Время вершить чудеса. 17. Сумасшествие...

                ГЛАВА 17.
                СУМАСШЕСТВИЕ.

      Что-то непонятное разбудило Стаса в то утро. Открыл глаза.

      «Рассвет скоро. Светочка уже выскользнула. Когда? Только и осталось в памяти: счастье и нега. Так нежна в последние дни, старается быть осторожной, даже сдержанной. Плохо чувствует себя? Вымотана? Или мы с Джорджем её попросту загнали? Вот ведь ситуация, а!»

      Сел на постели, опустил ноги на прохладный пол, густо покраснел до жара в теле, до слёз.

      «Господи, мы сошли с ума с ним? Делим девочку, и ни один из нас не способен отпустить её! Наваждение, да и только. Нет, для меня-то всё понятно – последние дни вместе, а, возможно, и в моей жизни. Понимаю: не простят больше. А вот чего так вцепился в Белку Джорджи? Явно старая любовная связь! Почему не надеется на дальнейшие отношения? Не женат, живёт по соседству, свободен, богат. Пользуйся! Что гложет? Отчего такая тоска в глазах улавливается временами? Словно…»

      Неожиданно поперхнулся, проглотил жёсткий ком, прокатившийся по пищеводу болезненным яблоком. Пришлось даже закрыть глаза на время: боль долго не отпускала – нервы шалят.

      «Словно с ним в одинаковом положении находимся, будто и его часы отсчитывают последний отпущенный на земле срок, – похолодел душой, замер, сложил руки у рта. – Что происходит? Парень болен? Знает об этом, а Лане не говорит – молчит и любит?»

      Тяжело вздохнул, склонил голову, теребя задумчиво волосы.

      «Да, Стасик, дела… И с Рыжухой что-то непонятное творится, – опустил голову, вспыхнул от смущения. – Вот это выкинула на днях коленце! – покачал головой, улыбаясь и сгорая от стыда. – Надо же было…»


      …Весёлые конкурсы закончились, танцы утомили, лица устали улыбаться – конец вечеринке! Еле расползлись по номерам.

      Лана была в ударе!

      Опять порадовала репортёров своим телом и рисунками на нём: на руки нанесла рисунок ворон – перелетали с правой ладони на левую, наискосок, и так почему-то грустно было смотреть на этот их перелёт…

      Не только Стас почувствовал грусть – заметил по лицам туристов.

      Через час показала голую спинку: на правой лопатке парила распростёртая ласточка.

      Стало понятно: «Скоро разлетимся».

      Дэни быстро сфотографировал и отошёл от художницы, а вот Майлз заставил всех покраснеть до корней волос, смутиться до слёз: сделав несколько фото, наклонился и протяжно, медленно, любовно погладил кожу трепетными пальцами, потом нежно… поцеловав птицу.

      Такая тишина повисла в салоне!

      Пунцовые лица молодых и старых, глаза никак не могут оторваться от этой отчаянно-страстной, разрывающей в клочья душу, картины: склонившийся в молчаливом признании в безответной и беззаветной любви парень-репортёр, целующий первый и последний раз любимую девушку в спину, в улетающую ласточку, так похожую на его душу: юную, чистую и беззащитно-хрупкую.

      Первым очнулся Джордж Коуллз. Мягко отстранив Майлза, накинул на плечи Ланы меховую горжетку и увёл в номер, надеть закрытое платье – показ завершился.

      Вернулись вскоре, сияющие и такие загадочные!

      Станислав старался не смотреть в их сторону. Сходил с ума от ревности, но подавлял это всеми фибрами души и силой воли, стараясь не омрачить последних дней любви.

      Девочка же вошла в раж и продолжала от души развлекаться и развлекать! К концу вечера была изрядно пьяна.

      Попрощавшись с группой, Стасик ушёл в свой номер – устал, да и было над чем подумать. Не дали.

      Тихий стук в дверь. Открыл – Джордж.

      – Она тебя хочет видеть, – глаза смущённые, отводит взор, явно не в своей тарелке.

      Вошли в их люксовый номер.

