Юрка

(рассказ)
1
Этим утром Юля проснулась раньше обычного. В комнате еще было темно. Она слышала, как поднялась бабушка, накинула на себя халат и пошла умываться. Вот снова открылась дверь, и бабушка юркнула к стенному шкафу, где висело ее полотенце. Баба Настя долго жила с  семьей младшего сына и привыкла свои вещи держать при себе, чтобы не стеснять молодых. Уже прошел год, как сын развелся, квартира стала полупустой и непривычно просторной, а бабушка все еще жалась в своем углу.
Девочка приподняла голову, пытаясь улечься поудобнее на уже смятой подушке. Бабушка услышала ее возню, подошла и склонилась над ней. Юля с удовольствием потянула носом свежий запах зубной пасты.
- Ты что сегодня так рано соскочила, ведь всю ночь толком не спала, все возилась, что-то бурчала? – беспокойно спрашивала бабушка и щупала Юлькин лоб, руки, ноги, проверяя, не слишком ли напряжены мышцы. – Я уж и подойти к тебе боялась. Думала, стану спрашивать и еще больше тебя растревожу.
- А когда…- выдавила Юля из себя лишь два слова.
- Юрка-то приедет? – догадалась бабушка. – Так, наверное, к часам двенадцати? Не знаю, как там у них из Еманжелинки электрички ходят. Я вижу, ты уж больше спать не собираешься.  Будем вставать, одеваться, умываться. Я тебе блинков испеку, поешь горяченьких со сметанкой.
Бабушка посадила Юлю, спустив ей ножки с кровати, и, отмахиваясь от ее протестов, мол, дома еще намучаешься, начала сама натягивать на нее трусики, носочки, трико и футболочку. За последние месяцы Юля окончательно отказалась от юбок и платьев, ведь в мальчишеской одежде так удобно ползать – ничего не нужно ни приподнимать, ни поддерживать. Скользи себе по полу, как конькобежец по льду, только на всех четырех. Красота!
2
Юлька – Юрка, как они дружно росли, как весело играли в жмурки, поднимая крик на всю квартиру. Юрка очень ловко увертывался от двоюродной сестры, ведь он бегал на ногах, а она ползала на четвереньках. Девочка или крутилась на одном месте, или отползала вперед и тыкалась лбом в шифоньер, ну в лучшем случае, в мягкое кресло, словом во всю мебель, что попадалась ей на пути.
- Так нечестно! - Заявляла она, стягивая с глаз бабушкин платок. – Я ползаю, а ты…
- Ладно, ладно, - соглашался мальчишка, - Я тоже буду ползать. Давай теперь я голю, а ты убегаешь.
Вот тут-то и начиналась настоящая игра, когда Юлька проявляла всю свою виртуозность, а Юрка был просто в восторге от необычного правила игры. Ну, с кем он мог играть в такие жмурки? Еще чуть-чуть и Юркина рука схватит ее за пятку, но девочка резко по-собачьи бросалась в сторону, и братец так налетал на сервант, что посуда дрожала на полках.
На смех, визг и звон посуды в комнату вбегала бабушка и с испуга набрасывалась на Юрку:
- Ты чего удумал, весь сервис у меня хочешь переколотить?  Его же в магазине не купишь, это мне на юбилей подарили, когда я на пенсию выходила. Ах, ты, пакостный котенок! – ругалась бабушка и хлестала его полотенцем совсем не со злости, а так для порядка.
Юлька чувствовала себя виноватой, ведь зачинщицей была она. С досады на себя и с боязнью, что брат не будет больше с ней играть, любимая внучка скорчила бабушке рожицу. Ну, с ее болезнью гримасы строились сами собой!
Сейчас и ты дождешься! – бабушка замахнулась и на Юлю, но тут же вздохнула и закинула полотенце себе на плечо. – Вы же можете сервант на себя опрокинуть. Хорошо тогда будет? Раздавит тогда вас, как кутят, да стеклом изрежетесь.
