Время вершить чудеса. 2. Капли солнца в душе...

                ГЛАВА 2.
                КАПЛИ СОЛНЦА В ДУШЕ.

      Повезло. Организм, словно почувствовав, что Тони не до него, больше не давал сбоев.

      Понимая, что приступ может накрыть без предупреждения, проехав ровно шесть часов без остановки, остановился на ночлег в мотеле.

      Посмотрев на счётчик, довольно хмыкнул: «Девятьсот километров отмахали на “Бьюике”! Молодец, мальчик, не подвёл, – посмотрел на карту и усмехнулся, зардевшись. – Лондон, штат Огайо!»

      Вспомнил тишину предместья, вкусную домашнюю еду кафе «У старой Дот», корзину, исходящую сумасшедшими ароматами. Вздохнул устало: «Так хочется домашнего поесть!»

      Подумал и… поехал к Дот!

      Спрашивать не пришлось: первые же ребята на велосипедах вызвались проводить, состроив хитрые мордашки.

      – Ладно-ладно, парни, угощу и вас! – рассмеялся гость, следуя за ними на малой скорости. – Но и вы не наглейте уж сильно – имейте совесть и провинциальную скромность!

      Те ухмылялись и восхищённо поглядывали на огромного колоритного мужчину.

      – А мы вас знаем, – ехидно так улыбались.

      – Не думаю. Путаете с кем-то.

      – Нет, не путаем! Вы – Энтони Мэнниген! Да! И Вы в Саванне встречались со своей невестой!

      – Откуда такие сведения? – старался не показать лицом ни удивления, ни настороженности.

      – Как откуда?!

      Пацаны так удивились, что даже остановились, сгрудившись у открытого окна машины. Один из них полез в нагрудный карман, достав газету.

      – Вот, тут про Вас есть репортаж.

      Развернув газету, Энтони увидел их с Мари фото на набережной, потом в кафе и бутике: «Вот ведь ушлый, гад: едва снял – в набор, и четырёх часов не прошло!»

      – Да ну, не похож… Нет, это не я. Тут какой-то семейный мужик…

      – Так и есть – Вы же с невестой были! – ребятня хохотала и сверкала хитрыми глазами.

      – Так, молодёжь. Если вы таким путём стараетесь выторговать себе ужин – напрасные надежды. Только по лимонаду!

      – Ну, мистер Энтони! А по замечательному сочному нежному бифштексу?.. – заныли попрошайки лондонские.

      – Да бога ради, но вы за это вымоете мою машину, отгоните на ночь в сервис, проследите за сменой масла и полным баком бензина. Да и в салоне вылизать всё до крошки придётся! Идёт? – прищурив глаз, следил за юношеской борьбой между ленью и желанием поесть. – У Дот большие сочные аппетитные шницели! И горка картошки с салатом… А ещё такой вкусный домашний черничный кисель… А уж какой пирог закрытый с клубникой…

      Так и не понял, что же победило – заорали хором, соглашаясь на все условия!

      Так и ввалились в кафе вчетвером: огромный мужчина и трое местных подростков-мальчишек.

      Дороти удивленно вскинула бровь.

      – А согласен ли джентльмен на ваше участие в ужине? – строго спросила парней.

      – Не волнуйтесь, дорогая, мы с ними обо всё договорились: до утра они мои служащие. Так, парни?

      Закивали головами, сбегали «мухой» вымыть руки, уселись за столик.

      – Ну, если так, сэр, мы вас обслужим, а я прослежу за этими прохвостами. Уж будьте уверены: они отработают Ваши деньги честно до пенни, или я не Доротея Лесистер!

      Тепло улыбнувшись покрасневшим мальчишкам, хозяйка пошла на кухню.


      Через полтора часа выползли из кафе, объевшись до неприличия. Понуро приняли от ухмыляющегося Энтони ключи от машины.

      – Я предупреждал, господа, что вторая порция мяса станет тяжёлым испытанием для вашей воли?

      Грустно согласно кивнули, шумно вздохнув и со стоном выдохнув.

