Пунктиром. Гранада

Начало http://www.proza.ru/2013/05/21/1293

                Но песню иную – о дальней земле
                Возил мой приятель с собою в седле…
                М. Светлов
       
- Вот объясни мне, почему туда?!
- Нуу… потому что…
Ясно.  В Гранаду так в Гранаду. Adios, Севилья. Жаль, что к тебе – на запад. Нам – на восток. И где-то там, почти на середине пути, находится – что бы вы думали? – маленький городок… Лоха.
Прости, Лорка. Не судьба, Гвадалквивир.
- Судьба, судьба. 
- Да? Ну, ладно.
А пока что наш путь сопровождает вихлястая Гвадалмедина. К концу путешествия  проявится  еще узко-змеистая Гвадалмина. И я скажу, заикаясь и млея от собственной гениальности и изумляясь, как это мне удалось забраться на  пальму первенства и обскакать своих мужиков:
- Ребята, этот «гвадал» должен что-то означать, связанное с водой. И, судя по звучанию, на арабском.
Оказалось - «большая река». По отношению к Гвадалмине это и вовсе издевательство.

                *     *     *

Муж за рулем нервничал, шипел  и подпрыгивал  – исторические кадры для родственников и потомков не складывались по причине прямо в лицо  бьющим лучам солнца. Я тихо сатанела, переключая кнопки со съемки на навигатор и обратно.  Дорога перелистывала указатели со скоростью… со скоростью! И поди догадайся, на котором написано: Лоха, столько-то километров и стрелочки. Пока не проскочишь. Сын держал  выражение лица «я – не я, лошадь – не моя и я – не извозчик».

На самом въезде в город муж лихо зарулил на обочину и впечатал тормоз в асфальт. Сын  « я – не я» вписался носом в спинку моего кресла и отозвался одним ёмким словом: - Блин!!! Я, сделав резкий рывок головой вперед с  вытягиванием шеи на весь разворот пружины,   как курица, которая пытается проглотить нечто неглотаемое - предположительно, другую курицу – и, возвращая голову на место, таки сделала громкий глоток и выразительно посмотрела. Вернее, проводила взглядом нервного водителя, который громко хлопнув дверцей, мчался назад, к вывеске, где тут же  стал принимать фотомодельные позы.
- А тебе не мешает отсутствие фотографа?

Мы рассматривали город с широкой длинной террасы (mirador Isabel de la Castilla),  где разбит небольшой сквер с двумя невнятными абсолютно плоскими (в наличии только анфасы, профили – отсутствуют, вот ей богу!)  памятниками, и где неспешно прогуливались окраинные мамашки с детишками - и намечали маршрут. Три купола церквей.

Времени оставалось не так, чтобы… Его сожрали с треском провалившиеся потуги выехать спозаранку. Лифт  с подземной парковки чисто по-русски показал кукиш. С вывертом.  Когда – с третьей попытки покинуть его  -  впереди забрезжил дневной свет, муж запсиховал, стал елозить на сиденье и оглядываться по сторонам и… выезжать отказался: - А если они сомкнутся в этот самый момент?
Мы тоже не доверяли лифту. С тех пор, как столкнулись с его непредсказуемым поведением и провели внутри незабываемые минуты в замурованном состоянии и  полной темноте. 
- Жми на газ!!!
И тут же страшно поклялись: в Испании на подземные стоянки - больше никогда! Ну, не предусмотрены у них обычные выезды! В целях экономии пространства. 

Если внимательно наблюдать за событиями… потери всегда компенсируются. Тем или иным образом.  Видимо, для сохранения баланса. И если бы не расфокусировка нашего внутреннего зрения…
Она подошла и, наклонившись к моему открытому окну, поинтересовалась, давно ли мы ждём.
Они тоже мечтали выехать.
За десять минут беседы мы узнали, что…
они из Мадрида
имеют двух дочерей, одна – живет в Англии, они недавно её навещали
на пенсии и часто путешествуют
вот и сюда приехали…
- Так вы собираетесь еще и в Кордову?  Это здорово.  Вам понравится.  Восхитительный город. Там такие узкие улочки – ах! – и она взмахнула руками, - и распахнутые дворики с цветниками.  А цветы! Какие в этих двориках цветы!
а в Россию они  собирались в прошлом году, но не получилось – муж заболел
и женаты они уже сорок лет.
Тут она помахала рукой мужу.
И по тому, как немногословен он был и как старательно выговаривал слова, я поняла… про болезнь.
Знаете, бывают такие пары…   Они подходили друг другу, как две половинки одного яблока.
И такие женщины… Она не выглядела молодой, красивой - да. Из той породы женщин, которых годы делают прекраснее. А морщины придают шарм. Усиливая глубину и обаяние личности. Вы не встречали таких? Что, правда? Попробуете оглянуться.

