

В танце он несколько раз ловил на себе восхищённые взгляды. Зоя смотрела на него восторженно, открыто. Её глаза сияли. Женщина думала, наверно, как ей повезло. Такой чудный мальчик – и робкий, даже застенчивый, а сильный, энергичный – вон как отплясывает. И без особых ухищрений почти уже достался ей. Отпуск, который почти закончился, всё же пройдёт не зря…

Сашка возвращался с площадки, приводил в порядок дыхание. Как-то незаметно Зоя снова прибирала его руку, сплетала пальцы так, что, казалось, не разорвать. Сашка смотрел на неё, и всё внутри мчалось прочь, кричало «не хочу!» Малыш, который кормится мамкиной грудью, не помышляет о том, чтобы рассмотреть её как мужчина. Так и Сашка смотрел на Зою, и видел красивую женщину с резкими, яркими чертами лица, впечатляющей фигурой, но не испытывал к ней никаких мужских желаний. Так не хотелось ему обидеть человека, а ещё больше не хотелось довести их отношения до момента, когда абстрактное отторжение неизбежно перейдёт в отторжение физическое, конкретное, когда она убедится, что его тело не реагирует на все её прелести.
Надо же было Сашке вдруг обнаружить в себе столько тупиковых заморочек! Я слушал приятеля, и остро сочувствовал ему.

Проблемы вспыхивали в сознании одна за другой. Внутреннее «я» лихорадочно искало выход. Не находя, гнало Сашку прочь. Извинившись, он сказал, что ненадолго отлучится, а сам забрался в холл пятого этажа, уселся в кресло и, поглядывая на часы, провёл половину ночи. За это время Стас уж точно обосновался в чьей-то постели и не будет доставать.

И точно, в номере его не оказалось. Сашка скользнул под одеяло и мгновенно провалился в сон. Почему-то приснился ему родной дом и доктор, участковая, которая прописывает ему постельный режим. Ну, воспрял после болезни, вернулся к жизни. И что? Почему жизнь не радует? Или не так её себе представлял?
***
На следующий день, после процедур Сашка взял книжку и отправился на площадку с шезлонгами. Надо побыть наедине с собой. С каждым днём нахождения в состоянии внезапно возникшей «радости жизни» на душе становилось всё сумрачнее. Появилось ощущение гадливости. Сначала он спрашивал, почему так не уважает себя? Зачем ему эти судорожные проявления половой озабоченности?

На площадке резвились местные собаки. Один мелкий кобелёк крутился вокруг здоровенной овчарки, нюхал её задницу, пытался залезть, а та только садилась и смотрела на него сверху вниз. Он отскакивал, вываливал язык и учащённо дышал, моргая глазёнками, ожидая, когда же она встанет и потеряет бдительность… Тоже мне, гепард.  Он себя со стороны-то видел?

- Вот так и ты, сказал себе Сашка, вокруг Светки бегал… Высунув язык и суетясь. Позорище.

Теперь что? Всё, как у Свифта? Теперь меня пытаются соблазнить? Сашка продолжал смотреть на собак. Как-то трудно представлялось, чтобы вот эта овчарка сама стала бегать за тщедушным кобельком и пыталась его на себя взгромоздить. Почему у животных всё проще? Нет у них ни мук совести, ни моральных норм и правил…
Мысли о семье Сашка и вовсе гнал от себя, стараясь не думать и не вспоминать. Не хотелось осквернять их, чистых и безупречных, сопоставлением с собой. Спастись ещё можно, можно. Если перетерпеть происшедшее – никто ведь не узнает, что было на самом деле – а ничего такого стыдного и несмываемого пока не случилось, и больше не впадать в искушение. Чинно и благородно провести остаток курортных дней и вернуться в лоно семьи… Со временем всё уляжется, успокоится, будет по-прежнему…
 
- Вот ты где! Оказывается, не только на танцах бываешь.

Сашка вздрогнул. Зоя устраивалась на соседнем шезлонге.

- Не возражаешь против моего соседства?

- Нет, конечно, пожалуйста. Только вот…у меня процедура скоро, придётся уйти.

- Ничего, надо, так надо. Хоть немного побеседуем. Саш... Ты меня избегаешь?

- Почему ты так решила?

- Станислав с Ленкой как-то сразу сблизились, любовь у них. Слышал?

- Слышать не слышал, заметил, что он дома не ночует… Как вы там устроились, кстати? Втроём в одной комнате?