      – Извините, уговор был. За работу. Я пошёл спать. Утром, не позднее восьми утра, машина должна стоять у дверей моего номера. Приму, съезжу оплатить услуги. Вопросы есть? Просьбы? Послабления? Отсрочки?

      На все вопросы следовали всё более уверенные отрицательные покачивания головами.

      – Я так и думал. В Америке самые стойкие мальчишки. Будет о чём рассказать в Канаде. У меня там секция по атлетизму – вот и расскажу слабакам канадским изнеженным про вас.

      Больше ничего говорить не нужно было!

      Старшой, рослый парень лет шестнадцати, сел на место водителя, младшие, под его ревнивым взглядом, на задние, и, махнув руками, уехали с территории мотеля в сгущающиеся сумерки.


      Утром в половине восьмого сияющая и полностью проверенная машина стояла у дверей.

      Главный сдавал её с красными от недосыпа глазами, но был так горд выполненным обязательством и сдержанным словом чести!

      Мэнниген съездил в сервис, оплатил услуги, дав автограф и ему, и сияющему седеющему мужчине-владельцу в чистейшем новеньком комбинезоне.

      Оба с пиететом проводили высокого и весомого во всех смыслах гостя на северную трассу, долго махая руками на прощание.


      …Следующие девятьсот километров дались непросто.

      Нарушил слово, проехав весь день.

      Едва доехал до Уинсора, уже в Канаде. Поселился в отеле по своему статусу – понял, что стал «звездой» таблоидов.

      «Что ж, нам это на руку – не посмеют смешивать имя Ланы с моей фамилией. Доказательство – наши фото с невестой, гуляющих по Саванне уже тогда, когда Ланы Вайт там не было – алиби, – грустно улыбнулся, подумав об этом. – Хорошо, что подмена так удалась – сам “поплыл” мозгами. Пусть теперь до посинения ищут мифическую невесту Дэйзи Хант по всему югу Америки!»

      Заселившись в номер, свалился и проспал больше суток, даже во сне продолжая нажимать на акселератор ногой и сжимая руль руками! Голова горела, и всё бежала и бежала перед глазами бесконечная лента дороги.

      «Эх, Тони… Дэйзи на тебя нет: дала бы по башке кулачком нежно и потащила б к доморощенному шаману или лекарю, который за три дня поставил бы на ноги, – тяжело вздохнул во сне. – Едва приеду – окажусь в соседней палате, точно. С головой что-то тревожное происходит. Осталось пять сотен километров. Я совсем близко».

      Отоспавшись, спустился в ресторан позавтракать, ловя на себе любопытные взгляды. Расплатившись, быстро вышел, пока не пристали с вопросами.

      Поднявшись в номер, стал собирать вещи, но, зайдя в спальню, рухнул спать!

      Очнулся после заката.

      «Да уж, ragazzo… Ты думал, что супермен. Нет, пока ещё нет».

      Поднял трубку телефона, вызвал менеджера.

      – Прошу подготовить мою машину. Не ту, что стоит в гараже. «Бьюик» обменяете вот на эту, – подал удивлённому служащему карточку гаража и достал из кармана куртки банковскую карту. – Оплатите с неё. Чек принесите обязательно – отчитываюсь перед хозяином. Осторожнее с машиной – эксклюзивная. Пока ваш человек пригонит её, обед в номер и корзину с провизией в дорогу приготовьте. Ехать буду до самого Торонто без остановки. Вопросы есть?

      Дождался отрицательное покачивание головы парня в униформе. Когда тот оторвался от блокнота с записями и поднял глаза, вздохнув, прибавил:

      – Поторопитесь, меня ждёт работа.

      – Как здоровье госпожи Вайт, не слышали ещё? – заметив вопросительный взгляд постояльца, обрадовался, что первым сообщит новость. – Она пришла в себя, но ничего так и не вспомнила.

      – Время лечит. Моя работа – быть рядом, сидеть и охранять её. Спасибо за хорошие новости.

      Проводил довольного и улыбающегося служащего, пожал руку. Опять кинулся к телефону.

      – Майк? … Я в Уинсоре. Скоро буду. Как там?..

      – Беспокоится. Ждём, – и «отрубился».