                *     *      *

Они похожи чем-то, эти два города, расположенные в разных концах земного шара.  Такая же многохвостая долина (здесь поменьше) среди гор (здесь пониже), такие же извилистые улочки, ныряющие вверх и вниз (здесь покороче и поуже). Тот же небогатый, размеренный, провинциальный образ жизни. Мелкие магазинчики и мастерские. А в булочных  – я бы не поверила, если бы не видела собственными глазами – знакомый ассортимент выпечки. Остающийся неизменным вот уже несколько веков. Такой же ассортимент -  в городе с одноименным названием, расположенном на другом конце земного шара. С чуть иначе звучащими названиями. Ну, не офигеть?!
Только наследница заметно перещеголяла в размерах свою (пра)родительницу - сравните сами: 21 и 130 тыс. человек населения.

Так вот откуда он родом, Алонсо де Меркадильо – конкистадор и основатель Эквадорской Лохи.
Верный сын своего тихого, ничем не примечательного андалузского городка con sus calles estrechas, su alcazaba y sus casas blancas (с его тесными улочками, развалинами древней крепости  и белоснежными домиками).
- Прикинь, если заехать сюда… на  лимузине, - сказал муж, преодолев мучительную процедуру паркования. Здешние водители виртуозны, терпеливы и предупредительны. На наших глазах к v-образному перекрестку  - две узкие едва ли не тропки,  сверху и снизу,  сливались в одну, ничуть не шире – одновременно подъехали два автомобиля, оба затормозили и рулевые устроили мастер-класс по пиетету. 
- Вот тут ему и козец! Заехать ещё как-то, но выбраться… Только почленно.
- Или вертолётом, – сын задрал голову. – Не-а, вряд ли. 
- И останется он здесь - вечным памятником выпендрёжу и выёживанию. Как, впрочем, и везде.

Кстати, белоснежных домиков в городе не так уж и много. Многие изменили свой окрас.
Мы, женщины, как никто,  понимаем в этом!  Когда тоска заедает, надо вытворить что-нибудь такое… эдакое. С парашютом прыгнуть, или там, с тарзанки.  Но очень уж стрёмно.  И эффект сногсшибательный, но кратковременный.  А вот если волосы выкрасить, предположим, в зелёный или в оранжево-красный  цвет – самое то! Длительный приток энергии. Пока не затошнит от пристального и нездорового внимания – то есть, это они думают, что вы... слегка не в себе.

Две церкви по мере приближения безнадежно утратили наш интерес.
И лишь одна – iglesia de le Encarnacion…  Очень своеобразный ансамбль. Рвущийся ввысь готический центральный неф,  часовня в стиле ренессанса и башенка с куполом - незамутненный неоклассицизм.  Наглядное пособие по художественным направлениям в струе времен.   Долго, видать, строили.

Мы поднялись на развалины древней арабской крепости  (а что ещё смотреть –то?). Развалины как развалины. Разве что… маки! Представляете? Маки!!! Я помню своё детское потрясение и восхищение от маковых полей возле Алма-Аты (так этот  город назывался). Я же тогда не знала… Мне и лет-то было семь-восемь. Но с тех пор…   И ведь нет никакой возможности! Либо менты предметно интересуются, либо – местные наркоманы. И хрен редьки не слаще!
А в Андалусии… Едешь… и вдоль дороги… алыми головками  машут.
Я-таки влезла в середину, промокла вся, извозюкалась, но свою порцию знаменательных снимков… Хоть посмотреть когда… И ощутить себя – как в далёком детстве.