Зоя надвинула панамку на лицо и улеглась на шезлонг.

Сашка косил глазом и потихоньку рассматривал её тело, сантиметр за сантиметром, как товар на рынке. Ничего себе так. Очень даже ничего. Может быть…

- Саш, ты говорил, тебе идти нужно? Так не стесняйся, беги. Потом встретимся. Ага?

Под ложечкой противно заныло. Сразу нужно было лыжи намылить. Теперь не он сам уходит, а как будто его гонят. Да и нет никаких процедур. Все процедуры закончились до обеда. Зоя, конечно, всё прекрасно поняла. Надо попытаться объясниться.

- Зой, послушай…

- Да… Ты ещё здесь?

- Давай поговорим.

- Ну, давай.

Зоя повернулась к нему, сдвинув панамку на затылок.

- Понимаешь… как тебе сказать… ну, в-общем, я не такой Дон-Жуан, как Станислав. Не могу вот так, сразу…

- Саш, а что ты обо мне подумал? Что я ветреная женщина, приехала на курорт, увидела смазливого мальчика и тут же захотела лечь с ним в постель? Да что ты обо мне знаешь?! Ты вот даже предположить не можешь, что у меня для такого внешне легкомысленного поведения могут быть ещё какие-нибудь мотивы, кроме банального желания с пользой провести время в санатории?

«Деликатно выражается, - оценил Сашка. – Могла бы сказать «банального желания потрахаться». Но не сказала…» Он решил, что сейчас ему выдадут жалостливую историю про пьяницу-мужа, большую семью, которая требует постоянной заботы и неусыпного внимания. Зачем ему это выслушивать, ведь он всё равно…

- Дурак ты, скажу я тебе. Ты ещё не раз будешь с сожалением думать о том, что не произошло, да поздно будет…

Зоя легко поднялась и, прочувствуя каждое движение, пошла прочь. Сашка смотрел вслед. Она шла нарочито медленно, как будто подставлял себя под его взгляд. Когда ей оставался всего один шаг до дверей санатория, женщина обернулась.

- Вечером, на танцах…

Услышать, да ещё на таком расстоянии... Но услышал же! И ушла.

Глядя ей вслед, Сашка заметил, как большая чёрная ворона, возникнув будто ниоткуда, уселась на козырёк карниза. Её голова покачивалась – огромный клюв жил как будто сам по себе и заставлял поворачиваться из стороны в сторону. Круглые угольки глаз оставались неподвижными и прожигали Сашкину душу до самого донышка…
***
Почему всё случается не так, не вовремя? Встреться ему Зоя лет на восемь раньше, жизнь пошла бы по-другому. Может быть, и не Зоя, а просто другая женщина, которая не строит из себя барыню, не ждёт, что мужчина о ней позаботится, не требует к себе особого внимания. Женщину, которая умеет отдавать, а не только брать. Которая думает о мужчине прежде, чем о себе.

Дело же не в том, что мужик хочет себя хозяином чувствовать и чтобы мир вокруг него вертелся. И нужно под него подлаживаться. Хотя и домостроевцев хватает. Но ведь и совесть надо иметь, если твой мужик даже ночью подскакивает, когда ты застонешь во сне или среди ночи встанешь и пойдёшь куда-то. Глаза надо разуть, увидеть и оценить, когда каждый день – ты только рот собираешься открыть, а он уже твоё желание исполнил. И всё вокруг тебя, о тебе только и думает. Обидно же! – а как до него дело дойдёт – так и обеда в доме нет, и не обстиран, и не обихожен как мужчина. Ты то устала, то здоровье на погоду реагирует, то просто настроения нет, то с подружками надо встретиться, то к родственникам съездить, то работу домой возьмёшь… В центре всего – только твои желания, твои заботы, твои потребности. А рядом с тобой кто? Манекен? Да нет, не манекен, а живой человек, которому хочется тепла и взаимности. А вот взаимности-то как раз и нет.
Никто не научил их, этих дамочек, что всё строится и держится на взаимности. И дело совсем не в сексуальной опытности, нет! Есть ведь ещё и собственная чуйка. Интуиция называется. Желание сделать так, чтобы близкому человеку было хорошо с тобой. Есть такое у них или нет?