      «Понятно, боится “прослушки”. Жди меня, родная. Будем вместе – обоим станет лучше. Волнение ни тебе, ни мне не полезны. Держись, Ромашка моя».

      Через час покинул гостеприимный и такой сонный Уинсор.


      Ехал не спеша на своём тяжёлом основательном приметном «Кадиллаке», уже не выжимая до упора акселератор – боялся сорвать напряжением голову.

      Покрутив ручку настройки радио, наслушался сплетен и об эпопее госпожи Ланы Вайт, которая по-прежнему была «новостью номер один» на всех каналах телевидения и радио, и о себе с невестой Дэйзи Хант, оставаясь «новостью номер два».

      Ухмыльнулся беззлобно: «Бедная настоящая Дэйзи Хант, если есть таковая на юге Америки и примерно такого же возраста! Надеюсь, мы тебя не подставили? – расхохотался во весь голос. – Ну, и заварила кашу Лана! Думала ли она, когда наряжалась в брючный костюм, надевала белый парик и превращалась в мифическую невесту Энтони Мэннигена, что столь невинная на первый взгляд затея обернётся месячным побегом, безумием страсти и столькими событиями, перевернувшими многим людям жизнь? Нет, не думала. Она лишь хотела защитить и меня, и себя, дать нам время на короткое счастье, на капельку рассветного солнца в душах. Спасибо, любимая. Оно навсегда поселилось в моей душе и имеет окраску оранжево-коричневую, как в тот сокровенный момент на восходе, когда я, безумный, “брал” тебя со всей силы на капоте “Бьюика”, совсем потеряв голову от счастья и бесконечно любя. Вот этот цвет и свет понесу дальше по жизни в одиночку, когда ты уйдёшь и пойдёшь своей дорогой, пытаясь воссоединиться со своим обожаемым мальчиком из России, по которому всё ещё плачешь ночами, моя канадская Ромашка. Моя Дэйзи».


      …На рассвете пятого дня пути, въехав в собственный гараж осторожно и медленно, закрыл пультом ворота.

      Прошёл в дом и едва успел вызвать по телефону Стива, прошептав: «Я дома…»

      Трубка выпала из онемевших вдруг рук, и Тони рухнул на пол гостиной без сознания.

      Не видел и не слышал, как подлетела «Скорая» из клиники, как его вчетвером едва погрузили в салон, как с таким же напряжением выгружали в больнице.

      Носом и ртом пациента шла кровь, лицо посинело. Решать что-то или кого-то особенного ждать не было времени – попал сразу на операционный стол дежурной бригады хирургов. Произвели трепанацию и стали откачивать скопившуюся под черепной коробкой кровь. Лечение грозило затянуться надолго.


      Услышав надрывный вой сирены, Лана с трудом сползла с кровати и, подойдя к окну, стала свидетельницей выгрузки Тони из «Скорой». Пошатнувшись, еле удержала сознание.

      «Стоять, Светка! Всё, ты своё отвалялась – теперь у любимого будешь дежурить, как только придёт в сознание. Бери-ка себя в руки и начинай всё сначала, – осторожно села за стол. – Интересно, теперь он очнётся с памятью, или опять, она всё вычеркнет, в попытке спасти тело? Странная штука получается, – криво улыбнулась. – Это даже забавным становится: каждый раз заново знакомлюсь с Тошкой и снова завоёвываю! А что, мне это понравилось! Майк прав: кому ещё выпадает такая возможность, переписывать вновь и вновь жизнь? Исправлять допущенные ошибки, не думать о вине и стыде, допущенном и совершённом в прошлом случае? Заново рисовать новую любовь и жизнь? Мне повезло, воспользуюсь удачей ещё раз, только бы с мальчиком моим огромным было всё в порядке».

      – Так и думал, что не усидишь на месте. Тебе ещё рано вставать, – отец проворчал.

      Стоял спокойно в проёме двери, но было видно, что рад за дочь – переломила ситуацию, справилась с депрессией.

      – Ложись, а то натравлю на тебя Майка!

      – Испугал ежа голой попой! – расхохоталась, рухнув на кровать. – Ой, пригрозил он мне!

      Дрыгала по-детски ножками, а Серж готов был их целовать от радости.

