По обе стороны океана. 9. Семейство Вайт...

                ГЛАВА 9.
                СЕМЕЙСТВО ВАЙТ.

      – …Папа! Если ты их не приструнишь – сядут тебе на шею!

      Лана, смеясь, стояла неподалёку, наблюдая за радостной визжащей кучей-малой.

      – Папа! Алё! Ей, Пиппа! Мааакс! Аууу! Меня кто-нибудь слышит?..

      – Я тебя слышу, родная!

      Соня вышла из дома, обняла дочь, смеясь, любуясь забавной картиной: дети закапывали отца в сухие красно-оранжевые кленовые листья, тщетно пытаясь засыпать с головой, а он, рыча, встряхивался, хватал кого-нибудь из двойни и «ел», страшно вращая глазами.

      – Дааа, это надолго, Рыжик! Пока наиграются – накроем стол на веранде.

      – Мам… – метнула глаза за ограду.

      – Видела.

      Вздохнула: «Папарацци. Вечная стража неусыпная. Бульдоги».

      – Они уже часа два тут околачиваются, но дороги не пересекают, запрет не нарушают. Мы бессильны. Полиция в машине наблюдает, спасибо и на этом. Идём. С той стороны им подхода и обзора нет. Пусть удовлетворятся детской вознёй.


      Этот таунхаус-особняк два года назад купила знаменитая молодая художница Лана Вайт, она же бывшая советская гражданка Светлана Белова из Хотьково.

      Тогда малышам в её приёмной семье Бейлис исполнилось по три года, и все поняли, что двухуровневая квартира-пентхаус в элитном небоскрёбе в центре Торонто уже неприлично мала.

      Это был дом в современном стиле, но с элементами классики, чудесно вписанный в пейзаж района Ричмонд Хилл, в хитрое переплетение улиц и переулков.

      Едва его увидев, Лана сразу решилась на столь дорогую статусную покупку.

      Трёхэтажный, с подземным гаражом на два машиноместа, с хорошим земельным наделом, что позволило сразу разбить фруктовый сад, соорудить зону барбекю с беседкой и маленький прудик на задворках участка. Обычный с парадной стороны, особняк был химерой-перевёртышем – с тыльной стороны стилизован под итальянское поместье: с белыми стенами, с патио и цветниками, с бирюзовым бассейном и огромной открытой верандой. Раздолье для большой семьи!

      Договорившись с дизайнерами, получила дом, полностью готовый принять многочисленных и беспокойных жильцов. Осталось привезти только личные вещи. Всё, до последнего прибора, было в наличии.

      Осуществить столь покупку ей позволил чрезвычайно выгодный контракт, который и решил трудный вопрос по приобретению. Чтобы наполнить дом необходимым, заключила ещё один, с именитой фирмой, взявшись за дизайн и рекламу продукции своим именем, лицом и… телом.

      Ни Софи, ни Серж и слушать не хотели о доме! Наоборот, настаивали, слёзно умоляли дочь не торопиться так и решить личную проблему с жильём, купить себе, ведь ей, рано или поздно, захочется жить своим домом и семьёй.

      На все их советы и просьбы ответила просто:

      – Если мы одна семья – живём вместе.

      Крыть было нечем. Смирились, попытавшись взять на себя часть расходов – не согласилась категорически. Так и сказала:

      – Позвольте вернуть вам то, что вы мне подарили – дом и семью.

      Расплакались.

      Так всё и получилось: заключив два кабальных контракта, Лана обрекла себя на три года работы, но зато поставила родителей перед самим фактом владения особняком и… его дверьми.

      Обойдя дом с подъездного пандуса до маленьких комнаток со скошенными потолками под самой крышей, сразу так полюбившимся малышам, побродив по богатым лужайкам и грамотно высаженному саду с чудесными чисто русскими цветниками, Соня радостно всплакнула и успокоилась:

      – Всем достаточно места, даже если дочь станет жить со своей семьёй – рай!


      Семья Вайт поселилась в Ричмонд Хилл, став его достопримечательностью и… головной болью местных полицейских, вынужденных оборудовать недалеко от них постоянный пост – папарацци любили юную художницу и почти каждый день тут появлялись.