Ну, хорошо, собственного нет, но ведь должны у мамы-бабушки научиться. В Сашкины годы девчонки ещё за мамкину юбку держатся, мамы их направляют, учат уму-разуму. А мам-то самих кто чему учил? Бабушка наставляла, при этом пересказывала, что, в свою очередь, слышала ещё от своей бабушки: «Вот наступит первая брачная ночь, надевай длинную рубаху до пят. Завяжи под горлом. Полезет мужик – подкатай подол до пупа, пусти его. Терпи. Сделает своё дело – и всё, нечего боле баловать. Мужика надо держать в строгости»...

Эгоюги все махровые, а как послушаешь, так они через одну о себе говорят: «Я – стопроцентная женщина»! Вот расспроси, расспроси, что она имеет ввиду? Любая потеряется тут же, не найдётся, что ответить. Стопроцентная женщина она… Капризность – сколько процентов? Взбалмошность? Сексуальность? Чувствительность? Что ещё? Меркантильность, быть может?..

Где найдёшь женщину, которая своим умом до всего доходит? Которая умеет по-настоящему любить другого человека, а не говорить о любви. А то послушаешь подруг, которых мужья оставили: «Ах, как я его любила, как любила! А он, гад такой, взял и бросил»… Да не его ты любила, голуба, а свою любовь к нему лелеяла и холила. Себя любила. Свою любовь пестовала. Любовалась ею, даже слезу пускала от умиления. А надо бы его любить, мужика своего, даже растакого – разэдакого. Тогда, глядишь, и счастье бы в доме поселилось. И никуда бы не делось. Кто же от такого откажется и на что променяет?
***
Сашка не знал, как ему жить дальше. После ночи, проведенной с Зоей, вся его коротенькая двадцатишестилетняя жизнь показалась временем, проведенным в зале ожидания за пустыми занятиями. На самом деле, конечно, жизнь была заполнена делами и поступками, и даже рождением детей. Только внутри всё спало, ни одна лампочка не горела. Чем на самом деле было то, что он называл любовью?
Одно ли и тоже испытывают при виде красиво приготовленного блюда сильно проголодавшийся человек и гурман, умеющий осознанно относиться к каждому продукту, отбирать их, проводить через все стадии на пути превращения пищи в произведение искусства? Если ты вышел в жизнь, движимый звериными инстинктами, какое тебе дело, откуда взялась пища? Ты голоден – так употреби её! Если ты не знаешь, что от еды можно получать удовольствие от её внешнего вида, от запаха и вкуса. Если тебе хочется лишь набить рот и быстрее проглотить кусок, чтобы набить брюхо – ты сам не знаешь, насколько ты обедняешь себя.

Когда нет внутренней культуры, не научишься ценить то, что имеешь. Не поймёшь разницу, потому что не знаешь, в чём она заключается. А культура – это тщательно отстроенная в душе иерархия ценностей. Именно там, на её этажах и пролётах, включается и выключается свет. Именно там зарождаются, и там же разрешаются сомнения о правильности или ошибочности выбора…

В Сашке полыхал пожар. Как будто в маленьком спящем городе неожиданно включили пышное рекламное освещение. Неоновые разноцветные огни вспыхивали и гасли, манили, переливались. Глаза выхватывали слова, картинки, соцветия. Кто-то внутри него, мгновенно анализируя полученную информацию, прокладывал маршрут по широким тротуарам, сквозь шорох немногочисленных ночных шин. Душа наполнялась ощущением жизни. Хотелось дышать полной грудью и действовать, действовать. Каждый шаг теперь казался осознанным, наполненным смыслом, совершаемым, потому что он приближал к сокровенной цели, а не потому, что надо куда-то идти и все так живут…
Сокровенность цели для него теперь состояла совсем не в зрелом поведении в постели. Сокровенность заключалась в том, что он впервые в жизни почувствовал под ногами твёрдую землю, а не вязкую зыбкость, готовую в любое мгновение поплыть, раздаться, перевернуть мир вверх тормашками. Ни военное училище, ни служба, не пробудили в нём его собственное мужское начало. Всё было наносное, сплошное долженствование. Должен – значит хочу. Не должен – значит не хочу. И никаких собственных, личных желаний. А теперь вдруг Сашка понял, что оказался на качественно другом уровне, о существовании которого даже не подозревал. Нет, он, конечно, читал в книгах, видел в кино, слышал от других людей, но себя не мыслил нигде, кроме уже насиженного места, как во внешней среде, так и в себе самом. Все отношения, казалось, установились раз и навсегда. Казалось, что мир будет оставаться прежним, чтобы ни случилось. А что могло случиться? Скажи Сашке, что он так будет реагировать на подобное приключение, и что оно вообще возможно – никогда бы не поверил.