Летом бабушка распахивала оби створы окна, сажала Юлю на подоконник, и девочка весь день загорала на солнце не хуже, чем на пляже. К окну была прикреплена железная рамка, в виде узенького балкончика, и на ней стояли большие железные банки из-под каких-то консервов с рассадой помидор или огурцов. Чего только ни сделаешь, чтобы порадовать больного ребенка, ведь таскать ее на улицу с третьего этажа уж сил нет. Один раз бабушка посеяла даже хлопок. Юля наблюдала с большим интересом, как тянулись тонкие зеленые стебельки с нежными листочками, как распускались белые цветочки, формировались коробочки, а в них раз – и вата.
На железную рамку были положены фанерки. Царапая этот настильчик коготками и громко воркуя, сюда вспархивали голуби и клевали белый хлеб. У Юли замирало сердце от близости этих белых, темно-серых существ, они будто от головки до хвостика были обмазаны маслом – перышко к перышку. Девочка протягивала руку, пытаясь почесать указательным пальцем грудки, но птицы пугались. Они начинали было хлопать крыльями, поджимать под себя лапки, собираясь взлететь, но жадность пересиливала. Голуби снова садились и клевали, клевали, клевали….
- Ну, не пугай их, - шептал Юрка и показывал сестре маленький кусочек хлеба. –Видишь, они у меня все склевали.
- И у меня, - девочка была в восторге, и чтобы стало еще смешнее, запихивала себе в рот остатки батона.
- Я тоже проголодался! – хохотал мальчишка. – Ням-ням-ням!
Одни голуби, насытившись, улетали, другие прилетали и принимались так шустро клевать, что ароматные крошки белого батона разлетались во все стороны. Бабушке приходилось брать веник и по несколько раз в день подметать пол.
Как раз под окном стояла скамейка, на которой весь день кудахтали старушки, перемывая косточки соседям. Однажды баба Настя вернулась из магазина и сказала ребятишкам.
- Там старухи ворчат, весь мусор, вишь, на них летит. А ты, Юрка, говори на улице, что это Юля голубей кормит – ее-то ругать не будут. Они уж скоро зажиреют от безделья, ведь весь день сидят не шевелятся, все сплетни соберут. Ой, не люблю я таких баб! – Снимая плащ, бабушка запуталась в рукаве и расхохоталась. – Чтоб их голуби обосрали!
- Ха-ха-ха, голуби обосрали! – хохотал Юрка, показывая, как старухи будут визжать и отряхиваться  от голубиных какашек.
Ну, ладно, ладно повторять! – одернула его бабушка.
А как здорово было сидеть на балконе! Это вам не застекленная лоджия на седьмом этаже. Под старым балконом, с толстыми бетонными колонами и бетонным навесом, росли такие же старые тополя. Юля любила смотреть, как зеленые листья трепещут на легком ветру, показывая свою более бледную изнаночную сторону. Деревья казались ей огромной взлохмаченной головой. Ах, как пахли яркие влажные листья после дождя! Девочка вдыхала этот чудный аромат и все не могла надышаться. «Мы тут как в саду», - говорила бабушка, и Юлька радостно кивала головой. Сюда прилетали галки и воробушки. Они были размером с листик, и садились на ветку так легко, словно к ней прикасался легкий ветерок. «Надо же такие маленькие, а живые», - удивлялась девочка.
Балкон выходил на север, и здесь даже в жару было прохладно. Сидишь, глазеешь на улицу, а тебя обдувает ветром. Когда Юля уставала сидеть на стуле, она поднималась на своих полусогнутых ногах и, хватаясь руками за балконное пиррило, шагала потихонечку. Ей вовсе не мешали туго натянутые капроновые веревки, она иногда трынькала на них, как на гитарных струнах. Те же веревки были натянуты и над балконной дверью, но бабушка снимала белье перед тем, как вывести внучку гулять. Да, да, Юля выбиралась не на балкон, а как бы на улицу, гулять.