                *     *      *

Если бы меня попросили охарактеризовать Гранаду несколькими словами, я бы сказала…
А что бы я сказала?
Арабская вязь, круглые витые французские балкончики, эркеры, лепнина и… граффити.  И, подумав, добавила бы: история выпяченная, приглаженная и причёсанная – для туристов (Альгамбра), и украдочная, выглядывающая из подворотен современного города,  припрятанная в мавританском  квартале Альбасин, хранящаяся в традициях народа, темпераментно  бурлящяя   на улицах и площадях в дни национальных празднеств. 
Непростая история … магическая… мистическая… сакральная, что ли.  Ну, если вспомнить цифры.


Мы добрались под вечер 3-го мая, когда в городе празднуется день крестов. Это религиозный праздник и он уходит корнями аж в четвёртый век нашей эры.  Что-то там с видениями матери римского императора Константина Великого, её паломничеством в Иерусалим, обнаружением животворящего креста на горе Голгофе, туманными путями попадания этого креста в Гранаду и последующими  за этим чудесами. В этот день, как повествует интернет, на площадях, во внутренних двориках и улицах создаются композиции с обязательным крестом из гвоздик, гранадской керамикой, зеркалами, монетами и яблоками. А также предметами испанского фольклора: кастаньетами, платьями в стиле фламенко, гитарой, костюмом тореадора etc.
 
Крестов мы не увидели. Равно как и композиций. Их оч-чень умело замаскировали. А вот фольклора! Всё женское население, пожилые, молодые и юные, старухи и  девочки, даже те, что только обещают когда-то стать женщинами,  были разряжены в разноцветные цыганские платья, традиционные и стилизованные, с шалями и без, с неизменным цветком в волосах или за ухом. Мужчины, как и полагается мужчинам, выглядели сдержаннее. Бурлящий карнавал - нежданно-негаданно - мы только таращили изумлённые глаза и крутили во все стороны головами. Ни о чём подобном интернет не предупреждал. И с ужасом представляли своё пребывание в течение последующих двух дней в этом кипящем котле. Мы такое не заказывали.
На следующее утро от карнавала не осталось и следа.  Даже намёка.


В голодном состоянии я быстро зверею.
Официант не торопился. Мягко говоря.  Даже после пятого напоминания. При полупустом зале.
Как странно, в стране экономический кризис и безработица.  Но даже они бессильны против национальной неспешности и сиесты. 
Взвесив в руке три увесистых фолианта меню в дерматиновых обложках - а ничё так будет - и с улыбкой глядя прямо в «рыжие бесстыжие» глаза, я разжала пальцы и папки с грохотом разорвавшейся гранаты приземлились на пол. Разговоры разом смолкли.  В звенящей тишине, повернувшись к мерзавцу надменной спиной...
- Ну, ты даёшь! – засмеялся муж уже за дверью. – Была бы кошкой, написала б ему в туфли.
- Накакала бы на стол. Хотя… туфли  - это навсегда. Пожалуй, ты прав.
- Ну, ты даёшь, маменька! – расхохотался сын, заранее отправленный в ресторан напротив и, в экстазе взмахнув рукой,  смёл фужер на тротуар.
- Это у нас семейное, - насмешливо наблюдая, как неловко и старательно он запихивает ногами осколки стекла под стол.


И всё пыталась отыскать следы вчерашнего безумия.
Они проходили мимо нашего столика – местные жители -  как на подиуме, не обращая на зрителей в нашем лице ни малейшего внимания.
Старушка лет восьмидесяти, маленькая, худенькая – божий одуванчик - с коротким ёжиком седых волос и огромным, размером с её голову,  фиолетовым цветком за ухом, на плечи накинута белая шёлковая шаль с отчётливым водяным рисунком  и бахромой;
молодой человек, гламурно-узкий, в штанах цвета свежей сёмги в разрезе и белоснежной узко-приталенной рубашке с резкими, нарочито прямоугольно выкроенными плечами – сын проводил его заинтересованным взглядом и взял рубашку на заметку;
пожилая упитанная женщина в фосфорецирующе-зелёных дудочках;
ещё один молодой человек в ярко-голубых брюках  и чёрной с кроваво-красным рисунком на груди и в области лопаток, рубашке;
и ещё женщина – не дева юная - внушительным бюстом вперед в коротенькой маечке на тоненьких бретельках и широким ремнём поверх штанишек - что поверх неслабых бедер - в убойный цветочек;
И… понеслось.
Переводя взгляд с одной экстравагантной фигуры на другую, тихо поминала мужа, который увидев мои белые, в растительных мотивах,  джинсы, подготовленные для поездки, явил миру такую козью морду, что пришлось убрать их в шкаф от греха подальше.