      Как только Лана Белова (Lana Belova) стала Лана Вайт (Lana White), все члены автоматически стали именоваться семейством Ланы Вайт (Family Lana White).

      Долго родители смеялись над общим именем, «припечатанным» к ним ушлыми газетчиками, но смирились, понадеявшись, что когда Света выйдет замуж, то и имя своё заберёт, вернув им собственные фамилии – Бейлис (Beilis).

      Но не тут-то было!

      Их уже иначе, чем «мистер и миссис Лана Вайт» (Mr. & Mrs. Lana White), никто не звал и в прессе, и на телевидении! Лишь внизу мелким шрифтом на страницах печати или мелкими титрами на экране можно было прочитать настоящие имена, да кто же будет на такую мелочь смотреть? Зато сверху крупно: «Family Lana White». Даже соседи так обращались к Сержу и Софи!

      Муж успокаивал Соню:

      – Родная, а ведь ты должна была предвидеть подобный исход дела, когда решила привезти в нашу семью такое сокровище.


      Теперь, живя в особняке, в модном и молодом районе Ричмонд Хилл, они постоянно находились под прицелом кино- и фотокамер.

      Света часто выставлялась в крупнейших выставочных центрах и галереях и Торонто, и других городах Канады, а с недавних пор, и в Штатах, и её слава только набирала обороты, гонорары и слухи.

      Мечта Софии, о всемирной известности приёмной дочери, сбылась.


      Лана не сходила с обложек журналов и страниц таблоидов мира, но популярность нисколько её не портила: брала велосипед и, забросив рюкзачок на спину, ехала в свою студию, мелькая кружевными трусиками-шортиками из-под цветастого девичьего платьица!

      Софи настояла на таком белье, с улыбкой сказав:

      – Порноактрис и без тебя в мире переизбыток!

      – А трусики пусть фотографируют, забавляются – попка-то загляденье! – добавил папа Серж.

      Он не оставлял девочку без мужского внимания, постоянно советуя, восторгаясь и деликатно намекая, нежно обняв или поцеловав алое личико Ginger*.

      Младшие дети всегда так хохотали, когда папа получал от мамы подзатыльник или шлепок по попе за излишнее внимание к дочери! Но родители понимали – это на пользу девушке.

      Она так и не успокоилась без своего мальчика и отчаянно скучала по нему и его ласкам – всё чаще случались истерические срывы и обмороки, хотя давно имела любовников.

      Нездоровье не отступало, поэтому боялись этих приступов, особенно в присутствии газетчиков, опасаясь, что во время такого срыва может попасться в объектив камеры – не отмоешься потом от сплетен и грязи.

      Во избежание неприятностей, с июня 1988-го года, к дочери был приставлен бодигард Энтони-Эндрю Мэнниген – «Большой Тони» (Big Tony, BiTi), двухметровый качок с бычьей шеей: мощный, спокойный, колоритный и опасный.

      Когда Лану «коротило», брал её в подмышку, сильным нажатием на сонную артерию «вырубал» и вёз к отцу в клинику. Замирал у дверей её палаты, расставив ноги на ширине плеч и сложив руки в замок на сокровенном. Нескоро удавалось парня уговорить сменить этот пост на наружный.

      Лишь когда возле клиники начинался журналистский ажиотаж, он, заглянув в палату к Лане, степенно выходил на широкие ступени клиники и замирал в стойке возле прозрачных дверей, окидывая окрестности опытным взглядом.

      Сама клиника давно была обнесена высоким кованым забором, но и он справлялся с наплывом пишущей братии слабо.

      Как только художница оказывалась здесь – тут же нанималась фирма по охране.

      Один вид Большого Тони порой действовал как надо на газетчиков, заставляя держаться за пределами шоссе – оговорённая адвокатами дистанция для прессы. Уважительно поглядывая на Энтони, стоящего с расставленными ногами и сцепленными руками внизу живота, не решались преступать черты и лишь изредка фотографировали колоритного бодигарда.

      Молодой мужчина замирал на часы, словно выключался, только мельком окидывал толпу взглядом и поводил правой бровью, заметив непорядок.

      На исходе второй недели молчаливого противостояния у репортёров заканчивалось терпение, и они поодиночке робко подходили к решётке и спрашивали у охранника, как там дела у г-жи Ланы?

