19. Режица буквально залита кровью

                По переписи 1897 г. в уезде 136 тысяч жителей, среди них 10152 евреев.
                В том числе в Режице жителей 10795, среди них 6478 евреев.
                Из уездных поселений, в коих не менее 500 жителей,
                евреи представлены в наибольшем проценте в следующих:
                Варкляны — жителей 1810, среди них 1365 евреев;
                Велены (Велионы) — 774 и 321;
                Рыбинишки — 584 и 533.
                Из Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона

Эта публикация «Режица буквально залита кровью. Дома целы, а людей нет» взята мною с сайта gazeta.lv: http://www.gazeta.lv/story/11892.html

В ней приведены строки из дневника 14–летней девочки, подписавшейся И. Колосова, которая в том страшном, 41–м году в своей школьной тетради описывала события, происходящие в Режице (Резекне).

Война глазами детей — о ней мы знаем по дневникам ленинградской девочки Тани Савичевой и умершей в концлагере Берген-Бельзен еврейской девочки Анны Франк.

К счастью, их латгальская ровесница выжила. Правда, ее дневник не получил большой известности. Да и вообще уцелел чудом.

В редакцию рижской газеты этот уникальный документ передал Яков Поляк — известный латвийский педагог, который недавно отпраздновал свое 80–летие. Сам Яков Меерович родом из Режицы (ныне — Резекне), и в дневнике упоминаются родная сестра его отца Любовь Михайлова (в девичестве Поляк) и ее две дочери — Таня и Вера (в 1941 году им было 22 и 19 лет).

В период этих записей в Резекне и окрестностях немцы и их пособники начали массовые аресты евреев и советских активистов. Город маленький, все жители друг друга знают, поэтому трагические события тех дней невозможно скрыть даже от детей. И они своими глазами видят, как исчезают из своих родных домов соседи, одноклассники, родственники.

Как следует из дневника, 9 ноября Вера Михайлова отправилась в Даугавпилс — просить не арестовывать ее мать — еврейку, вышедшую замуж за русского и крещеную. Отец девушек — адвокат Анатолий Михайлов — трагически погиб еще в первые дни войны: при бомбардировке города снаряд попал прямиком в его дом и разорвался в кровати, где спал глава семьи.

Немецкий комиссар Швунг, к которому обратилась Вера, был непреклонен, и 15 ноября ее мать была арестована по месту проживания — по ул. Атбривошанас, 67. По словам очевидцев, несмотря на то, что дочерей пока не тронули, они отправились вместе с матерью и на следующий день были расстреляны с сотнями других жителей в Анчупанах.

9 ноября

Какой ужас! Сегодня мама приходит домой и плачет. Идет она со школы, и вдруг ее нагоняет доктор Гуревич и просит сообщить семье адвоката Михайлова о нем. Мама сейчас же пошла к ним и вызвала Таню. А она говорит, то никто к нему не пойдет, так как их самих ждет та же участь. Ее сестра уехала в Двинск к комиссару Швунгу с просьбой, чтобы их не арестовывали, так как у них только мать еврейка, которую с минуты на минуту заберут, потому что собирают по Режицкому уезду остатки недобитых евреев и куда–то их или повезут, или будут выводить в расход.

Учителя сегодня ходили в обход по семьям бедных учеников. Беднота, мама рассказывает, ужасная. В некоторых домах–сараях дети полуголые. А есть еще «людишки», как одного полицейского жена, которые горькие слезы льют, что им не дали шикарной квартиры с ванной.

Пришла соседка и рассказывает, что сегодня опять расстрелы на Анчупанах. У меня от всех этих рассказов мороз по коже. А Таня Михайлова — что она должна сейчас чувствовать. Мать расстреляют, а может быть, и ее с сестрой.

Сегодня с проезжавшего эшелона бежало четверо ребят из–под Ленинграда, лет по пятнадцать: три девочки и один паренек. Им где–то сказали, что можно зайти на заезжий двор, и их могут крестьяне разобрать и приютить, они и пошли. А в городе их вынюхал полицейский и забрал. Они стали просить есть, и он провел их в чайную. Здесь они со слезами рассказывали свои муки. Они добровольно шли копать окопы, чтобы чем–нибудь помочь в защите своего родного города. Работали они три недели под пулями, питаясь одной печеной картошкой. Но вот их окружили немцы. Продержали сутки стоя, ничего не давали им есть, потом их согнали на железную дорогу, погрузили в эшелон, и три недели они ехали до Режицы, а куда дальше их отправят, и что с ними сделают — неизвестно.