А с другой стороны… Спасибо ему. Одежда в поездке должна быть удобной. Например,  задрипанные светлые бриджи, купленные лет 15 назад на каком-то занюханном рынке – сейчас уж и не вспомнить - и шляпа а ля прием у английской королевы.


Гидрометеоцентр работает – пальцем в небо. Температура резко подскочила - от плюс семнадцати в Малаге до плюс тридцати в Гранаде (солнечно, очень солнечно). Когда вечером я сняла тёмные очки, сын издевательски протянул: - Вот эт-то даааа!  Впервые встречаю помесь очковой змеи с дедом Морозом.
Всё, что не было прикрыто очками… понятно, да? А нос!... Нууу… эт-то  во-обще!
Внушительные носы моих спутников оказались не менее красочны. У сына сгорели надбровные дуги. А у мужа поджарилась макушка, слабо прикрытая поредевшей в жизненных пердрягах порослью волос.

 
Фигня. Бывало и поинтереснее.
Вот помню я в Эквадоре…  Где-то в окрестностях Эсмеральдоса. И понесло же нас на этот пляж, куда мы вначале  долго ехали на машине, потом в ней же переправлялись на пароме, потом нас везли рикши.
И все для того, чтобы провести незабываемое (почему «незабываемое сейчас будет понятно) время на абсолютно пустом берегу в обществе редких пальм и снующих боком мелких прозрачных крабиков.
 
Вот там у меня сгорели пальцы ног. Все остальное было густо намазано кремом с самой высокой – уже не помню сколько - защитой от солнца. А ноги были в песке.   Песок там и не песок вовсе, а чисто светло-серая пудра, дунь – и она взлетает. Сына смазали всего – от макушки до пяток и еще запаковали в рубашку с длинными рукавами и сверху пришпандорили панаму, поля которой, как уши спаниеля, сползли на его  плечи.
А муууж… Он решил подзагореть. И запасся кремом для загара. Чтобы этот самый загар лёг ровнее. Он и лёг. Одним большим волдырем.
 
Но это было уже завтра. А сегодня… Мы ели огромных вкуснющих – больше таких не видывала – креветок в местном ресторане, этакой фанерной хибаре на деревянных сваях, сидя на жёсткой лавке за столом из кривых занозистых досок во всю длину помещения в антисанитарных условиях (с пресной водой на острове засада). И – ничего!
 
А потом начался прилив. И мы – здесь, а выход с пляжа – там, на противоположном берегу. А у сына как раз пик водобоязни и в воду он ступать отказывается. Даже приближаться. Муж посадил его на плечи. Вода плещется у мужа под мышками. И ещё не вечер. Драпать надо. И как можно быстрее. Сын орёт, брыкается и всё вздергивает ноги, муж теряет равновесие, его мотыляет по протоке, как утлое судёнышко, и ругается он, как шкипер, я держу за ноги извивающегося сына, перешедшего на ультразвук, и толкаю в спину неверно передвигающегося мужа. А воды мне  – по самое горло. И всего остального – тоже.

Вечером мы помчались в аптеку, где утром приобрели два тюбика.
- Ааа, это нормально, - сказал хозяин, пряча улыбку, - утром все покупают крем для загара, а вечером – от ожогов.
Несколько дней, шлепая босиком по ресторанам, я ощущала себя Айседорой Дункан. Дурацкое ощущение.
Муж избегал любых лучей солнца, даже через окно.
Сын дулся на бассейн и не умывался.
(В общем-то, я понимаю, что эта часть не отсюда, что меня опять занесло. Но ведь никто не побежит сейчас читать «Берег лазурный…», правда? Поэтому я переброшу туда чуть позже.)