      Тогда Мэнниген подносил рацию к углу рта, что-то короткое бросал.

      Через несколько минут из клиники выплывала обворожительная Кэрис Хьюит в сопровождении Николь Эме, лечащего врача мисс Вайт. Держась за руки, женщины сообщали о состоянии здоровья бедной девушки и клятвенно обещали поставить юное дарование на ноги уже через несколько дней.

      Журналисты и телевизионщики, записав сообщение, сбивались на допрос самих докладчиц, те со смехом начинали отбиваться от нахальной, жадной и любопытной своры.

      – У нас с Николь всё прекрасно! Не волнуйтесь, – очаровательно краснея, Кэрис прижималась к подруге и супруге. – Подумываем о малыше. Прибегнем к донорству. Спасибо последнему решению Верховного Суда Канады! Теперь можем не скрывать любви и говорить о ней открыто.

      На ехидные предложения более естественного зачатия хохотали, посылали мужчинам воздушные поцелуи, нежно целовались. Только заметив за плечами Большого Тони, прощались и уходили.

      Бодигард же терпеливо ждал, когда «борзая братия» свернёт аппаратуру и откатиться на ту сторону дороги. Окинув предупреждающим взглядом, возвращался на место на крыльце, лишь иногда покидая пост.

      На его место тут же заступал Сэмюель Фромм – «Громила Сэм», (Bully Sam, BiSi), темнокожий гигант, бывший борец-тяжеловес. Застывал и превращался в столб: чёрный, молчаливый, некрасивый, незаметный, неинтересный.

      Его журналисты не любили: неколоритный, невзрачный и равнодушный какой-то.

      Выписки из клиники мисс Вайт ещё никому не удавалось заснять!

      Как так получалось – загадка, но однажды, приехав рано утром к больнице, заставали обычную охрану. Опоздали!

      Ничего не дали ни ночные вахты, ни «слежка» за членами семьи и обслугой.

      Нервно куря, выдвигали уж совсем фантастические версии: подземный ход!

      Как бы там ни было, Лану «ловили» уже у студии, на работе или в галерее.

      Там Мэнниген уже стоял неподалёку, застыв в обычной позе – руки под животом, ноги слегка расставлены, взгляд спокоен и твёрд – профи.


      – …Серж! Прекращайте возню – обед на столе! Там всё самое любимое!

      После столь многообещающих и аппетитных слов, отец, подхватив визжащих сына и дочь, сажал их на плечи, оборачивался к журналистам, картинно позировал, сверкая голливудской, восхитительной, очаровательной, белоснежной улыбкой а-ля Тэд Тёрнер, и величественно уходил в дом.

      Акулы пера разочарованно вздыхали:

      – Всё. Концерт окончен. Делать тут больше нечего – до вечера уже никто не появится. Конец нашей вахте, други! По дринку?..


      – Уехали? Бедолаги, нет им сегодня сенсации: Лана топлесс не загорает на балконе, не бегают по лужайке голые дети, а папа за ними не гоняется в трусах и мыльной пене, – метнув на Сержа «большими» глазами, хохотала Софи, – и мама не вышла за почтой в тюрбане из полотенца!

      Семейство смеялось, угощая друг друга на десерт блинами с кленовым сиропом – всеобщим излюбленным лакомством.

      – Светик, проблемы? Пойдём-ка в кабинет…

      Отец встал с плетёного кресла, подошёл к дочери и протянул руки, повернув ладони вверх, как тогда в Москве, на Русаковке. Дождавшись смущённой краски на конопатом личике, терпеливо ожидал, смотря любящими глазами на опущенную огненную головку.

      Дождался: вздохнув, вскинула её, подняла синие, как Онтарио, глаза в слезах, нежно подала тонкие ручки, вложив в тёплые мягкие руки Сержа, и тихо поднялась с его помощью. Обняв за плечики, повёл в кабинет в восточном крыле, метнув на жену взгляд: «Детей придержи!»

      – Вижу, родная, что с тобой что-то происходит. Расскажи, а мы подумаем, что с этим можно сделать. Уверяю тебя: поймём и не осудим.


      Сев в большое кожаное кресло у раздвижных стеклянных дверей, смотря сквозь них в сад, уже окрашенный в яркие цвета канадской и русской осени, она молчала долго. Тяжело выдохнула.