      «Вытащил её Тони своей болезнью из тяжёлого состояния, в котором находилась после очередного выкидыша! – грустно вздохнул. – Неужели всё-таки “привычными” станут?»

      – Как самочувствие, родная?

      Подошёл, подоткнул одеяло, обложил игрушками, принесёнными детьми, поцеловал в щёку. Хитро сверкнув серыми глазами, вдруг придавил её руки к постели и поцеловал по-мужски, не сводя посерьёзневшего, непонятного взгляда, волнующего и загадочного.

      – Вот извращенец! Ладноть, разок ужо можно, а то коли ещё Тоха очнеться? Соскучусь-скручинюсь по поцелуям-то. Усохну ить, как пить дать… – заговорила на старорусском.

      Подперев по-старушечьи горестно кулачком щёчку, состроив скучающую мордашку, так развеселила Сержа, что просто рухнул на стул и закатился в громком заразительном смехе, поражаясь: «Полжизни с плеч долой мигом! Волшебница!»

      – Чо, расхотел цаловать, чо ли? Не бяда, всягда найду, кого попросить. Вот, к примеру, Стиви давно по мине сохнеть, бядолага. Да и Майки от яго ужо не отстаёть. А уж про дявчонок-то – вообще молчу!

      Отец рыдал от смеха, утирая слёзы полой медицинского халата.

      – Нет, ты-то ржёшь, зараза бесстыжыя, удовольствие како-никако получаишь, а мине-то чо делать прикажешь, ась?..

      Спасаясь, оплыл со стула и тихо пополз из палаты на четвереньках.

      – Куды отползаишь, ужак болотнай? Тибе хто отпустил, подлый трус? – звонко смеялась во весь голос и коридор, опомнившись, перешла на английский. – Стоять! К ноге! Знай своё место, папа! Люблю, когда все родные и любимые со мною рядом. Рядом, я сказала!

      На шум пришли Кэрис и Стивен и, застав забавную картину, присоединились к веселью.

      – Я так понимаю, что это шоковая терапия, Серж?

      Кэри, улыбаясь, помогла принять вертикальное положение ослабевшему и неспособному пока успокоиться от приступа смеха коллеге.

      – Если отец так смеётся – дочь точно идёт на поправку. Догадываюсь, кто виновник этого чуда.

      Передала всхлипывающего Сержа ухмыляющемуся Стиву, и они в обнимку вышли из палаты, тихо гогоча дуэтом. Присела рядом с кроватью на стуле.

      – Спрашивай, милая.

      – Что и как?

      – Прогнозы ещё делать рано. Внутреннее кровоизлияние обширно. Вовремя приехал: случись в дороге – не выжил бы. Откачали. Продолжают дренаж. Спадёт опухоль – будет видно, что делать дальше, – тяжело вздохнула. – Синий весь – кровь попала под покровные ткани. Сердце тоже шалит, но тут две причины – разлив крови и общее истощение: и психологическое, и физиологическое. Только ждать. Уже два часа операция идёт. Выйдет нейрохирург – спросим.

      – Когда?

      – Не раньше месяца – мозг открыт.

      – Увидеть.

      – Терпи. Пока там только трубки и приборы – смотреть нечего. Лицо скрыто. Внизу всё в порядке – не пострадало, – загадочно улыбнулась, взяв руку Ланы, заглянула проникновенно и глубоко в глаза. – Ты не будешь против, если мы тайно возьмём пробы, как только ему станет лучше, но ещё не очнётся совсем? – рассмеялась, сделав «большие глаза». – Нужно непременно сохранить такой бесценный биологический материал. Элита! Золотой фонд!

       – Согласна. Сам против, будем хитрее: берите несколько проб. Если у меня ничего с моим парнем не выйдет – рожу от Тони парочку детишек. Буду пробовать до тех пор, пока не получится.

      – Умница. Не отчаивайся и, главное, набери вес: пока ты истощена, ему не удержаться.

      – Я уже это поняла. Поняла. Что-то никак не полнею. Ем много.

      – С этим проблемы не возникнет: посажу на протеиновую диету – наберёшь за полгода!

      – К осени?