И мы помчались в аптеку.
И за головными уборами.
– А давно моя коллекция шляпок не пополнялась, - думала я, примеряя это чудо, цвета вечернего неба с тёмно-синей атласной лентой вокруг высокой тульи. «Чудо» требовало соответствия в стиле Шанель и туфель, ну, предположим, от Мишель Вивьен.  И притягивало внимание. Взоры останавливались на «чуде» и начинали спускаться вниз, а брови одновременно (такое вот противодействие)лезли вверх, и я их понимаю : майка, затрапезные бриджи а ля русский бомж и белые носочки в сандалиях (чистоплотный бомж). Изумлённые взгляды возвращались в исходную точку и отлетали, наткнувшись на мои смеющиеся глаза.

Вечером, когда мы, нагулявшись, неспешно направлялись в гостиницу, муж ни к селу, ни к городу изрёк: - А  теперь зайди и плюнь на пол.
- А?!
Мы проходили мимо обидевшего нас ресторана. Нет, ну какой злопамятный. Просто кошка сиамская. В смысле, кот.

Об Альгамбре – крепости и дворцовом комплексе арабских правителей - интернет расскажет подробно и витиевато, с восточной изысканностью.  Он ухоженно-красив этот комплекс со своими галереями и дворцами, украшенными витой загадочной вязью, в которой подозревается необычайная мудрость – вне времен и событий -  внутренними двориками,  пышными садами с разнообразно и буйно цветущими растениями,  аккуратными лужайками, фигурно подстриженными деревьями, водоёмами и каналами, мостиками и лесенками, террасами и колоннами.  «Тысяча и одна ночь»! Но, как по мне – слишком цивильно. Масло масляное.

Да… Тысяча и одна ночь.
Вещественное доказательство мощи и величия древнего арабского владычества. «Прекрасная и неповторимая лебединая песня мавританской цивилизации». Так о нём говорят.
 
Историческая справка.
1492 год от рождества Христова (не правда ли, мы уже встречались с этой датой?).
Захват Альгамбры испанцами, жирная точка в крушении исламской империи, окончившей своё почти восьмивековое путешествие по Европе.
Изгнание из Испании арабов и евреев (вот и не верь после этого Льву Гумилёву, относившего их к одной семитской группе).
Открытие Колумбом целого континента - Латинской Америки.
И всё в один год. Какой удивительный год. Пугающе урожайный на судьбоносные исторические события.
Что происходило во Вселенной в том году?
Каким особым образом располагались звёзды и планеты?
Кто водил рукой неумолимого рока?

На подъёме к Альгамбре нас встретил мужчина лет сорока, изящно упакованный в чёрные брюки и белую приталенную рубашку навыпуск. Улыбчивый и коммуникабельный.  С аккуратным деревянным чемоданчиком. И принялся объяснять, как попасть в крепость, где находится вход, кассы, в какой последовательности следует передвигаться по территории… И, помотав чемоданчиком,  предложил почистить обувь. Это был очень смелый ход, учитывая мои тряпичные босоножки с носочками и  замшевые кроссовки сына.
Муж на другой стороне дороги  - в туфлях - принял отсутствующий вид.
А мы засмеялись и отдали мелочь. В ту же секунду утратив к нам какой-либо интерес, наш недогид помчался встречать следующих визитёров.
- У каждого свой способ выживания, - ответила я на вопросительно-развеселившийся взгляд сына.

Совет.
Если вы соберётесь в Альгамбру, позаботьтесь о билетах. Их можно заказать по интернету. Лучше заранее. 
Мои ушлые мужики, уверявшие, что у них все схвачено… прохлопали ушами. И мы простояли в очереди часа три.
За это время нам с сыном удалось близко  познакомиться с расположенным поблизости мандариновым садом и даже вступить с ним (садом) в отношения. Потом – с окрестными улицами. Безотносительно. Очень дотошно и предметно – с магазином сувениров. Я даже подобрала себе маечку. Которая, по образному выражению мужа, стоила одно и половину второго. Ну что вы! Я так сильно похожа на идиотку? Пожертвовать… За какую-то маечку…
А потом ещё выписывали долгие круги вокруг очереди.
Если же вас поманят еще  и Назридские дворцы, что внутри самой крепости, имейте в виду  - это отдельные билеты, и они  распродаются за месяц вперед. Нет, можно, конечно, встать в очередь с ночи в надежде, что утром вам достанется один из строго лимитированных четырёхсот картонных прямоугольников.
Это я так, на всякий случай.