Но вот оно случилось. Теперь-то что делать? Как вписать нового себя, ещё не осознавшего полноту произошедших с ним перемен, в прежнюю размеренную жизнь? И как вести себя с ней, космической одалиской по сравнению со всеми, кто был с ним ранее, с ней, почти насильно вытолкнувшей его на новую орбиту? С ней, подарившей ему любовь, отдавшую ему свою энергию, всю полноту ласки и любви? Как смотреть в глаза, что говорить, каким голосом? А эти руки, которые её ласкали, что с ними делать? Они теперь другие. Весь он другой. Ходить, стоять, сидеть, лежать он будет по-другому. Нет, другие глаголы нужны. Думать, относиться, поступать, быть уверенным, быть устойчивым… Никогда не мог предположить, что одна ночь с женщиной способна разрушить мир, в котором он жил и открыть дорогу в другой, неведомый, манящий многоцветностью и новыми возможностями. Он задавал себе вопрос за вопросом и нагромоздил их уже целый воз. Один из них особенно тревожил его и не давал покоя. А что если будут ещё и другие, ещё ярче и круче? Сможет ли он соответствовать? Что будет, если нет? И стоит ли менять знакомое и проверенное на чужое и вызывающее?

Вот теперь как раз и нужно было бы ему появиться на дорожке, ведущей к санаторию, в своём пижонском прикиде: новом сером пальто, новой норковой шапке или даже чёрном велюровом котелке, перчатках, с шикарной сумкой. И попробовала бы птица мира просто пролететь над ним, не говоря о том, чтобы…
***
В то утро, проснувшись, Сашка не обнаружил Зою рядом. Женщина исчезла. Вот умница! При всех её достоинствах так понимать и чувствовать молодость незнакомца, его незрелость и отсутствие привычки к мужскому поведению. А что такое мужское поведение? Оно есть ответственность. Перед кем? Перед собой в первую очередь. Перед своим внутренним миром, перед своей целостностью. Перед взятыми на себя обязательствами. Как он вернётся домой? Какими глазами будет смотреть на близких? Притворяться беспечным? Делать вид, что ничего не произошло? Организм честнее самой искусной актерской игры. Его не проведёшь и не обманешь. Близкая женщина сразу поймёт разницу и задаст вопросы, на которые придётся дать ответы.
Думая об этом, Сашка снова услышал над собой шорох крыльев и ощутил, как вонючий помёт, капнувший на пальто, проникает внутрь и разъедает живое и тёплое, оставляя всюду, где побывал, безжизненное пространство. С этим нужно что-то делать. Что? Надеть вериги? Каяться? Биться об пол? Вымаливать прощение по приезде? Неужели нет другого пути? Должен быть. Выход есть всегда. Подобное лечится подобным. Проникший внутрь яд можно вылечить, заливая его таким же ядом. Всё зависит от дозы. Большая доза убила, малая спасла. Следовательно, в оставшиеся дни надо идти напропалую. Так, чтобы на душе, которая болит и корчится, выросла мозоль на том месте, где открытой раной сейчас кровоточит совесть.

Что происходило в оставшиеся санаторные дни с Сашкой, описывать не стану. Хотя его похождения поучительны и наверняка полезны любому мужчине, не важно, прошёл он уже свои уроки или только собирается это сделать. Скажу лишь, что Станислав смотрел на него во все глаза. Он никак не мог предположить, что сосед, с виду рохля и тютя, как с цепи сорвётся. Как ему это удавалось? Каждую ночь он проводил с новой женщиной. Перебрав почти всех в своём санатории, он переключился на соседние, и Станиславу пришлось пару ночей провести в холле, уступая Сашке комнату. Сосед, конечно, нарушил правила соглашения. Находить нужно было двух дам, проживающих в одной комнате. Но что тут поделаешь. Человек поймал волну и оседлал её. Станислав понимал, что это такое и не мешал ему. В своё время и он проходил эти университеты. Пусть потешится.
***
Уезжая, Сашка, несмотря на лёгкий морозец, шёл в распахнутом пальто. Оно, усилиями кого-то из женщин, выглядело новее, чем было. Новая шапка беспощадно смята и затолкана глубоко в сумку. Перчатки последовали за ними. Пар мощными клубами вырывался изо рта и, не успевая согреть воздух, тут же таял. Свежие силы, неведомые ему всего месяц тому, будоражили мускулы, гейзерами вспыхивали в сердце. С каждым шагом Сашка всё увереннее ощущал себя на козлах и с вожжами в кулаках. Красавцы-кони храпели и рвали поводья из рук.

