Трудель Хергезель

Trudel Hergesell
Хергезели ехали поездом из Эркнера в Берлин. Именно так, Трудели Бауманн больше не было, любовь Карла победила, они поженились, и теперь в 1942 году Трудель была на 5-том месяце беременна.
После этого они оба ушли с фабрики униформ -  после случая с Григоляйтом и «Бэби» они чувствовали себя там довольно неуютно. Он теперь работал на химической фабрике в Эркнере, а Трудель подрабатывала шитьём на дому. С чувством лёгкого стыда теперь вспоминали они о времени своей запретной деятельности. Обоим было ясно, что они провалились; и оба теперь понимали, что для деятельности, требующей полного отречения от собственной личности, они не подходили.Теперь молодожёны жили только для семейного счастья и наслаждались радостью предстоящего рождения их первенца.
Когда они покинули Берлин и перехали в Эркнер, они надеялись жить там в полном покое. Как и многие жители больших городов, они думали, что доносительство так сильно распространено только в Берлине, а в провиции, в маленьком городке у людей ещё сохранилось чувство порядочности. Но им пришлось узнать, что наушничество, шпионство и доносительство там были в десять раз хуже, чем в большом городе. В маленьком городке не возможно затеряться в толпе. Каждый был на виду, его личные отношения  сразу становились всем известны, разговоров с соседями было не избежать, и тем, как они потом искажались, молодожёны ни раз были озадачены.
Потому что они не состояли в партии, редко принимали участие в собраниях, стремились жить закрыто для себя, потому что у Карла были тёмные длинные, вечно лохматые волосы и чёрные сверкающие глаза (по мнению соседей так выглядели социалисты и пацифисты), потому что Трудель однажды сказала, что ей жаль евреев, скоро их причислили к политически ненадёжным, и за каждым их шагом стали наблюдать, каждое слово доносилось.
Молодые люди это чувствовали, им было неприятно, но они внушили себе, что это им ни по чём, что с ними ничего не может случиться, потому что они ничего не предпринимали против режима. «Мысли свободны» - говорили они, но и в этом они заблуждались.
Они были как два влюблённых, которые в штурм, сносящий дома,  прижимаются друг к другу в волнах, между тонущими животными, и думают, что силой своей любви могут спастись от всеобщей гибели. До них ещё не дошло, что в этой военной Германии больше не было частной жизни. Никакой уход в частную жизнь не спасал никого от принадлежности к немцам и к немецкой судьбе, не мог избавить от действительности — как всё учащающиеся бомбардировки, без рабора падающие на правых и неправых.


На Александерплятц супруги разошлись каждый по своим делам. Ей нужно было поспешить на примерку, в дом на Малой Александерплятц, а он хотел посмотреть продаваемую по объявлению в газете коляску. Договорились к обеду опять встретиться на вокзале.
Трудель, на 5-том месяце чувствовавшая себя хорошо, быстро  свернула на улочку и вошла в здание.
Перед ней по лестнице поднимался мужчина . Хотя она видела его только со спины, но сразу же узнала  по росту,  характерному  повороту головы и поднятым плечам, в этом человеке Отто Квангеля, отца её бывшего жениха.
Непроизвольно она сначала придержала темп, а потом пошла за ним, готовая  тотчас же остановиться у двери бюро,  в которую он позвонит.
Но Отто не позвонил, а остановился у окна, достал из кармана открытку и положил её на подоконник. Как раз в этот момент их взгляды встретились. И потом, толи он её не узнал, толи не захотел узнать,  прошёл мимо и стал, не оглядываясь, медленно спускаться.
Она же поспешила к подоконнику, взять открытку. Прочитала лишь первые слова:»Вы всё ещё не осознали, что фюрер вас бессовестно обманул, когда сказал, что Россия вооружалась для нападения на Германию?». И побежала за Квангелем.
Догнала, когда он уже выходил из здания, подошла и спросила: « Ты меня не узнал, отец? Я же Трудель!»
Он повернул к ней голову, и в этот момент она подумала, что он не захочет её узнать, но он коротко кивнул и сказал:» Хорошо выглядишь, девочка!»
«Да», - сказала она, и её глаза засияли. «Я чувствую себя такой сильной и счастливой, как никогда. Я жду ребёночка. Я вышла замуж. Ты на меня не сердишься, отец?»
«Почему я должен на тебя сердиться? Из-за замужества?  Ну что ты, Трудель, ты же молодая, а Отточка уже скоро как 2 года мёртв. Нет, и Анна  на тебя из-за этого не обиделась бы, хотя каждый день думает о своём сыночке.»