В чайной им дали немного поесть, а потом, полицейский погнал плачущих в полицию. А ведь у них у всех есть матери, которые не знают, куда из Ленинграда девались их дети. Все это рассказала соседка, которая работает в чайной. Газеты полны упреками и руганью на людей, кормящих пленных и евреев. Сейчас опять слышны отдельные выстрелы в городе. Опять, верно, охота на людей. Как тяжело, когда человек не может помочь ничем!

10 ноября

Говорят, у немцев что–то неладно. Бежало много пленных. В деревне Рытыники нашли оружие и красноармейцев. Что–то им будет теперь. В Малте вырыли две большие ямы. Сегодня опять привозят бежавших из Режицы евреев. Про занятия в школах ничего не слышно. Единственный ответ в школьном отделе: «Nav zinAms!» По всему видно, что на фронте у немцев дела неважны.

16 ноября, воскресенье

Да! Или дела у немцев туговаты, или они совсем ошалели от крови. Вчера добили остальных евреев. Собрали всех, какие остались, даже жен и детей христиан. Не пощадили Таню и Веру Михайловых. Били на Анчупанах вчера весь день. А сегодня утром расстреляли 22 политруков. В общем, идет кровавый пир на славу. Растаскивают полицейские теперь снятую одежду, а людей уже нет. Вот что стоит человек — плевок из ружья.

Пленные мрут, как мухи, бараки не топят, каждое утро выносят по 300–400 человек. В пятницу ночью был налет. Сбросили 8 бомб и прокламации. Во время этого налета бежало много пленных. У меня настроение немного поднялось — хотя бы наши о себе дали знать. По ночам облавы. Но какой кошмар: поймали 9 парашютистов, посадили в тюрьму — запасают работу палачам карательного отряда.

В городе удвоена охрана, и ходить по городу до 9 часов. Жутко жить, и не знаем, что нас, русских, завтра ждет. Мама не может получить назначения в школу, как неблагонадежная. На учительницу Рыбакову написан донос в школьный отдел, а инспектора отослали его вместе с документами в полицию, а полиция тоже уже постановила ее уволить. Дела нашего знакомого Рыжакова, который арестован, тоже плохие. Хоть бы не вывели в расход.

Крестьян обложили налогом — везут продавать скот. Поговаривают, что Луга взята нашими, и даже Одесса. В газетах нет ничего. Ругают в Германии эмигрантов, что хотели разгрома большевиков, а теперь никто не хочет ехать.

19 ноября, среда

Вот так западная культура, о которой кричат по всех газетах. В двенадцатиградусный мороз вывезти на поле людей (детей и женщин), раздеть донага (даже носки и чулки велели снять), и расстреливать. В зверстве, вероятно, рекорд хотят побить. А в Малте – так устроили подвал, и убивают людей газами.

О школах ничего неизвестно. Латыши ждали, что 18–го получат автономию, но не дождались, а 17–го приказали им всем сдать оружие. Один полицейский рассказывал, что Вера Михайлова, раздетая, первая, без очереди, подошла под ружье. И таких людей губят! Разве без отмщения останется все это?

22 ноября

В четверг был в Режице Швунг и еще какое–то большое начальство. Говорят, поехали в Абрене на охоту, только вопрос: на кого — на зверей или на людей?

Школы русские все обещают открыть «на днях». Людей стреляют и стреляют. Режица буквально залита кровью. Дома целы, а людей нет.

2 декабря
О фронте ничего неизвестно. Говорят, что стали на зиму и «чистят» взятые города. Латыши едут добровольцами — кто на фронт, а кто в начальство, а наших сажают да сажают...

Факты.

По словам главного хранителя латгальского культурно–исторического музея Сильвии Рыбаковой, в Анчупанах в годы войны было расстреляно 8 тысяч мирных жителей. А в целом, в Резекне и окрестностях — 15 тысяч, из них — 2 тысячи детей.

Директор музея истории евреев Латвии М.Вестерманис (работавший в советское время в музее революции) рассказал, что этот дневник в начале 60–х годов он обнаружил в архиве ЦК ВЛКСМ ЛР — среди кипы старых документов.

По заданию журнала «Звайгзне» он отправился в Резекне — на поиски автора дневника. Оказалось, что 14–летняя девочка в целях конспирации делала записи под девичьей фамилии своей матери, а ее настоящая фамилия — Михайловская.

Семья ее тогда считалась неблагонадежной, поскольку брат воевал в советской армии.

Сразу после войны, когда во всех уездах Латвии начался сбор документов, подтверждающих злодеяния немецких оккупантов, девушка отдала свой дневник работникам специальной комиссии.

В 60–е, выйдя замуж, она перебралась в Москву, где руководила балетной студией. Ее дневник находился в музее революции, а сейчас в военном музее Латвийской республики.

Продолжение следует: http://proza.ru/2013/08/05/322