      На огромной кровати полураздетая Светка, пунцовая, со сверкающими странно глазами, сочными пухлыми губами, алыми щеками. «Я хочу!» – вот что в её глазах было.

      Американец сел рядом и посмотрел на неё, словно уговаривая остановиться – только закусила губку, сверкнув мерцающим омутом синих глаз!

      – Стас, что стоишь, как неродной? Раздевайся, располагайся… – томно растянулась на кровати, как кошка, потянувшись гибко и призывно.

      – Выкладывай, что задумала, и я пойду – устал.

      Ему не нужны были её объяснения. Слишком хорошо знал, и то, что прочёл в глазах, не удивило: захотела групповой любви.

      Вот и смущался её парень до слёз. Любил и не смел отказать.

      – Рыжуха, – на русском заговорил тихо, – не дури! Ты и так нас двоих имеешь – не перегибай палки. Парень сойдёт с ума. Хоть его пожалей…

      Не договорив, вдруг заметил, что парень резко сжал её щиколотку, словно удерживая порыв. В голове искрой вспыхнула догадка:

      – Он понимает русский язык! Ты не имела права это скрывать!

      Вскинул глаза, обратился к Джорджу:

      – «Выруби». Завтра с ней поговорю.

      Пока одурманенная алкоголем и диким желанием Света соображала, о чём он, Георгий резко выбросил руку, сжал сонную артерию и… подхватил её обмякшее горящее тело в руки. Ласково прикоснулся губами к виску, прося прощение за содеянное. Медленно раздел донага, надел сорочку и уложил в постель, не поднимая глаз на молчащего Стаса. Укрыв любимую одеялом, выпрямился, прямо посмотрел тому в глаза.

      – Поговорим, Стас? – на русском.


      …Проговорили до утра, лежа в одной постели с сопящей и вздрагивающей Белкой по бокам, и, то один, то другой, поправляли одеяло на её беспокойном тельце, сдерживая от вскакиваний и вскриков, тихо успокаивая и укладывая мягкими руками обратно – устала.

      – …Тогда и родился этот план. У нас не было выбора, прости. «Легенда» должна была быть не просто стройная и убедительная, а железобетонная. Если б ни её сегодняшняя выходка – ты бы не узнал ничего. Была не в себе – не справился. Пришёл за тобой.

      – Не подумал, что могу согласиться?

      Стасик криво улыбнулся, рассматривая в неверном свете маленького ночника смущённое лицо взрослого парня, старше его лет на восемь.

      – А если б пошёл на это? Как выкрутился бы?

      – «Вырубил» бы обоих! – тихо рассмеялся, но в словах уверенности не было; вздохнул. – Ей этого нельзя – ещё нездорова. Никаких сильных потрясений и невоздержанности. Поверь мне на слово. Довелось видеть её в такой слабости, что едва на моих руках не умерла! Вот и пошёл на эту игру здесь, на маршруте. Лишь я могу уследить и уберечь от самой себя. Майкл просил.

      – Не смущайся. Я и сам не святой. То, что у неё были любовники и дети от них – не секрет. Жаль, что не выжили. Может, это я виноват, что тогда так рано уступил ей? Но…

      – У тебя тоже не было выбора – понимаю, – покачал головой. – Нет, не рассказывала. Не волнуйся – умеет хранить тайны. Мы болтливее с тобой, – прыснули в сдержанном смехе. – Вот проснётся, устроит допрос с пристрастием!

      Смеялись, стараясь не сотрясать крупными телами постель.

      – Ты должен уйти. Постараюсь убедить, что ей всё приснилось. Будет рада этой версии.

      – Что дальше?

      – Прости.

      – Как я смогу?..

      – Как будто ничего не знаешь. Живи обычной жизнью и верь – всё идёт по плану. Целый отдел разработкой занят, не ошибутся. «Спецы» в отставке, оттуда: надёжные, преданные, проверенные не одним делом и годом, – покачал головой, уловив безмолвный вопрос. – Сам не в курсе – дают только короткий план на день-два. Меньше знаешь…

      – Ладно, Гоша. Не убедил, но смирюсь пока. Как будете управлять ею?