А вообще…  Вообще…  В Гранаде ни на что не стоит смотреть в упор. Даже на балкончики. Так они говорят. И они правы. Вы просто ничего не увидите. И уж, тем более, не поймёте. И не почувствуете духа города.

Ну как – скажите - вблизи разглядеть  величие  и мощь Альгамбры?

Или вот... Смотришь внизу - ну, пальма и пальма, всё, как полагается, с чешуйками. А немного отойдешь - блин, телеграфный столб! Чубчик состриг и - готово. Птица Говорун умна и сообразительна!
 
Или местечковую насмешливость извилисто-запутанных лабиринтов узких брусчатых улочек Альбасина – арабского квартала, разбросанного на склонах холмов к северу от Альгамбры - с его бесконечными лестницами, игрушечными домами  и крохотными двориками с припаркованными автомобилями, которые (дворики) по совместительству являются крышами ниже расположенных домов.  И такими же крохотными многоуровневыми садиками. 
Для этого надо забраться на вершину хотя бы одного из холмов и посмотреть вниз  и представить, как несколько веков назад… 
Что мы и сделали, добравшись до  арки, символизирующей вход в квартал уже к вечеру.
И мужу непременно захотелось сфотографироваться на её фоне.
Я, не глядя,  щёлкнула,  перерезав пополам арку и мужа.
Изучив сей фотографический шедевр – я же не предполагала… – муж взвыл и долго держал ноту. Дабы не нагнетать, сын – мастер композиции - изобразил его в разных ракурсах под, рядом и даже над.
И сбежал от наших бурных выяснений отношений.

В отсутствие зрителей – неинтересно. Недовольные друг другом, надувшись и отвернувшись в разные стороны,  мы, шумно отдуваясь, вскарабкались наверх. И – посмотрели. На окрестные холмы и ползущие вниз по склонам домики, опоясанные пышно-цветущей растительностью, на ныряющие стремительные улочки, на круто падающие лестницы… На драный выцветший, когда-то голубой, флаг со звёздами, гордо и независимо реющий над одной из крыш. И восхитились умельцем, приткнувшим автомобиль на узком тротуарчике  в самом изгибе стремящейся вниз улицы.

А как вы сумеете рассмотреть и оценить совершенство граффити, которые в этом городе украшают стены домов, высокие каменные ограды и даже лестницы, я имею в виду – конкретно ступеньки?  На этот музей современной живописи мы наткнулись, когда спускались по бесконечной закрученной лестнице, покидая Альбасин , и муж снизу сказал: - Стой там. Не шевелись. Я сниму.
- Боже мой! Опять!!! Совсем подвинулся на своих фотографиях.

Глядя на снимок, где в центре мужского лица, выписанного прямо по ступенькам, располагается моя крохотная фигура, я думаю: - Потребность человека в  наскальных рисунках сильнее времён и цивилизаций. Она - в церковных фресках, в настенной живописи Давида Сикейроса,  Диего Риверы и Ко, и вот сегодня – граффити.
Уходят художники, меняются техники и средства, а рисунки – продолжаются.
И мне хочется верить, что привычные для нас надписи слова ««ЦОЙ» с двумя ошибками»* – начальный этап на пути к настенной художественной живописи высочайшего уровня мастерства и выразительности. Как в Гранаде.

                *     *      *

Он стоял в распахнутом проёме широкой калитки, пожилой, седовласый, высокий, крепкий мужчина в свободной домашней одежде. К ребру калитки прислонилось садовое кресло с книгой на сиденье - судя по обилию согласных в фамилии автора  (до полной невозможности её прочитать)  восточного содержания. Ага, что-нибудь о смысле жизни. Улыбнувшись, заговорил непринуждённо, будто мы давние знакомые. Слово за слово, и вот мы уже во дворе. И рассматриваем небольшой, выложенный расписной фигурной плиткой, бассейн и фонтан. И пускаем слюни при виде спортивного порше голубовато-стального цвета примерно тридцатилетней давности выпуска. Он притаился в маленьком  дворике под чехлом, среди узловато-изогнутых старых кустов и деревьев, обманчиво безобидный  изящный стальной зверь. Трудно даже представить, сколько сейчас стоит такой автомобиль. По красоте с ним может тягаться разве что давешний  Малаговский Харлей Дэвидсон.
 
И внимаем хозяину этого крохотного отдельного королевства.  Он немного актёр и позёр. И соскучился по общению.