      – Да. К октябрю-ноябрю будешь в самой силе – обязательно получится. Условие – покой. Никакого дикого секса: тихий, семейный, обывательский. Как только цикл завершится оплодотворением – на сохранении. Только так.

      – Согласна. В конце октября поеду в Россию.

      – Не смогла его забыть? – увидев наполнившиеся слезами страдающие глаза, вздохнула. – Так и быть: или он, или Тони. Держись, милая.

      Неожиданно склонившись, нежно поцеловала… в губы!

      – С чего это вас всех сегодня так разобрало на откровенные поцелуи? Эпидемия?.. – Лана прыснула, сползая с хохотом с подушек.

      – Вот оно что! Серж тренируется? Понятно, – звонко и юно расхохоталась. – Это он от волнения. С ума сходил этот месяц! Всех перецеловал! – рухнула на пол, хохоча. – Не веришь, спроси у Майка! Зажимал поголовно! Не обошёл вниманием ни одну особь ж-женского п-пола! И м-мужского тож-же…

      – Понятно, – покачала головой. – Пора их с мамой на острова отсылать, – смеялась с опаской, стараясь больше не расшатывать ни нервов, ни здоровья. – Срочно.

      – Нет, не поедет. Энтони, – с трудом взяв себя в руки, Кэри села на стул, стараясь отдышаться, поправила халат. – Не сможет его оставить. Будущий зять. Будет ли единственным?

      Хитро посмотрев в зардевшееся личико девушки, встала и с тихим смехом вышла из палаты.

      – Я тоже не смогу его оставить. Мне что, и вправду придётся создавать шведскую семью? Я их обоих люблю! – мрачно проговорила вслух, не заметив на пороге гостя.

      – Как жаль, что меня там не будет значиться.

      Стивен стоял у кровати, странно смотря на девушку сверху. Сделал стремительный шаг, порывисто наклонился и приник страстно к её губам.

      – Я тоже тебя люблю.

      – Так… Я сейчас начну… ругаться по-русски… не очень прилично… – покрылась пунцовой краской, а в глазах стоял гомерический ржач!

      – Нет, этого не положено в стенах больницы, и потому мне придётся принять решительные меры…

      Не успела опомниться, сел на кровать и притянул в поцелуе: сильном, жгучем и… оглушающем. Он затягивался, вызывая в теле и её, и его крупную дрожь. Теряя контроль, стиснул в объятиях жёстко, впившись пальцами в плечики, вжав тельце в сильное возбуждённое тело истинного атлета.

      – Лана…

      – Проваливай отсюда… – просипела в полной растерянности, едва вырвавшись из цепких рук. – С ума посходили, не иначе…

      Схватил вновь за предплечья, крепко встряхнул, как грушу, заставив замолчать и посмотреть в серьёзные, сосредоточенные, тёмно-серые, почти чёрные глаза.

      – Ты что, не поняла? Я люблю тебя по-настоящему! Настолько, что согласен быть в твоей шведской семье четвёртым! Я! Гей! – покраснел, потом побледнел, осип голосом. – Ты хоть понимаешь, что это для меня значит?! Да меня по живому выворачивает наизнанку! Рвёт в клочья и тело, и душу! Голова горит так, что слепну! Представляешь, что чувствую?..

      – Это весна, и ты временно сошёл с ума, – сжав эмоции, ответила спокойно и рассудительно. – Только… почему из-за меня – вопрос. Почему не другой мальчик, парень, мужчина? – невесомо коснулась трепещущей руки на своём плече. – Или… передумал? Что способствовало перелому?

      – Не знаю. Сам в недоумении, пойми. И это не блажь, клянусь! – вскинулся, загорелся, засверкал взором. – Мне за тридцать, были только партнёры, но за последние три месяца… что-то сломалось в душе. Понял отчётливо: люблю, хочу жениться на тебе и иметь детей. Вот так, – прохрипел.

      Гладя густые короткие тёмно-русые волосы нервным движением левой руки, продолжал держать её предплечье крепкой правой, которая ощутимо дрожала.

      – А Майки в курсе? Пытался с ним поговорить? Что думает?