      – Любовью и пониманием. Возникнет острая необходимость – эвакуируем для её же пользы.

      – А вот за это спасибо! – горячо пожал руку парню, потряс её. – И быстрее. Что-то назревает.

      – Да. Мы тоже ощущаем. Всё решится со дня на день. Следи за знаками. Тебя может коснуться – не противься. Доверие и подчинение. Только так спасём и вывезем. Никакой самодеятельности, – тяжело вздохнул. – Сохраняй хладнокровие, что бы ни увидел, что бы ни заметил, чему бы ни стал свидетелем. Даже моего ареста или убийства. Ты меня не знаешь близко – турист. Не завали нам операции, Стас.

      На том и расстались.

      Странно посмотрев, Георг оделся и вышел, шепнув: «Полчаса».

      Стас, покраснев, кивнул.

      Тихо разбудил любимую любовью и лаской, «взял», зажимая рот поцелуями, вжимаясь в горячее трепещущее тельце со стоном, чувствуя, что это последние ночи их близости. Последние!

      Отлюбив, уложил опять в кровать, целуя и шепча слова признания, попросил уснуть – день будет трудным. Посидел пять минут, приоткрыв дверь балкона, впуская морозный воздух. С грустью глядя на волшебные узоры на стекле, едва сдержал слёзы: «Увижу следующей зимой? Вряд ли, – очнулся от тихого сопения Светочки. – Заснула, единственная». Поцеловав беззвучно и невесомо, вышел.

      Позвал Джорджа, курившего в углу коридора, у открытой фрамуги окна. Кивнув на прощанье, ушёл в свой номер, убедившись, что никого вокруг – ночь.


      …В номере Лизаветы тоже не спали.

      Там шёл бой местного значения: Лиз ругалась с Вадимом. Он пытался уговорить сойти сейчас же с маршрута – совсем плохо выглядит. Не соглашалась ни в какую, мотивируя ответственностью и привязанностью к подопечным! Тяжело вздохнув, сгрёб в охапку упрямицу и больше не говорил на эту тему.

      «Толик прав – только насилие спасёт. Умница, парнишка, хоть и молодой, едва двадцать три стукнуло. Значит, так тому и быть: подготовил, съездил, поговорил, спланировали и… разошлись. Большего знать не следует. Смирился. С Лизой разговор не получился. Последняя ночь любви. Следующую ночь, уж прости любимая, проведёшь с Толиком. Так надо. Послезавтра вечером всё и свершится. Конец сказке. Настала пора послесловия. Скорее всего, будет не из классических слов: “И жили они долго и счастливо…”, а других: “И расстались они на долгие годы…”».

      Любя Лизку осторожно и нежно, удерживал неистовую и жадную до ласк любимую.

      «Отныне, любовь вредна не только самой, но и тому, кто живёт внутри, маленькому человечку, свидетелю нашей любви и родства душ. Только не наделай глупостей, Лизонька моя, сохрани малыша! Выживи и выноси!»

      Крича в уме, продолжал нежностью истязать, прижимая, сдерживая руки, оберегая спину и лицо от когтей.

      «Такая страстная! Как переживёт похищение? Не убьёт ли Тольку в неистовстве своём? Куда их забросят? Как потом искать?..»

      Отодвинув леденящие душу мысли, окунулся в любовь.

      Девочка плакала от страсти и просила взять жёстче, сильнее, вжималась и мутила разум, но, понимая, что стоит на кону, сдержался и только лаской довёл всё до конца. Уснула мгновенно.

      «Как слаба!.. Николаев прав – на краю. Спасайся, единственная, а я постараюсь сыграть возмущённого и разочарованного мужчину, от которого сбежала невеста. Должен сыграть. Обязан».

      Она спала, тонко постанывая, хмурясь и, видимо, продолжая спорить во сне.

