Хроника объявленного одиночества

a-la Маркес

В день, когда он ушел навсегда,  Соледад Булл проснулся в 4.33 утра, чтобы  пройти мимо всех своих коров до прихода доярок. 
Спал он мало и плохо, и проснулся от бурчания в брюхе, но он воспринял это как естественное следствие  поедания перебродившего силоса,  коим  вчера накормили  весь коровник.
Ему приснилось,  что он шел по тончайшей доске над пропастью, а под ним, далеко внизу,  река мчала свои бурные воды  по ложу из белых отполированных камней, огромных, как доисторические яйца.  На какое-то мгновение он взлетел  в самолете из сена, однако,  проснувшись,  не смог избавиться от ощущения, что его обгадили слепни.
Никогда еще в своей жизни не поступал Соледад Булл разумнее, чем в то утро: он забыл всех буренок, едва пройдя мимо них, чтобы  мирской соблазн не помешал ему, он забил окна своей души деревянными досками прозрения и ступил в новый мир, которому не было еще названия,
но похожему на заброшенный пустырь, на котором ему предстояло найти лопухи своей судьбы. Он нашел их целыми и невредимыми среди доисторической растительности, дымящихся луж и светящихся насекомых,  исписанными сверху донизу  древними письменами.  Слабый ветер качнул гигантские стебли хвощей,  письмена налились невыразимым лунным светом, и Соледад Булл замычал их нараспев, с каждым муканьем  все отчетливее понимая, что  мычать ему на этом пустыре вечно. И тяжко вздохнул он,  подняв бурю, уносящую то, чему не суждено повториться дважды.