      – Сказал, что понимает меня. Что и у него иногда всплывает эта мысль, но до чёткого осознания ещё не доходило ни разу, – грустно вздохнул, смотря в окно. – У меня же не только осознание произошло – я влюбился. По-настоящему. По-мужски. В тебя.

      – Ты всё обо мне знаешь. На что надеешься? На прихоть? На чудо? На женское любопытство?

      – Да. Знаю. Про всех и везде, – рука всё теребила волосы, прихватывая в большой сильный кулак, – и не надеюсь, честно говоря, ни на что. Она просто живёт в моём сердце и не собирается оттуда уходить, похоже. Прости, Ланочка! Понимаю, что не имел права раскрываться, но не смог сдержаться сегодня. Перехлестнула она меня, задушила, держит за горло так, что не вздохнуть!.. Задыхаюсь я.

      – Это всё весна, Стиви. Пройдёт её пора – станет легче. Единственное, что могу посоветовать: найди другую девушку. Только есть важное условие…

      Мягко взяла правую руку покрасневшего, расстроенного и донельзя растерянного взрослого парня.

      – Она не должна быть моей копией ни в чём. Другой абсолютно! Только так сможешь выдавить тягу ко мне. Поверь.

      – Ты же не выдавила итальянцем тягу к мальчику своему русскому.

      – Там Стас – любовь с младенчества, впитанная ещё с детскими слезами и ощущениями, а воспоминания детства – самые сильные в человеке, сам понимаешь. Здесь Тони – осознанная тяга, духовно-телесная. Стас же – неосознанная, почти на уровне генетической памяти. Словно, с ним всё уже было когда-то давно, понимаешь? Потому так живуча эта память: кровавый след сквозь века, сквозь реинкарнации. Колесо Сансары для нас – реальность.

      – А если с ним не выйдет? – встрепенулся, тревожно посмотрел в глаза, вновь взял за плечики, теперь нежно и ласково. – Я тебя уже неплохо знаю – можешь наложить на себя руки!

      – Нет! Не наложу. Ещё полгода назад сделала бы это, но не теперь. Я справлюсь с потерей, если она выпадет. Справлюсь…

      Слёзы полились из чудесных синих глаз, и Стив мягко прижал к себе, невесомо касаясь губами головы и плеч.

      – Я должна…

      Поднял сильными крупными руками мокрое личико, приник, целуя, даря тихую любовь и обожание, без претензий на ответное чувство. Просто любил: чисто, искренно и открыто, признаваясь и… прощая за невысказанный отказ.

      Затихла, прижалась к мощной груди.

      – Спасибо, Стиви. Ты для меня останешься только другом, понимаешь? На всю жизнь, если не возненавидишь…

      – Нет, не возненавижу, Лана. Разве можно возненавидеть мечту? – голос был отстранён и глух.

      – Боюсь, что можно.

      – Нет! Не смей! – вскинулся, больно вцепился в плечики, заставил смотреть в негодующие серые глаза. – Ты его любила столько лет! Держись, милая! Осталось ведь немного, да? Малость?

      – Полгода, – прошептав, потерянно посмотрела в окно, отирая кулачком непослушные слёзы.

      – Вот и терпи. А пока, занимайся Тони. Кто знает, кем очнётся? – лукаво усмехнулся, ласково обнимая за плечи, окутывая теплом любящего взгляда, заглядывая в душу. – Что будешь делать, если он тебя вообще забыл? Даже имя!

      – Пойду знакомиться! – рассмеялась сквозь слёзы.

      Сияла бездонным морем и недостижимыми небесами в измученную мужскую суть и грусть.

      – Вот и отлично. Всегда надо надеяться, что утром взойдёт солнце, понимаешь? Не может такого быть, чтобы не появилось из-за горизонта, и его лучи не усыпали своими яркими каплями наши души.

      Поцеловал в лоб, пронзительно посмотрел вглубь сапфира, ощутимо целуя взглядом… девичье сердце!

      Вздрогнула от незнакомого ощущения обволакивания и оцепенения воли, не в силах отвести глаз от красивого и харизматичного лица.