Однажды в юности, шестнадцати лет от роду, он сел на велосипед и покинул Мехико, где родился. Чтобы больше никогда туда не вернуться. С тем, что я знаю о мексиканцах, его облик никак не вяжется. Высоковат, и более… европейской что ли… внешности.

Он проехал полмира, побывал в разных странах, выучил двадцать языков. Так он утверждает. И демонстрирует свои знания. Особенно хорош у него итальянский с фирменной экспрессивной жестикуляцией у самого лица пальцами, сложенными в щепотку. Говорю же, актёр. Муж слушает с распахнутыми глазами. Я – скептик и поэтому едва заметно улыбаюсь.  Поздороваться, сказать спасибо и поинтересоваться, как дела и я  при желании сумею изобразить языках на десяти (молчу уж о муже) - знание языка, на мой взгляд,  предполагает нечто совершенно иное. Недоверчивые мы – вот как!
Добрался до Индии, жил в Большом Ашраме и учился искусству «великого перехода» у самой Мирры Альфассы, которую  называет своей духовной матерью. Её портретами увешаны стены его странного дома – никакой другой женщине так и не нашлось здесь места.

В путешествиях и постижениях над-мирного и мирного прошла большая часть его жизни.

А потом он «вернулся» в этот дом. Его завещала ему – нет, не та, духовная - его родная мать. И была она, видимо, не бедной женщиной. Но сына так и не дождалась.  Он утверждает, что его позвал голос крови.

Его дом… Он водил нас из одной крохотной комнатки в другую, нанизанных друг на друга, как бусинки. Три входа - три ряда бусинок. Минимум мебели, самой обычной – кровать, кресло, стол; коврики на полу, простые вешалки, вбитые прямо в каменные стены и заваленные ворохом разнообразной одежды. На стене кухни развешаны специи: пахучие связки лука и чеснока, перец-чили, веточки ароматических трав, коренья, красноватые ленточки корицы… На столах и плите – разномастная посуда, вперемешку чистая и грязная.

Слегка запущенное обиталище одинокого мужчины.
В самых дальних, тупиковых комнатах, калориферы – обязательная в таких домах вещь. Если это вообще можно назвать домом. Ибо в действительности это цепочки пещер, переходящих одна в другую. Хотите верьте, хотите  – нет, но и в наше время, как выяснилось, люди живут в пещерах. В самом центре Европы. И их довольно много, таких  «домов»  в Гранаде. Они даже сдаются под съём.
Так что, если соберетесь в те края и захотите экзотики, рекомендую. Как правило, они благоустроенны и принадлежат весьма состоятельным людям. Единственное неудобство – в них несколько зябко в холодную и дождливую погоду. Потому и калориферы.

Когда мы собрались уходить и стали прощаться, хозяин немного замялся и, преодолев внутреннее сопротивление, отразившееся в его заметавшихся глазах (будто  спрашивал самого себя), произнёс: - Подождите. Идите сюда, – и повёл нас в глубину цепочки комнат, в святая святых его жилища.
 
- Давайте помолимся о мире. Потому что нет ничего ужаснее войн.

Он взял глубокую чашу – медную, латунную ли? – и провел по её кромке пушистой кистью, послышался тихий тягучий звук, словно где-то вдали заиграл орган. Звук стал плотнее, насыщеннее и глубже, когда кисть опустилась по стенке чаши, и достиг крещендо при завершении первого круга. И все задрожало – внутри  и снаружи, завибрировала каждая клеточка тела. Прижав мохнатый хвостик к краю, он приглушил мелодию…

Мы молились о мире. Кто как умеет.  Не взирая на конфессии, вероисповедания или отсутствие таковых.

Нам пора. Мы спускались по широкой дороге из арабского квартала Альбасин, что похож на муравейник с тонкими и запутанными ходами, где стены домов, ограды и даже ступени лестниц виртуозно и щедро расписаны граффити, где склоны гор пронизаны пещерами, в которых, по-прежнему, живут люди… А в проеме калитки стоял высокий крепкий немолодой мужчина, достигший по его словам глубинной гармонии с  миром и сумевший  воссоздать свой личный Эдем. И смотрел нам вслед.

- Так значит это возможно? Вот это глубинное понимание и гармония?