      Вадим же не мог сомкнуть глаз – сон убежал, пропал напрочь! Понимал – день трудный будет, а справиться с бессонницей не мог. Ласково касался любимых губ, волос, погружал в них лицо, вдыхая запах, запоминая навсегда, вбивая в память и гены навечно. Застонал безмолвно: «Когда встретимся, Лизка моя? Встретимся ли вообще? В стране такое творится – до Гражданской войны бы не дошло! Тогда вовек вас не найти, останется надеяться лишь на чудо, на невероятное совпадение, на милость божью». Осторожно нащупал крестик под майкой, сжал в руке и обратился с безмолвной молитвой к Нему. Долго разговаривал, пока… не уснул.

      Странное видение всплыло в уставшей до предела голове. Видение ли?..


      …Мотор закипел.

      «Чёрт, не дороги, а стиральная доска! Как на полигоне!»

      Остановил мощный джип, вышел, потягиваясь и разминаясь.

      «Где я? Никого вокруг на многие сотни километров! Сибирь. Хорошо, что лето – не замёрзну. Так, Дима… соображай-ка, что делать? Вода – не проблема. Остынет мотор, посмотрю, что там. Только бы не сломаться здесь. Тайга, глушь, зверьё, – почесав голову, решил перекусить. – На сытый желудок лучше голова соображает».

      Пока вода закипала в котелке, вскрыл сухпай.

      «Порядок – гороховый. С детства люблю».

      Когда управился с обедом, заметил… кошку! Домашнюю, чёрно-белую.

      – Кис-кис-кисс, – негромко поманил кусочком душистой колбасы, положил на целлофан. – Ешь, Мурка. Похоже, жильё где-то недалеко – ухоженная ты, – медленно протянул руку, остановил в нескольких сантиметрах. – Можно?

      Нервно понюхав руки, она смилостивилась, подставив спинку под тёплые ладони мужчины.

      – Девочка. Ласковая. Люблю девочек…

      – А не съешь?

      Скрипучий чужой голос заставил Вадима нервно дёрнуть рукой, отчего кошка, обидевшись, подскочила и скрылась в чаще. Обернулся: старик. Высокий, мощный, с развёрнутой богатырской грудью и плечами, с седой окладистой бородой. «Понятно: старовер».

      – Я больше собак уважаю, – засмеялся, вставая с корточек, повернулся и низко поклонился в пояс. – Шучу я. Мотор закипел и застучал у коня моего. Привал вынужденный. Не прогоните?

      – Земля обчая. На ёй и машинам место найдеться, – гулкий бас гремел, как иерихонская труба.

      «Священник, что ли?»

      – Мы больше в конях-лошадях толк имеем-разумеем, но и с агрегатом твоим поколдуим. Сыновья вот с городу на вездеходе завтра приедуть – глянут, – обошёл джип. – Огромаднай какой! Японец?

      – Американец.

      – Эк тебя, милай, судьбина-то злая кинула! – погладил чёрный полированный бок машины. – Чо зачихал-то? Ай наши дороги тебе не по нраву пришлися? – любовно приговаривал.

      Гость поразился: «Словно с конём разговаривает!»

      – Ничё! Савва с Савелием присмотрют за тобой. В геологах их научили всякому, – остановился напротив Вадима. – Ну, здравствуй, мил человек. Как в глухомань нашу забрёл-то? Не там свярнул, поди? Ай чо пытаешь-ишшешь?..

      – Ищу, дедушка… – тяжело вздохнул. – Семью потерял я.

      – Эт как это? Она чо, вешш?!

      – Так вышло. По службе. Пришлось спрятать. Вот и спрятали друзья – сами потеряли.

      – Эт завсегда так: подале положишь – почитай, пропало! – гулко захохотал, обернулся и… пронзительно свистнул!

      Эхо сильно метнулось по развилке, оглушив на время.

      Вадим вздрогнул и… проснулся.


      «Ну и сон!»

      Привстал на постели. Что-то необычное мешало в кулаке. Замер, присмотрелся, охнул: в руке зажата… можжевеловая веточка!