«Как она себя чувствует?»
«Как всегда, Трудель, как  всегда. У нас, стариков ничего уже больше не изменится.»
«Нет!», сказала она и остановилась. «Нет!» Её лицо стало серьёзным. «У вас многое изменилось. Помнишь, как мы стояли в коридоре фабрики под плакатом с известием о казне? Ты ещё меня там предупреждал...»
«Я не знаю, о чём ты говоришь, Трудель. Старый человек многое забывает.»
«Сегодня я тебя предупреждаю, отец», - тихо и настойчиво продолжила она.
«Я тебя видела, как ты положил открытку на лестнице, эту ужасную открытку, которая теперь у меня в сумочке.»
Теперь вдруг он посмотрел на неё довольно холодно, даже враждебно.
Она прошептала:»Отец, речь идёт о твоей голове. Как я , и другие могли тебя заметить. Знает мама о том, что ты делаешь? Ты это часто делаешь?»
Он так долго молчал, что она уже подумала, что он не хочет ей отвечать.
Но потом он сказал:»Ты же знаешь, Трудель, я ничего не делаю без матери.»
«О!» - вскричала она, и слёзы выступили у неё на глазах. «Я это подозревала. Ты и маму в это втянул.»
«Мать потеряла своего сына. Она с этим ещё не справилась — не забывай этого, Трудель!»
Она покраснела, как- будто он её укорил. «Я не думаю, что Отточка был бы согласен, если бы он увидел свою маму за этим занятием.»
«Каждый идёт своим путём, Трудель.», - ответил Отто Квангель холодно. «Ты твоим, мы — нашим. Да, мы идём своим путём.»  Он откинул голову назад, потом вперёд, как птица клюнула. «А теперь нам нужно расстаться. Всего доброго, Трудель,  твоему ребёночку. Я передам маме привет от тебя — м.б.»
Он уже пошёл.
Потом вернулся и сказал:»Открытку не оставляй в сумке, понимаешь? Положи её где-нибудь, как это сделал я. И твоему мужу ничего об этом не рассказывай. Обещаешь мне, Трудель?»
Она кивнула и со страхом на него посмотрела.
«А потом забудь о нас. Забудь всё о Квангель; если ты меня ещё раз увидешь, ты меня не знаешь. Поняла?»
Опять она могла только кивнуть.
«Ну, всего хорошего», - сказал он ещё раз и, действительно, ушёл...
Когда Трудель клала открытку, она испытала все страхи преступника, подозревающего, что его засекут. Она даже не решилась дочитать открытку до конца.
Трагическая судьба, и эта ткрытка Отто Квангеля, найденная дружественным человеком, не смогла оказать своего воздействия. И она была зря написана, и в этом случае получательница имела лишь желание, поскорее от неё избавиться.
После того как Трудель положила открытку на старое место (ей и в голову не пришло искать другое), она поспешила  наверх и позвонила в бюро адвоката. Для его секретарши она сшила платье из материи, украденого во Франции, и присланного ей другом, работавшем в министерстве безопасности..
Во время примерки Трудель бросало то в жар, то в холод, вдруг у неё потемнело в глазах. Ей даже пришлось в комнате адвоката ( его, к счастью, не было в бюро)  прилечь и позже выпить кофе, настоящего кофе (украденного  другим приятеля секретарши  - струдником СС.)
В то время как сотрудники бюро заботливо за ней ухаживали — её положение нетрудно было заметить, ведь она весь груз носила спереди, в это время она думала: старый Отто прав, я не должна Карлу ничего о нашей встрече рассказывать. Только бы это не повредило ребёночку, всё это меня всё-таки ужасно взволновало. Ах, отец, не нужно было ему этого делать! Он что совсем не понимает,  сколько страху и беды наводит на людей? Жизнь  сейчас и без этого достаточно тяжела!
Когда, наконец, она покинула бюро, открытка исчезла. Трудель с облегчением вздохнула, но это состояние скоро испарилось. Она не могла перестать думать, у кого теперь открытка, так ли он испугался, как и она, что он будет с ней делать?  Мысли всё время кружили вокруг этой темы.
Так легко, как Трудель покинула Александерплятц, она не возратилась. Вообще-то  Трудель нужно было ещё сделать покупки, но она чувствовала, что сил совсем не осталось.
 Трудель сидела в зале ожидания и надеялась, что Карл скоро вернётся. Когда он прийдёт, страх её, конечно, исчезнет, хотя она ему ничего не расскажет. Достаточно будет одного его присутствия...