      – Я хочу повидать мужа.

      – Что с контрактами?

      – Задушена до следующего лета, до августа 1990-го. Не выдержу больше, – голос задрожал.

      – Тссс, держи эмоции, не давай им воли. Просто вспомни: для чего договора были заключены? Кем? Не можем в них что-то изменить? – увидев покачивание рыжей головы, вздохнул. – Никаких лазеек?

      Снова отрицание.

      – Если всё выдать за затянувшуюся болезнь?

      Опять оно.

      – Может, организовать лечение за границей?

      То же самое.

      – Понятно: контроль со всех сторон. Звонки?

      Вновь отказ.

      – Что говорит крёстная?

      – Не появлялся давно. Только сожительница.

      – Воспринимаешь спокойно? Без затаённой трагедии?

      – Сама не без греха. Мы оба темпераментны и страстны. Удивилась бы, если б было иначе. Потребности тела никуда не денешь, тем более, с его работой! Одни женщины вокруг.

      – Ну да, едут ведь не только на соборы да монастыри смотреть, им ещё и сексуальную экзотику подавай! – расхохотался. – Вот бедные гиды и держат престиж страны! Иностранкам, ой, как русский мужик нужен! – сбавил обороты, умерил смех, заговорил тише. – Что будет, если сейчас туда нагрянешь? Драться кинешься с любовницей?

      – Зачем? – криво улыбнулась. – Отодвину на пару недель. А, может… – захохотала, – и третьей позову!

      – Не позовёшь, – совсем тихо.

      – Не позову, – горько заплакала.

      – Ты пойми: здесь всем правят деньги. На них ты купила этот элитный таунхаус, дорогая. Мы же пытались тебе тогда объяснить. Понимаю: хотела жить большой дружной семьёй – получить то, чего была лишена в детстве.

      Обнял, сев рядом с креслом на стул, легко подхватив, посадил её к себе на колени, прижал ласково к груди.

      – Я тебя прекрасно понимаю. Сам без Соньки сходил с ума, всё метался, любовников менял, и это уже тогда, когда Майки был! Я мерзавец, сознаю. А оказалось-то всего-навсего: мне нужна была Соня! Как только стала вновь женой – и Майк стал не нужен. Так и у тебя, любимая наша девочка: скольких ещё переберёшь? Бог ведает один. А нужен Стас. Пока не станете единым целым – наломаете немало дров оба! Измучаете и самих себя, и людей вокруг вас: и любимых, и близких, и чужих, и случайных.

      Терпеливо гладил плачущую дочь по огненной голове, вздрагивающим плечикам и спинке.

      – Я не ханжа и всё понимаю, многое и сам прошёл-пережил, но и понял тоже много: ты только тогда счастлив, когда чувствуешь с этим человеком себя дома. Прислушайся к себе: кто знает, может, дом этот, рядом, и совсем не со Стасом?..

      Прижав к плечу вскинувшуюся и возмущённую Светочку, примирительно погладил спину.

      – Я для примера, поверь, милая моя Осень Хотьковская. Сердце – лучший сканер, считывает так, как чувствует, а не так, как видишь мир глазами. Главное – научиться расшифровывать рисунок, пусть подчас странный и причудливый, размытый и загадочный, понимаешь? Не тебе ли, художнику, этого не понимать?

      Невинно поцеловал в уголок мокрых солёных губ, заглядывая в невероятную синь глаз снизу.

      – Зато, ты его можешь бесконечно рисовать. Я-то этого вовсе не умел!

      Рассмеялись, вспомнив его каляки-маляки, нарисованные как-то по просьбе малышей.

      Отсмеявшись, хитро зыркнув, притянул и поцеловал по-настоящему, по-мужски, провоцируя и мстя за насмешку.

      Ткнув его кулачком в бок, расхохоталась, разгадав истинное значение.

      – Извращенец! Маме пожалуюсь!

      – Да мне даже не понравилось! Ни капельки!

      Рухнули на ковёр, покатились от смеха.


      – …Так-так! Я там переживаю, что тут море слёз и трагедия, а тут океан ржача и комедия! – Соня стояла в двери и улыбалась.