      «Во сне положил её в огонь, наслаждаясь густым смолистым ароматным душком. И вот, наяву, в руке! – ошарашенно смотрел на пахучий презент. – Схожу с ума? – осторожно встал, положил ветку на тумбочку и пошёл в душ. – Пора освежиться. Голова горит!»

      Вышел через пятнадцать минут и… ахнул.

      «Нет веточки! Лиза спит, как спала, а ветки нет, – рухнул на стул. – Точно, мозги “плывут”».

      Отдышавшись, долго анализировал сон-видение, решил отодвинуть его на задние полки сознания.

      «Не до шарад и игр разума. Сегодня всё решится. Время вышло».

      Подумав, накинул куртку с капюшоном и вышел на балкон покурить. Как наяву, всплыло видение его крещения в холодном соборе Крестовоздвиженья в Тутаеве.


      …Он привёз семинаристов с наставником в собор, где их с нетерпением ждали несколько священнослужителей и служек.

      Поклонившись друг другу, облобызались, нервно косясь на Вадима и сопровождающего офицера ГБ.

      Понял, отпустил того с микроавтобусом, сказав, что вернёт священников своими силами.

      Коллега понервничал, помялся и согласился с доводами. Так не хотелось торчать тут до ночи! Уехал, крепко пожав на радостях Зорину руки.

      – Святые отцы, можете свободнее общаться – не приедет больше. На службу наблюдатели явятся обязательно. Не удивлюсь, – вздохнул, виновато пожав плечами. – Впервые. Редкий прецедент, сами понимаете.

      В ответ, старший священник поклонился, смутив Вадима.

      – Есть личная просьба, – офицер покраснел, покрывшись испариной.

      Служители подошли молча и окружили, ожидая наставлений.

      – Нет, личное, только меня касается, – подняв голову, посмотрел на настоятеля. – Окрестите меня сейчас, пожалуйста, если Вам не претит то, что я служу в Органах.

      – Желание человече – закон священнослужителю, – прогремел батюшка.

      Оглянулся на братьев, окинул их внимательным взглядом, видимо, спросил совета глазами. Очевидно, одобрили безмолвно.

      – Дай нам время, человек, страждущий припасть к груди Божьей и вере Его в церкви сей.

      Поклонившись офицеру, склонился к батюшкам, о чём-то тихо договариваясь.

      Вадим деликатно отошёл в сторону.

      Вскоре подозвали.

      – Через два часа всё и устроим. Вот с братьями пообщаемся, приготовимся к вечерне, тогда и приступим, помолясь.

      …Через три часа Вадим Зорин вышел из ледяного собора с крестиком на шее и тишиной в душе. Абсолютной! Впервые за последние пять лет его перестало грызть нечто – утихло и уснуло, оставив после себя чистоту и поразительное чувство обновления.

      День этот, 15 ноября, оказался знаковым: память великомученика Димитрия.

      Удивился: «Вот и не верь в божий промысел! Теперь, я по крещению Димитрий, а Лизка стала так звать сразу, не признавая паспортное! Женское сердце – вещун, поистине! Отныне, я стал Димой. Как только появится возможность, поменяю имя в паспорте. Плевать на работу. Когда “оттуда” вырвусь – стану другим. Довольно сомнительной службы на непонятное государство. Пора жить новой жизнью. Своей».


      На рассвете Толик подскочил на кровати с воплем!

      Помычал глухо, измученно, обессиленно.

      «Опять видел кошмар. Никак не могу избавиться от них! В церкви постоянно бегаю, сколько треб и служб прослушано и выстояно – всё напрасно. Гложет тревога, не вздохнуть. Видимо, пока не увезу отсюда Лизу, не успокоится душа».

      Дрожащий, мокрый, задыхающийся, застонал от боли в груди, хватаясь за сердце.

      «Только бы успеть, Господи! Не дай мне её потерять! Не дай, молю, – глубоко дыша, еле сполз с кровати и поплёлся под душ. – Почему Вадим молчит? Не получилось ничего? Не уверен в своих связях? Возможно. Все чувствуют скорые перемены, вот и “зашатались” люди, уже не знаешь, тот ли это человек, которого знал столько лет? Тогда он может просто опоздать. Опоздать!»