С балкона ребятишки пускали бумажные самолетики и смотрели, чей самолетик дальше пролетит. Конечно, на ветру здорово парили Юркины «истребители», а Юлькины просто падали вниз. Когда запас «техники» заканчивался, мальчишка бежал на улицу, подбирал все сброшенное, с ворохом самолетиков возвращался на балкон, и соревнования продолжались.
Баба Настя в конце концов начинала сердиться:
- Ну, чего ты в такую теплынь дома толчешься? – ворчала она. – Шел бы на улицу и насался там!
Шел бы на улицу, шел бы на улицу, - зубоскалил мальчишка. – А почему Юлька не идет?
- Юлька бы рада, - со вздохом говорила бабушка, но тут же пресекалась. – На-ка пятьдесят копеек, купи мороженку себе и Юльке. Чего уж без толку бегать.
Так они и проводили лето. Загорали на подоконнике, а когда жариться на солнце становилось невмоготу, перебирались на прохладный балкон. Приходила осень, а там уж было недалеко до зимних холодов, и бабушка заклеивала окошко, нарезая длинные листы белой бумаги и густо смазывая их хозяйственным мылом. Тогда ребятишки играли в больницу или в школу, при этом Юрка всегда  соглашался на то, чтобы Юля была учительницей. Он легко признавал старшинство сестры, ведь в детстве четыре года – целая эпоха. Каким сегодня приедет ее брат, как на нее взглянет, эта мысль приводила Юлю в дрожь.
3
Столь долгожданные гости явились только к обеду, да и то торопясь, как бы проездом. Дядя Аркаша забежал в комнату, оглядел ее, и только после этого, не найдя никаких перемен, поздоровался с Юлькой.
Здравствуй, малышечка моя! Поедешь ко мне в гости? – ворковал он каким-то неестественно сладким голосом. – Я возьму тебя на сенокос. Мы будем косить, а ты ягодки собирать – там их много-много под травой.
Юлька снова обрадовалась обещанию и даже по-щенячьи взвизгнула, ведь дядька месяца три назад заезжал к своей сестры и так же обещал взять племянницу на лето в деревню, на травку, на свежий воздух, чтобы она сидела под деревом и слушала птичек. «Ну, да, - поддакивала мама, - с бабкой ее туда отправить, и пусть сидят, кукуют».
Тут забежал Юрка, подросший, загорелый, немного не похожий на себя прежнего.
- Папа, ну ты долго тут будешь? Сам сказал, что мы заедем сюда только на минуту и потом сразу в кино. Там такие классные видики показывают!
- Дай чуть-чуть отдохнуть, чай попить, а ты пока вон с Юлей поговори, вы же когда-то с ней так хорошо играли.
-  Привет! – буркнул Юрка и тут же, робея, оглянулся на свою сводную сестру Оксанку.
Оксанка была младше Юли года на два, но выглядела уже как маленькая женщина: полненькая с широкими бедрами и с бугристыми грудками.  Юлька же походила на пластмассовую куклу, пожизненно застывшую в своем детском возрасте. Она и не поправлялась из-за высокого мышечного тонуса и еще лет пять, как совсем перестала расти, к тому же полусогнутые колони и сутулая спина. Мама покупала ей одежду в «детском мире», и будет покупать через пять лет , через десять – в Юлином мире никогда ничего не измениться.
А во что вы играли? – спросила Оксанка у Юли, внимательно разглядывая девочку, и не понимая, как с ней можно играть.
- Она что-то говорит, говорит… Ну, короче, ты ничего не поймешь, - вступился Юрка, отмахиваясь и от больной сестры, и от своего нелепого детства, когда он играл в жмурки, ползая на четвереньках.
Юле стало так неловко, так горько. Значит, Юрка никогда по-настоящему с ней не дружил, а просто так от скуки возился, как с камешком или с плюшевым медвежонком, у которого на спине хотя бы есть пищалка, и если его резко наклонишь, он что-то пропищит, и понимай этот писк, как тебе угодно. Но Юлька-то помнила, как двоюродный брат стоял на улице возле коляски и отгонял от нее любопытных мальчишек: «У нее просто ноги болят». Конечно, странное было зрелище – уже большая девчонка в детской маломерке. Ну, где, где можно было достать хорошую инвалидную коляску?