Ему подвластно всё. Дорога, пыля, покорно ложилась под колёса его воображаемой колесницы. Горизонт необозрим и нет ему ни преграды, ни времени, ни тех, кто дышит в спину. Чуя силу человека, носатые птицы, отчаянно треща опереньем и оглушительно каркая, разлетались прочь. Вот одна из них – та самая! – прицелилась и уронила – не то с перепугу, не то по необходимости – изрядную порцию отходов своей жизнедеятельности. Потоки воздуха, рассекаемые раздухарившимся молодцем, тут же отбросили всё падавшее далеко прочь. Чёрная птица, разочарованно каркая и тяжело вздымая крылья, полетела на крышу санатория, чтобы оттуда высматривать очередную жертву. Ни разу не удавалось ей пометить человека в начале и в конце его санаторного срока. Видимо, главврач успешно проводил свою внутреннюю политику. Птица не раз уже со всех сторон метила его машину. Только вот его самого никак не удавалось. Однако надежда всё ещё оставалась.
 
…Ангелы, и бесы, подбоченившись, стояли вдоль дороги и посматривали то друг на друга, то вслед пышущему жаром ходоку. Уж они-то знали, что однажды им придётся поспорить за право определять его судьбу. Они даже знали, когда именно это случится, и при каких обстоятельствах. Лишь только самому молодому человеку в распахнутом светло-сером стильном пальто, широкими шагами вышагивающему прочь, знать об этом было не дано.
______________________________


Рецензии
"…Ангелы, и бесы, подбоченившись, стояли вдоль дороги и посматривали то друг на друга, то вслед пышущему жаром ходоку. Уж они-то знали, что однажды им придётся поспорить за право определять его судьбу. Они даже знали, когда именно это случится, и при каких обстоятельствах. Лишь только самому молодому человеку в распахнутом светло-сером стильном пальто, широкими шагами вышагивающему прочь, знать об этом было не дано".

Пока читаешь рассказ, до конца не понимаешь, к чему всё придёт, к каким выводам, просто напряжённо следишь за сюжетом; осознаёшь, что герой обязательно окажется перед выбором, даже предполагаешь, что устоять ему в силу молодости и множества других факторов вряд ли удастся, тем более когда вся атмосфера санатория пропитана любовными флюидами, но всё равно ждёшь от него каких-то неординарных поступков... И он их совершает. Действительно неординарные... Бесы выиграли первую схватку за право определять судьбу героя... Но ангелы продолжают ещё на что-то надеяться...
А вместе с ними и читатель... скорее - читательницы, потому что читателям-мужчинам такой поворот, наверное, покажется не столь шокирующим, а объяснение - "чтобы на душе, которая болит и корчится, выросла мозоль на том месте, где открытой раной сейчас кровоточит совесть" - вполне оправдывающим...

"Чёртова птица" начинает к концу рассказа восприниматься как карающий меч, занесённый над головой главврача за установленные им в санатории разлагающие душу и совесть порядки, но, увы, точности удара у того, кто занёс этот меч, не хватает:)

Серьёзный рассказ... Вызывает сложный набор чувств... Что и требуется от хорошего текста:)

С искренним теплом и всё ещё пребывая в задумчивости:)

Ольга Малышкина   19.01.2023 18:54     Заявить о нарушении
Больше всего в этом тексте мне хотелось избежать морализаторства. Потому что в нём есть множество "реперных точек", когда так и просит из-под пера некое нравоучение. оно может быть прописано поступком героя, его диалогом с кем-то, судьбой тех, кто его окружает... Но такое моралитэ непременно вызвало бы ощущение фальши. Надеюсь, этого мне удалось избежать.
А если думается о разном во время и после прочтения - так это очень хорошо. Каждому автору хочется, чтобы его произведение вызывало чувства и мысли:))

Спасибо Вам за прочтение, продуманный и прочувствованный отзыв.
С уважением и наилучшими пожеланиями

Виктор Винчел   20.01.2023 06:47   Заявить о нарушении
На это произведение написано 15 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.