      Стоя под холодными струями, замер, застыл душой. Выпрямился от поразившей душу мысли.

      «Мне не справиться с её потерей. Вот только когда я стал понимать Станислава. Прости, Стас, за недалёкие мысли и насмешки, когда ты срывался, не в состоянии больше ждать любимую, когда кричал и просил бога о смерти. Лиза проговорилась как-то, плача у меня на плече. Прости, друг! Теперь понимаю, что чувствовал и почему не хотел жить: сознавал – нет смысла. И я понял. Сегодня. Сейчас».

      Продрогнув до кишок, вышел, вытираясь полотенцем, автоматически включил чайник. Одевшись, сел в кресло, заварил крепкого цейлонского и… забыл о нём. Смотрел сквозь стены, больше не соображая ничего.

      «Так кто я такой? Для чего живу? Почему? Зачем? Будто и не человек стал. Словно сдулся, сжался и пропал в щели, потерялся. Как опомниться? – вскинул голову, побледнел красивым интеллигентным лицом. – Вадим, только не сдавайся! Если вы пропадёте, и я пропал! Не начав жить, не дождавшись ответной любви, не успев ничего…»

      Очнулся от стука в дверь. Передёрнувшись от неприятного предчувствия, встал, сжал кулаки, нервно выдохнул и пошёл открывать.

      «Началось?»

      Увидев, выдохнул с облегчением: «Слава богу, это не “органы”, а их законный представитель, Зорин!» Обрадовавшись, впустил гостя.

      – Закрыл? Слушай тогда внимательно…

      …Через несколько минут, выглянув в пустой коридор, визитёр ушёл, оставив поражённо молчащего Толика в кресле.

      Бледный, неподвижно смотрящий на стол, так и не выпив чай, он выпал из действительности надолго. Мысли кипели и метались, сталкивались и не желали выстраиваться в логическую цепочку: едва хватался за один конец, тут же вырывался другой.

      Устав от безрезультатных попыток, заставил себя очнуться, выпить залпом остывший и горький чай. Вздрогнул от его крепости и терпкости, облегчённо вздохнул: «Чего испугался? Ты же сам его об этом умолял! Забыл? Всё готово, а ты не можешь отважиться резко сломать жизнь и стать другим человеком? Ответственным за чужие судьбы и жизни? Не хочешь стать спасителем любимой?! И кто ты после этого? Малодушная размазня? Червяк? Трус?»

      Схватившись за голову, застонал, уговаривая, как маленького, подбадривая, хваля и возвышая в собственных глазах. Сработало! Засмеялся и… справился с панической атакой.

      «Всё нормально, парень – минутная слабость, только и всего. Вполне объяснимо: сегодня предстоит решительно и бесповоротно поменять жизнь. И не только свою. Готов, Толик? А? Да. Да! Я готов. Согласен. Окончательно решился: быть обновлённому Анатолию Николаеву и новой жизни. Быть!»

      Беззвучно посмеивался короткому сумасшествию, временному помешательству, затмению разума, воли и сердца.

      «Интересно, у Вадима такое бывало в жизни? Или они особые, “чекисты”, и не подвержены подобным состояниям? Учитывая специфику их службы, очень бы удивился, если б хоть раз в жизни не испытал Зорин похожего. Живой ведь. Не робот».

      Осмотрев дорогой костюм, повязал галстук, несколько раз глубоко вздохнул, похлопал по щекам пальцами, возвращая румянец, и пошёл работать.

      «Время помутнения рассудка прошло, пора включать ясный и острый ум, иначе не выжить. Никому. Помни это».


      Ресторанчик медленно наполнялся туристами – завтрак.

      Галдели, переговаривались, махали руками, приглашая за столик приятелей… Всё, как всегда.

      Пока не появился Стас с очередным спичем или безумной идеей, можно было спокойно позавтракать.

      Подойдя к столу с блюдами, Николаев оглянулся на двери: «Идут!»

