Вершина. Часть 9. Глава 7

-  Папа! Папочка, мой дорогой! Спасибо! - Вероника повисла у меня на шее и расцеловала моё небритое лицо. Подарки понравились, исполнилась её мечта: самые лучшие краски, какие только смог достать, самые лучшие кисти и холсты, всё для развития дарования моей девочки, а также уроки у самого именитого во Флоренции учителя живописи на целый год.
   Мне стоило больших трудов уговорить мастера заниматься с девочкой, и все мои усилия были бы напрасными, если бы он не увидел её рисунки. Только тогда мэтр согласился, разглядев в них нечто большее, чем  мазню молодой и избалованной синьориты. Ни платья, ни украшения не радовали мою дочь больше, чем новый оттенок бирюзы или ультрамарина. Нужно отметить, что в её рисунках стал явственно вырисовываться свой неповторимый стиль. Стало меньше пейзажей и портретов, которые всегда поражали сходством с натурой, появился полёт фантазии: порою даже у меня захватывало дух, хотя после всего увиденного и пережитого, особенно в царстве Эделины, поразить меня было непросто. Многие персонажи из легенд и сказок оживали в картинах моей трудолюбивой и одарённой девочки, иногда их черты напоминали знакомые лица, иногда было невозможно понять, откуда она берёт образы?  Ясно было одно: отцовский долг заключался в том, чтобы поддержать и развить таланты детей.
   Как-то раз мы разговорились об этом с Элеонорой. Она подробно рассказала об открытии Академии изящных искусств. Конечно, в основном она предназначалась для мальчиков, но Элеонора хотела добиться и того, чтобы одарённые девочки тоже имели возможность получить достойное художественное образование.
-  Мы живём в эпоху, когда искусство становится на высшую ступень пьедестала, и различия по половому признаку должны уйти в прошлое - главной же целью является развитие талантов, ниспосланных Господом Богом в равной степени как мальчикам, так и девочкам, и ваша дочь, Эрнесто, тому пример и лучшее доказательство.
   Герцогиня даже купила несколько её картин в свою коллекцию, не пожалев золотых монет для поддержания юного дарования:
-  Хотела бы я, чтобы хоть кто-то в моей семье мог рисовать, хотя бы наполовину так хорошо, как Ваша Вероника!
   Я, конечно, не хотел принимать щедрый дар, но Элеонора была упряма в вопросах, касающихся денежных поощрений.
-  Это не Вам, дорогой Эрнесто, а художнице! Я привыкла платить за искусство, мой дорогой граф, кому-кому, а Вам хорошо известна наша любовь к красоте.
   Я вспомнил статую, сотворённую Микеланджело, и горячая волна пробежала по моему телу, показавшемуся мне вдруг обнажённым, как в мастерской гения, куда она внезапно вошла в те далёкие времена.
-  Вы всё ещё не утратили способности смущаться, это прекрасно, Эрнесто. Нет ничего лучше чистой и неиспорченной души! - пальцы госпожи пробежали по моей щеке лёгким прикосновением крыльев бабочки, коих бесчисленное множество порхало в её зимнем саду.
   Притяжение между нами становилось только глубже и сильнее. С первой же встречи с этой прекрасной испанкой я был поражён её женским очарованием, которое она всю жизнь сдерживала в себе, допуская единственного мужчину в священный омут любви - своего мужа.
   После гибели Марии прошёл год, Элеонора оправилась от болезни и горя, но, как мне казалось, больше не подпускала к себе его Высочество.
   Поговаривали о новой фаворитке, в объятиях которой утешается несчастный герцог. Элеонора же наполнялась жизненными соками, как молодое дерево после обильных дождей. Раньше, почти ежегодные роды забирали у неё все силы и, несмотря на это, она оставалась желанной, энергичной властительницей Тосканы, с хорошей коммерческой хваткой. Деловые отношения и государственный престиж, желание во всём поддерживать своего супруга она не игнорировала и теперь, везде появляясь и, где необходимо, присутствуя.
