Сынок

                СЫНОК.
                В. Ситников.
   
«Всё,---думал дед Николай, садясь в тень под сосны,---Откосился ты, наверно, парень. Как-никак, а 68 уже. Это тебе не 18 или 20 там. Э-эх, как вспомнишь годы молодые! Бывало, как начнешь, косой махать---душа поёт. День отработаешь---и всё нипочём, к девкам вечером бежишь. А щас вон шир-пыр косой---и запыхтел уже, как паровоз…».
---Да-а, Сынок,---так он называл своего гнедого жеребца,---трудно мне приходится. Не те уже руки, не те...
Дед Николай потрепал гнедого оп холке. Сынок зафыркал и потянулся губами к дедовой руке.
---Ну, што, што? Хитрый. Выпрашиваешь? Да? Ну, на, на,---Николай вытащил из кармана конфету.
Гнедой мягко, одними губами, взял подношение.
---Косить вот тебе надо. Зимой-то, где это всё найдёшь? Вот то-то и оно…
Завечерело. Дед Николай начал запрягать гнедого. Руки плохо слушались. Спина нестерпимо ныла. Он долго стоял, отдыхая, облокотившись об жеребца. Сынок иногда поворачивал голову и смотрел своими чёрными глазами на хозяина.
---Што, Сынок, смотришь? Состаришься, и ты такой, как я, будешь. Неуклюжий да неловкий…
Спину вроде отпустило. Боль поутихла. Кряхтя, вскарабкался на телегу, на резиновом ходу. « Хорошо, хоть колёса резиновые, а то б за дорогу совсем бы растряс свою спину»,---думал дед Николай, трогая Сынка вожжами.
Наутро дед совсем не мог согнуть спину.
---Мать, занемог я што-то. Как кол проглотил. Спина разламывается, и охнуть не могу,---жаловался он своей супруге Раисе.
Весь день бабка хлопотала возле Николая. Ставила ему банки, натирала спину мазью. К вечеру истопила баньку. Дед долго и усердно парился. Через три дня он выздоровел.
---Наверно, дед, в этом году ты не вытянешь с косовицей,---говорила ему супруга,---Наверно, надо жеребца продавать. Што жилы-то тянуть? Коровку и так прокормим. Дети помогут. Старшой в колхозе работает, сенца и соломки привезёт.
Николай целый день ходил сам не свой. Ночью долго кряхтел, вздыхал. Ворочался на постели.
Утром. Набросав в ясли сена, зашёл в дом и начал рыться в тумбочке, где у него лежали: шило, нож, отвёртки, старые журналы.
---Дед, ты што там потерял?---заглянула из зала в кухню бабка.
---Да вот, чистый лист бумаги надо.
---На кой? Письмо, што ль, кому собрался писать?
---Нет, мать, не письмо. Объявление напишу. Решил я продать Сынка. Уговорила ты меня.
Раиса дала ему чистую тетрадь. Усевшись за стол, дед Николай надел очки, открыл тетрадь и задумался. Ведь он ни разу не писал таких объявлений. Крупными печатными буквами сверху посреди листа он аккуратно вывел слово «Объявление». С новой строчки, уже не так стараясь, начал писать текст: «продаётся жеребец, масти гнедой». Поставил точку. Потом продолжил: «Справляться в любое время по улице такой-то, номер такой-то». вырвал листок, прочитал про себя, шевеля губами. Подумал. затем скомкал и бросил к печке. «То же написал,---думал про себя,---какое это к чёрту объявление? Што у меня Сынок распоследний конь, што ль, на селе, штоб об нём так скудно писать?». И опять дед вывел красиво «Объявление» даже и текст решил написать, что бы за душу брало: « продаётся жеребец по имени Сынок. Гнедой масти. Грудь широкая и крутая»… Дальше продолжил: «Ноги стройные, красивые, как у нашей завклубом…». Подумал и зачеркнул слова «как у нашей завклубом» и написал «как у наших женщин на селе». Ещё раз перечитал. Вроде получилось неплохо. «А то ещё подумают, что я глаз на завклубом положил. А так ничего. Никого не обидел». Дальше он написал, что хвост и грива пышные, как у Валерия Леонтьева волосы, «только полутше» и добавил: «Тягловая сила большая». Почесал макушку и заключил: «Шибко умный». В конце опять написал улицу, номер дома и дату. Прочитал объявление старухе. Раиса забурдела, что и объявления так не пишут и что наплёл чёрте что.. Но старик стоял на свеем. Что об его Сынке только так и надо писать. Так, с ошибками, он его и приклеил в центре села на доске объявлений.
Через четыре дня нагрянули первые покупатели. Три цыгана на тёмно-вишнёвых «Жигулях». Они долго щупали жеребца. Разглядывали зубы. Цокали языками. Похлопывали по крупу и говорили многозначительно: «Да-а-а».
---Сколь отец просишь?---сказал, наконец, самый пожилой.
---Так ить, как сказать…---дед Николай почесал макушку.---А сколь вы дадите?
---Ну, судя по коню, он был хороший. Конечно, маленько поистрепался. Наша цена такая---100долларов.
---Сто?---дед опять почесал макушку,---долларов? О! Едрит твою налево! А эт сколь по-нашему будет? Нашими деньгами?
---Ну, считай сам, хозяин. Доллар---к 20 рублям нашим.
Дед зашевелил губами, считая в уме:
---А эти доллары при вас?
---С собой, с собой, отец.
---А ну, покажь…
Пожилой цыган достал пачку зелёных цветом денег, протянул одну деду. Старик стал рассматривать бумажку на свет, помял её.
---ты гля, и у них тоже неплохие деньги.