Ребята убежали на кухню, где отец торопливо глотал горячий чай, а они все жужжали ему про свои дурацкие видики.
Пап, там таких страшных зубастиков показывают.
Сейчас, сейчас поедем, - сердился дядя. – Мам, вот я тебе сало привез настоящего, сам коптил. Ты же любишь жирненькое, и Юльке дай полакомиться – свое же.
- Ой, как хорошо пахнет? – радовалась бабушка, как ребенок. – А ты все дом новый строишь, жить-то в нем будешь? Говорила, тебе не выписывайся из нашей квартиры.
- Мать опять ты за свое, - отмахивался дядька от старухи. – Ну, как бы я в Еманжелинке устроился на работу без штампа в паспорте?
- Оформит она этот дом на себя или на своих ребятишек, а ты-то куда пойдешь? А был бы, как раньше, тут прописан – вернулся бы и жил.
- Значит, буду бомжем, - отшутился дядька, но в его шутке было мало веселого.
– Эй, ребятня, поехали на видики, а то вы мне все плешь проели.
Вечером бабушка с внучкой долго лежали в своих постелях и никак не могли заснуть. Юля слушала, как баба Настя ворчит на своего бестолкового сына: «На первою  жену ишачил, как проклятый, я ведь слышала, что ей мать-то говорила, ты, мол, уж потерпи, не ругайся с ним – пусть он в саду домик достроит. Вот при разводе она сад с гаражом себе забрала, а ему Жигуленок раздолбанный бросила, как собаке обглоданный мосол. Мать у нее жадная, и дочь-то все время подзюзюкивала, вишь, не пара он тебе – мало им было, сучкам. И детей-то они как имущество разделили: Юрка пошел с отцом, а младшенького она себе оставила. Жалко Алешеньку, он же еще совсем маленький, такой миленький был. Бывало, попросит: «Баба, ты меня из садика пораньше забери». Приду за ним, а там ребятишки на улицу собираются, кричат, кто шапкой, кто обувью друг в друга кидается. Я все боялась, чтобы мне чьим-нибудь ботинком в башку не попало. Скорей-скорей его одену, и бегом от туда.  Я сначала обрадовалась, думала, нашел Аркашка себе простую деревенскую бабу, хоть с ней-то жить будет хорошо. Алька с мужем-алкашом развелась, двое детей на руках, а оказалось она и сама выпить не против. А дурак-то мой и рад: «Ой, мама, Аля хорошая – сама за бутылкой бегает!» Вон в чем у них дело! А ты думаешь, Юрка в чужой семье кому-нибудь нужен? – обратилась она уже к Юльке, чувствуя, что внучка не спит. – Не расстраивайся, кисонька моя, и не обижайся на него. Он там только под ногами крутится, как бездомный щенок. Пока он был маленьким, я с ним нянчилась, так баба Настя была хорошая и ты была хорошая, потому что играла с ним, а теперь он вырос. Зачем мы ему, одна старая, другая больная?».
Юля тяжело вздохнула и отвернулась к стенке, юркнув с головой под одеяло. Ей было очень горько, но она никак не могла заплакать. Хорошо плачется, когда ты маленькая, и внутри тебя будто большой прозрачный мешок с водой. Чтобы его проколоть, не нужна и иголка, нужно просто отвернуться, хныкнуть и из тебя польется такой легкий и радостный водопад слез, после которого можно облегчено улыбаться, еще чуть подергиваясь от недавних рыданий. Все-таки Юля забылась сном, но тут же вынырнула из него с сильно бьющимся сердцем. В этом иногда повторяющемся кошмаре в уши бьется страшная музыка, похожая на тяжелый рок или без перерыва повторяется одна и та же фраза, доведенная до дибилизма, и все Юлино тело сотрясает судорога. Юля пытается вскрикнуть, позвать на помощь, но к ней никто не подходит. Она одна, совсем одна.