   Но сердца не обманешь.  Больше не было сплочённости между супругами, остались только внешние связи, уважение и огромное чувство вины со стороны Козимо, которое она, моя богиня, умело теперь использовала в своих целях.
   Сейчас я был, как никогда, близок к тому, чтобы иметь шанс на взаимность Её Светлости. Много лет в физическом плане я оставался одиноким, вдовец, у которого от одного дуновения женским ароматом начинала кружиться голова, не мог не чувствовать это. Но и переступить черту никто из нас не осмеливался. Патриция, как мне казалось, не пережила бы предательства, даже находясь вдалеке от меня, она почувствовала бы это. Не знаю, почему я был уверен, что всё произойдёт именно так, а не иначе. Причинно-следственный закон мироздания: за всё в жизни приходится платить, слишком хорошо мне знаком. Поэтому, даже, ощущая пыл и взаимное желание, мы не допускали никаких вольностей, по-прежнему оставаясь друг для друга душевной поддержкой и утешением.
   Дети спасали меня от тяжких дум и своим присутствием заполняли пустоты моей жизни. Антонио стал прекрасным наездником, и много упражнялся вместе с Амато в военном искусстве, владея уже даже тяжёлыми видами оружия, такими как меч и пика, а из лука он точно попадал в цель с расстояния двадцати ярдов! Юноша рос и воспитывался настоящим рыцарем, души не чаял в своём наставнике, который всецело посвятил свою жизнь служению нашей семье, оберегая и охраняя её.
   Единственные учителя, которых я нанимал, - это преподаватель танцев (при дворе считалось обязательным как для юношей, так и для девушек умение грациозно двигаться). Учитель истории, ко всему прочему, отменный философ, сведущий в географии и естествознании. И, конечно, наставник по латыни, его больше всего не любили мои дети, при любой возможности избегая занятий, за что частенько наказывались, лишаясь конных прогулок, сладостей и других увеселений. Однажды я даже запретил Веронике рисовать целых трое суток, после чего она зубрила латынь с особенным усердием. Старый клирик был доволен моей строгостью, чем ещё больше не нравился Антонио и Веронике.
   Иногда по вечерам, собираясь на вечернюю молитву, я рассказывал детям об их сестре. Каплю за каплей взращивая в них любовь и сострадание к далёкой незнакомке, которая однажды обретёт все права не только на фамилию Гриманни, но и как я надеялся, на любовь сводного брата и единокровной сестры.
   Эти разговоры влияли на Веронику, отражаясь в её картинах, где лицо очередной феи или ангела приобретало черты самой художницы, и светлые волосы - становясь Изабелью.
   Антонио часто подолгу стоял возле этих картин, вглядываясь в них как-то особенно, словно пытаясь представить, какая она - его далёкая сестра. А ведь между ними по крови нет никакого родства (эту страшную тайну я намеревался унести с собою в могилу). Мальчик становился всё взрослее, на моих глазах превращаясь в молодого человека. Время неумолимо отсчитывало день за днём, и как-то незаметно для себя я понял, что большая часть жизни уже осталась позади.
   Валентино и Амелия радовали нас посещениями, приезд Августина всегда оживлял старый дом. Мальчик был любопытен и норовил обязательно что-нибудь стащить, разбить и попробовать, особенно Вероника переживала за кисти и краски, коих в нашем доме было великое множество, как и картин. Некоторые её работы находились в процессе сушки и написания, в чём малыш стремился поучаствовать со всем усердием. Одним словом, глаз да глаз за ним! Молодые родители словно два пригревшиеся рядом голубка, неразлучные друг с другом, ворковали о своих семейных радостях и достижениях. Валентино немного раздобрел и выглядел теперь этаким степенным синьором, а Амелия, уже заметно беременная вторым ребёнком, всё так же не сводила с него влюблённых глаз.
   Всё было замечательно до тех пор, пока однажды, как сам Сатана, не явился в неподходящий момент (между нами говоря, не было для него подходящих) Деметрио...

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/09/06/977


Автор картины: Elvira AMRHEIN