«А вдруг они поддельные?---ёкнуло у него.---Подсунут, чо попало---и привет. Ни денег. Ни Сынка». Глянул на жеребца, которой тоже смотрел на него, и в этом взгляде он увидел тоску. И защемило у деда Николая в груди. Перехватило дыхание, как будто петлю на шею накинули.
---Не, мужики. Я этим деньгам не верю. Вы мне наши, русские дайте. Тогда поговорим.
---Да ты чо? Хозяин!---зашумели цыгане,---это ж настоящие! Пойдём в банк, проверим, а?
---Не, не мужики. Всё. Я сказал, будут наши деньги---будет и разговор.
Цыгане сошли со двора, что-то говоря по-своему. Старик устало присел на крыльцо. Фыркая, подошёл Сынок и стал губами хватать его за волосы.
---Ну, не балуй,---поглядел на него, погладил по морде.---Ты уж извини. Совсем у меня, старого, крыша поехала. Продавать тебя вздумал. Э-эх, пенёк я. Пенёк. Да разве тебя можно так-то вот. И-эх,---Николай мотнул головой, на щёку выкатилась скупая мужская слеза.
И всё сразу вспомнил дед. Всё. От начала и до конца. До сегодняшнего дня. Вспомнил кобылу  свою Машку, как она принесла ему Сынка, а сама умерла. Как он мучился с ним, кормя из бутылки с соской. И как потерялся Сынок, увязавшись за чужой кобылой, и он, сбив ноги, где на велосипеде, где пешком мотался в поисках двое суток. И снова пережил тот день, когда, накосив сена и уложив порядком на телегу, пошёл попить воды в вырытом колодчике и провалился в какую-то яму, вероятно, нору, сломал себе ногу. Кое-как дополз до телеги, позвал Сынка. Конь подошёл, пофыркивая, хватаясь губами за лицо и волосы. Николай попытался запрыгнуть на жеребца, отчего ещё больше заломило ногу. Не получилось и подтянуться, и Николай заплакал от бессилия, от того, что помочь ему было некому. Стоя возле жеребца, от горечи постукивая его кулаком по крупу, приговаривал:
---Ляжь, Сынок, ляжь. Я же ведь так на тебя не влезу. Ну, ляжь, пожалуйста.
Сынок поворачивался, фыркал, мотал головой, вроде соглашаясь, но сам пока стоял, переступая копытами
---Ну, ляжь же ты, мерзавец! Ведь я ж за тобой, как за родным сыном, ходил, выхаживал, чтобы ты не умер. Так выручи и ты меня.
И что ты думаешь?! Дед после этого случая чуть в секту к баптистам не попал. Бабка еле отговорила. Лёг жеребец-то! Николай не поверил своим глазам. Но Сынок---живой факт---лежал! Он удобно устроился на спине жеребца, подвязав ногу, чтобы она находилась в горизонтальном положении. Так и доехали до больницы. Врачи все удивлялись его рассказу. Надо же, скотина---и поняла!
Вспомнилось, как сынок спас его в зимний вечер, когда Николай возвращался с поля. Оставался там у него маленький стожок в клёнах. Разыгралась вьюга. Николай сначала ещё правил вожжами. Но потом так закружило снегом, что он только-то и видел голову жеребца. Попали в большой сугроб. Сынок встал. Он то же выбился из сил. Пришлось слезать с воза и негнущимися стылыми пальцами тянуть жеребца за повод, опять, как и тогда, приговаривать:
---Давай, Сынок, выручай. А то ведь замёрзнем обои. Заметёт ведь.
Николай никогда не стегал и не бил коня, всегда только упрашивал. И опять выручил его Сынок. Надрываясь, из всей своей лошадиной силы тянул жеребец сани с сеном. Николай теперь уже совсем не видел дороги, решившись положиться на чутьё коня. И гнедой вытянул воз. Притащил к дому.
Дед Николай порывисто поднялся с крыльца, зашёл домой, нашёл в столе нож и, одевшись поприличней, вышел во двор.
---Ты куда причипурился?---остановила его Раиса.
---Схожу в центр. Объявление надо содрать.
---Чот, старик, я тебя не поняла.
---А ты и не поймёшь.
---Не будешь, што ль, продавать Сынка?
---Отвяжись, мать. Не до того мне сейчас, потом расскажу.
Дед Николай торопливо пошёл к калитке.
Вернувшись, успокоенный, взял ведёрко и насыпал овса, и дал свежего сена жеребцу. Похлопал его по крупу. Погладил по морде:
---Ты уж извини меня, Сынок, што я так тебя хотел… Бес попутал,---старик прижался своей головой к голове жеребца,---Мы ведь с тобой, как два пальца на одной руке. Куда ж я без тебя? А што спина болит, и косить не могу, так это ничо. Я старшого попрошу, он накосит. Сын всегда должен отцу помогать. Мы с тобой, сынок, неразлучны. До конца уж с тобой. И всё тут.
Дед прослезился, поглаживая гриву жеребца. Сынок оторвался от еды, помотал головой и повернул к нему морду, глядя, кажется, уже счастливым взглядом. Фыркая, губами перебрал его руку.
---Я, Сынок, ежли помру, то накажу, ежли, конешно, и ты помрёшь, штоб тебя возле меня положили,---совсем уж расчувствовался старик.---И пусть попробуют воспротивиться. Я им тогда задам!---Николай показал неведомо кому кулак, как будто он был уверен. Что после смерти сможет проследить, куда похоронят жеребца.---А щас давай пока жить. Как-нибудь ешо поскрипим…
И дед Николай, утеревшись рукавом, пошёл дальше управляться по хозяйству.


Рецензии
Хороший рассказ! Понравился. Всего самого доброго!

Елена Матвеева 68   23.04.2015 21:10     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.