      Усмехнувшись, взял самый большой поднос и нагрузил до отказа едой.

      «Сейчас накормлю насильно, чтобы не урчали на маршруте пустыми животами».

      Смеясь, понёс тяжелую ношу к столу гидов.

      – Так-так… – Лиза рассмеялась заразительно и звонко. – Вы только посмотрите на этого обжору! – увидев «большие» глаза Толика, рухнула от смеха на стул. – Прости, а то я уж, грешным делом, подумала, что ты много трудился ночью – восполняешь… – увернулась от скомканной салфетки, – энергетический баланс в организме! – наклонилась, уворачиваясь от виноградины. – Кто же тебя так уездил, родной?..

      Смеялась, а туристы оборачивались, улыбались, краснели: «Милые семейные разборки!»

      Уловив их острый интерес, Толик воспользовался: наклонился и поцеловал насмешницу в губы, предостерегающе посмотрев в глаза, чтоб не накинулась с кулаками и не испортила впечатления.

      Поняла, замерла и… обняла за шею, прижимая голову, зарываясь тоненькими пальчиками в мужские волосы.

      Поцелуй неожиданно стал настоящим: сильным, глубоким и… тревожаще-чувственным! Благо, Вадима рядом не было.

      Опомнилась, покраснела, отругала себя, опустив голову, а парень нежно-сладко целовал пунцовые щёчки и шейку любимой.

      – С ума сошёл, Толька? – шёпотом прошелестела.

      Мягко отталкивая нахала, а он стал целовать алые ушки и душистые волосы со стоном, сев рядом на стул. Задрожала, покраснела до слёз.

      – Что на тебя нашло? Свихнулся совсем?..

      – Тссс! Так надо, Лизонька, – ласково целуя висок, трепетно зашептал в волшебные кудрявые белокурые волосы, дрожа от радости сердцем и… телом. – Это для дела, поверь мне, милая. Держи лицо и красней счастливо дальше. Постарайся сегодня мне подыгрывать во всём, что бы я ни сделал. Объясню позже, хорошо, родная?..

      Погладив дрожащей рукой смятенное личико, окунулся в застыдившуюся лазурь серыми сумерками, с любовью улыбнулся и… отпустил девичьи плечики, немного отодвинул стул. Спокойно налил ей чай в чашку, положил пару бутербродов на тарелочку. Сидел рядом и пил чай, радуясь, что «опер» не показывается пока в зале. Улыбаясь, всё что-то тихо говорил, смотря сияющими восхищёнными глазами на пунцовую коллегу, окунаясь в невероятную синь, лаская, обожая и неистово признаваясь взглядом: «Ты любима!»

      Трепетала, волновалась и замирала от двоякого чувства: почему-то рада была до крика и испытывала такое смущение… Виновато посмотрела ланьими влажными глазами, на что поцеловал её пальчики и ободряюще улыбнулся, касаясь лбом головки.

      – Мы влюблены и счастливы, Лизонька. Тссс…

      Пожал ручки сильно, предупреждающе, когда хотела вскинуть голову, насторожённо заглянул в мятежную душу. Поняла, вздохнув, опустила, сникла.

      – Ешь! День будет тяжёлый. Ты мне нужна сообразительная, сильная и весёлая, – легко поцеловал ручки и, отстранившись, принялся за завтрак. – Приятного аппетита, милая! – громче, чтоб слышали люди.

      – Спасибо, Толенька, родной, – так же ответила, отпила чай, отщипнула сыр. – Мир обезумел! – поймала лукавый юный взгляд, покачала головой. – Точно-точно. Сумасшествие творится какое-то сегодня. Парни у Ланы ночевали. Оба! – подалась, наклонилась, уперлась лбом в мужскую щёку, зашептала. – Майлз поплакался. Так и сказал: «Она их вдвоём в номере держала всю ночь».

      Уткнулась носиком в его плечо, пьянея от запаха лосьона, кожи и шерсти ткани, скрывая бурную краску на лице от гостей и Тольки: «целовал» глазами и так смотрел!