      – Не может просто такого случиться! И оно обязательно взойдёт и согреет всех нас: и мудрых, и глупых, и любящих, и разочаровавшихся, и одиноких, и семейных, и нас с тобой – таких потерянных и растерявшихся в жизни. Дождёмся, погреемся, милая? – прошептал хрипло и странно.

      Не мигая, смотрел, завлекая в расширенные серые лабиринты чарующих глаз, мутя сознание, заставляя там заблудиться и… пропасть.

      – Погреемся, – прошептала, как под гипнозом.

      Медленно, словно во сне, подняла личико, утопив, в отместку за морок, в золотой короне и синеве с головой, распахнув до отказа океан: губительный, манящий и сжигающий!

      Передёрнувшись крепким тренированным телом, сдался, принял молчаливое приглашение-вызов, приникнув с поцелуем, скромным и сладким, как сама весна.

      «Да… надо ему подыскать хорошую девушку. И скорее. Он и правда созрел для семейной жизни: целуется так, что кровь закипает. А кое у кого уже мозги текут!»

      Сердито пнула себя в уме, ругнув по-исконному-посконному, по-нашенски, по-русски, ласково-хлёстко и безжалостно-гадко. Нежно изъяв из опасного медового плена губы, положила огненную голову на грудь Стивена, восторженно слушая с замиранием сердца, как бешено и неистово бьётся и рвётся на волю его: мужское, настоящее, очнувшееся от многолетнего сна-наваждения. Задохнулась от предчувствия близкого женского счастья. Вновь! Затрепетала, воспарила, оторвалась от тела.

      «Я любима!..» – возопила беззвучно.

      Ахнула, рыкнула, надавала мысленно себе пощёчин, немилосердными пинками вернула летучую беглянку-душу в грешное тело.

      «Женить мальчика! От греха подальше».


      …Энтони пришёл в себя только через пять дней.

      Первое, что увидел перед глазами – букет ромашек, привязанный к капельнице. Даже не пришлось скашивать глаза – цветы были напротив. Дрогнув ресницами, безмолвно заплакал: «Она! Дэйзи! Здесь. Ждёт меня. Любимая».


      Через неделю сидела рядом и держала его за палец, любовно гладя суставы и ноготь, тихо плача и улыбаясь: «Наконец вместе! Больше не расстанемся ни на миг!»

      Узнал и любил глазами, ещё не совсем владея мимикой. Только лучащиеся счастьем глаза и сказали, что помнит и любит.


      Через три недели целовала любимые губы, когда убрали аппаратуру и трубки.

      Тогда он слабо улыбнулся, попытавшись что-то прошептать.

      Покачав головой, осторожно и невесомо поцеловала любимого, вызвав слёзы. Отирала носовым платочком, лаская лицо дрожащими тоненькими пальчиками, рассказывала о погоде за окном, о бушующей в городе весне, о цветущей сакуре, прося его поскорее встать и пойти с ней гулять под розовыми разливами камелии.

      Закрыл сияющие счастьем глаза, обещая.

      Приносила букетики цветов и ставила на тумбочку рядом, поднося к его носу и спрашивая, чувствует ли аромат?

      Долго не было обоняния. И только когда расцвела сиреневая сирень, он радостно закрыл глаза и заплакал, вспомнив другую, затопившую ароматом машину и сведшую с ума его и Дэйзи там, в Америке, в Джорджии, когда ехали в Атланту.

      Поняв и вспомнив, плача, ласково целовала губы, которые отвечали ощутимым движением.

      Тепло уже не отступило, хоть и припоздала этот год весна почти на две недели!

      В раскрытые окна палат вливался птичий гомон и запахи расцветших кустов, посаженных под стенами новенького корпуса, а цветники расцвели так обильно, что аромат нарциссов, тюльпанов, гиацинтов, мускари и ранних пионов кружил головы даже здоровым людям.

      Пациенты подолгу сидели на террасах и балконах клиники, пили травяные, цветочные, фруктовые чаи и настои из свежих сборов, радовались хулиганке, что так опоздала.

      Она была так очаровательна, что ей сразу простили этот проступок! Вокруг царили благодушие, нега и счастье.

      В Торонто пришла весна.

                Сентябрь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/09/16/171