      – Мам… он тут… на мне тренируется… в поцелуях! – давясь смехом, Света пыталась внятно говорить. – Ты бы им… занялась, что ли? – обессилено села, утирая слёзы. – Или, лучше… езжайте-ка на острова, а? На недельку-другую…

      Никак не могла успокоиться, косясь на пунцового Сержа, тоже содрогающегося в приступах хохота и утирающего глаза кулаком, по-русски, по-простецки.

      – А это идея! – попытался встать с пола. – Няню пригласим и поедем… Давненько мы с тобой не отрывались… по-молодёжному!

      Едва привстав, опять рухнул, повалив и дочь рядом с собой.

      – Подожду, когда предложение созреет на трезвую голову, – смеясь, жена села на диване.

      Еле-еле справившись с приступом весёлости, отец поднялся и помог встать Лане, прыская сквозь зубы и натужно краснея лицом.

      Подошли к столу, попытались выпить воды, но лишь обрызгались, расхохотавшись вновь.

      – Да, Серж… пора на острова. Заряд бодрости в тебе – на удивление и зависть молодым! Надо его использовать!

      Соня расхохоталась, упала на диван и похлопала возле себя, приглашая весельчаков присесть рядом.

      Рухнули, обняли её с двух сторон.

      – Надеюсь, эта смешливая вспышка пойдёт на пользу Ланочке. Такая грустная последние дни ходила…

      – Мы попытались разобраться. Что смогли – прояснили, – сумел успокоиться и посерьёзнеть. – Против чего бессильны – смирились. Она умная и сильная – справится.

      Положил тёплую руку на плечо дочке, дотянувшись через плечи жены.

      – Не могло быть иначе: Светка Белова из Хотьково, а там слабаков не водится. Там сильные личности формируются. Сама среда обитания закаляет с пелёнок. Всё выдержит и поедет следующим летом, залюбит своего мальчика до потери сознания! Может, повезёт, тогда, привезёт оттуда внучку или внука.

      Услышав последние слова, девочка ринулась из кабинета с громкими рыданиями.

      – Серёж!.. – вскинулась Соня.

      – Тссс! Это шоковая терапия: больно, невыносимо, но очень полезно. Эта мысль теперь будет в её голове лишь крепнуть день ото дня, с каждым месяцем всё сильнее и чётче формироваться и вырисовываться в осознанное желание, схожее с приказом телу. Когда поездка всё-таки состоится – сможет забеременеть: заставит усилием воли заработать организм! Заставит!

      Обнял жену, терзаясь и едва не плача от вины и бессилия.

      «Света так ни разу и не беременела, хоть и живёт с любовниками открыто, не предохраняясь. Ни разу с того случая. Все сроки прошли – должна зачать!»

      Выдавил решительно и твёрдо:

      – Здорова, проверяли. Проблема не в органах, а в голове. Как только себя «отпустит» – это случится непременно.


      …Выбраться на острова удалось лишь через год, в конце октября, когда нехотя опадали листья.

      Были неотложные дела в клинике, постройка нового корпуса, недоразумение с налоговой, едва не закончившееся крахом бизнеса, потом короткая поездка Светы в Россию к Стасику, её депрессия – не зачала…

      Всё мужественно пережив и преодолев, решились взять многострадальный отпуск.

      Долго выбирали, кого пригласить к малышам: не хотели дочери мешать заботами и новыми переживаниями – едва выжила после новой разлуки с парнем.

      Решение нашлось неожиданно: Кэрис и Николь, узнав о затруднении, завизжали и не отступились, приехав из клиники с Сержем прямо домой.

      Увидев тётушек, дети так кинулись к ним и повисли на шеях, радуясь и пища, что проблема отпала сама собой. Малышей предупредили, что это на несколько дней – ничто не испугало! Дом тёток на другом конце улицы – не страшно!

      Так и поступили: супруги уехали в романтическое путешествие по реке Святого Лаврентия на неделю, Лана занялась работой по иллюстрированию новой серии книг, Макс и Пиппа окунулись в море восторгов и обожания в доме Кэрис Хьюит. Там часто собирались и сотрудники клиники, и подруги, и дети подруг – настоящий рай для детей и женщин.

      Не было рая лишь в душе Светы. Ей оставалось только терпеливо ждать и ждать его. Ждать.

                * …Ginger (англ.) – …Рыжика.


                Август 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/08/27/1832