      – Стас сошёл с ума. Джордж туда же. Вот и говорю: вирус безумия всех заразил. И тебя!

      Ткнула в крепкий бок кулачком.

      Лишь поцеловал в щёчку, блаженно улыбаясь!

      – Вцеплюсь… – покраснела до слёз. – Что происходит на корабле? Чума? Оспа? Холера?

      Пыхтела и возмущённо сопела, качала белокурой кудрявой головой, а иностранцы млели и радовались! Метнула поверх крепкого плеча нечаянный взгляд в полный зал, ошалела.

      – Чего они так радуются за нас?.. Да что твориться?!

      – Спокойно! Улыбайся, любимая, нас снимают…

      Поднял ласковой рукой смущённое личико и, медленно склонившись, поцеловал в губы мягко и невинно, вызвав тактичные покашливания старушек. Убедившись, что репортёры успели несколько раз запечатлеть крайне важный момент, отпустил зардевшуюся Лизу, поднял высоко обе руки, «сдаваясь», прося, тем самым, прощение у людей.

      Смеялись и мечтательно вздыхали!

      Положил тёплую руку на худенькое женское плечико, сжал надёжно, нежно, по-мужски, буквально сказав этим: «Со мной ты в безопасности».

      Ощутив перемену, метнула непонятным взглядом на страстное лицо, инстинктивно дёрнулась – сильнее сжал пальцы на плече.

      – Успокойся. Думай. Наблюдай. Анализируй. Сам мало понимаю, но нам на руку – ослабит внимание к Вадиму надзорных, – продолжал поддерживать, невинно улыбался, предостерегая глазами от неосмотрительных действий. – Он в большой опасности. Я видел новую машину во дворе. Микроавтобус с московскими номерами. Стёкла глухо тонированные. Мужчины высокие, мощные, со специфическими стальными цепкими глазами, все в одинаковых чёрных кожаных пальто и меховых шапках. Кто это, объяснять не требуется?..

      Покачала головкой, передёрнувшись тельцем, сжала кулачки до хруста, побелели костяшки.

      Взял их в тёплый плен и стал успокаивающе гладить, распрямляя и согревая похолодевшие от ледяной панической атаки суставчики.

      – Мы можем только этим помочь, понимаешь? Совсем нетрудно изобразить на несколько дней, до окончания маршрута, взаимную любовь, правда? – заглянул в глаза, лукаво улыбаясь, придавая силы искренним добром и бесконечным терпением. – Мы же не американцы или шведы, в один номер точно не ввалимся втроём?

      Не сдержалась, рассмеялась хрупкими серебряными колокольчиками, щедро рассыпав их по залу!

      Туристы невольно оглянулись, заулыбались, зашептались.

      – Ты воспитана иначе, я тоже. Нам легко это сыграть, – обнял рукой за талию, с наслаждением целуя головку в светлых локонах. – Как ты сегодня хороша, Лизонька! Болезненная бледность тебя даже красит. Ты стала похожа на актрис немого кино…

      …Вадим наблюдал за их столиком из-за дальней колонны зала и мучился от противоречивых чувств: рад был, что девочка приняла правила игры и не испортила всё в самом начале, и не мог расслабиться, видя, как светятся настоящим мужским счастьем и откровенным торжеством глаза парня.

      «Если я пропаду на несколько лет – отберёт у меня Лизку! Дьявол… – очнулся, извинился перед богом, зажав крест в руке. – Отставить, офицер! Спокойно. Всё идёт по плану. Группа видит и радуется – поверили. Значит, мы выбрали верную тактику. Следуем выбранному направлению и дальше, и не психуем, Вадик! Ты же профессионал! “Легенда” выстроена грамотно, работает без сбоев. Молодец Николаев, справляется пока с блеском. Прости, Лизка. Делаю это, чтобы спасти тебя и малыша, а на мои чувства смело наплюй – ваша жизнь теперь дороже. И прости паренька влюблённого. Он с сегодняшнего дня начинает новую жизнь. Помоги ему в этом, единственная».

                Октябрь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/10/06/2151