5. Душевные сарайные будни

Понедельник, 1 или 2 июля

Абсолютно утратив желание снова идти к ним, я вновь ощутила вкус к Сараю. Посещение его меня радует. Может, потому, что я немного отдохнула от него и пришла только под вечер.
Произошло сегодня совсем не знаменательное событие, не из ряду вон выходящее, но меня взбодрившее. Я впервые за лето искупалась. Пребывание в реке удивительно благоприятно подействовало на меня.
Вечереет, в Сарае уютно от проникших сюда лучей закатного солнца. Как хорошо здесь находиться. Одной. Блаженное состояние. Редкое спокойствие и в Сарае, и во мне. Затишье...
В такие моменты, главное, чтобы никто не пришел, не нарушил это состояние. И как хорошо, что ко мне действительно никто не придет, и я не должна никуда идти, чтобы выслушивать эту белиберду.
В деревне очень, очень хорошо. Размеренно. Бывает и скучно. Но какая это приятная скука! Как ее иногда не хватает в городе, где, вспоминая эти часы лени, понимаешь, как много можно было сделать полезного. А в состоянии этой лености, даже думать не хочется.
Я ежедневно посещаю Сарай — и это моя единственная обязанность передо мной. У меня много книг. Я читаю о судьбе Раскольникова. Отчасти его депрессивные настроения передаются и мне.  Но одиночество Раскольникова — трагическое, безысходное и мрачное, а мое, если это и можно назвать одиночеством, светлое, уютное и насыщенное. Да, Достоевский тянет, расписывает... Но как сказал Пушкин: "Поэзия, прости господи, должна быть немного глупой", а проза, по словам Бунина: "... прости господи, немного скучной".

Я воспринимаю сарайство, как паузу на обдумывание былого.

Павлик не будет ко мне приходить в Сарай, потому что он боится шмелей-холостяков и сеньору Козу с компанией. Это особенность Павлика — пугливость. От этого и ходит он нервно, немного странно.
Когда Павлик возвращается с реки с ведром намытой посуды, а Рекс гуляет и, иногда, гавкнет на Павлика, то Павлик при виде Рекса бросает ведро с посудой и бежит наутек. Смешное зрелище. Павлик уже столько посуды разбил.
Павлика в деревне называют самым умным. Он много всего помнит и знает, и всем рассказывает, объясняет, кого-то цитирует, но его никто не слушает, даже затыкают, но он не обижается.
С Павликом мне бывает интересно поболтать, но он, когда увлекается, может так долго говорить, что потом голова болит.

Дядя Женя на днях рассказал байку. У его друга умер папаша. Это случилось зимой, когда стояли дубовые морозы. И за то, чтобы рыть могилу в промерзшей земле, потребовали огромную плату. Друг долго возмущался, но могильщики не уступали и предложили ему подождать до весны. Экономный друг так и поступил: посадил папашу на стул на балконе. Тогда на улице холоднее было, чем в морге. И папаша так и сидел на балконе, как живой, пока соседям не надоело на него смотреть. Им уже начинал запах чувствоваться. Они вызвали милицию. С милицией приехали журналисты. Тут же ознаменители жильца, живущего после смерти на своем балконе. Естественно, после такого его похоронили бесплатно.

Вспомнила еще одну. Рассказала Добржинская:
"Поехали мы как-то с подругой в Финляндию на автобусе. Пассажиров было мало: бабка с тазом квашеной капусты, женщина с ребенком в коляске, старик с рассадой в деревянном ящике и еще пара человек. Автобус двинулся. На полу со звоном перекатывались от стенке к стенке пустые бутылки.
Граница, таможенники проверили документы, никого подозрительного не выявили.
Автобус миновал оба погранпоста. Пассажиры зашевелились. Бабка тут же разрыла капусту и вытащила приличного объема пакет со спиртом. Женщина извлекла подобный из коляски. Дед тоже раскапал свою рассаду и помимо спирта достал этикетки. Все пассажиры были подключены к работе: кто бутылки заполнял, кто этикетки клеил.
Мы же с подругой сидели как белые вороны и по тому, как глянул на нас один пассажир, поняли, что лучше сидеть тихо.
Новоразлитые бутылки стали неотличимы от настоящих. Автобус остановился на неуказанной в маршруте остановке, где уже ждали финны. В момент все было сбыто.
Обратно мы возвращались поездом".


Вторник, 2 или 3 июля

Приходил Миша со своим длинным сопровождающим — Григорашей-Парашей — и застал меня в компании Артема и Димки. Мы как раз играли с велосипедом. Я их смешила. Это было совсем несложно. Димка так хохотал, что мне тоже стало смешно.
Мне вдруг стало совсем смешно, потому что я смеялась не совсем над тем, над чем Димка с Артемом – это была демонстрация перед Мишей того, что мне и без него весело. 
Миша с Григорашей, оказывается, пришли за "Божественной комедией". А у меня уже к Мише неприязнь сложилась, обида закрепилась. И мне не хотелось отдавать мою новую, еще поскрипывающую при открывании Комедию, чтобы какой-то Миша читал ее вперед меня. Поэтому я так и сказала, даже без смеха:
— Прости, Миша, но я ее сейчас читаю.
Миша помолчал, потом они повернулись и ушли. Молча и с неизменившимися лицами. От такого поворота мое отношение к Мише еще более усугубилось. Вот так легко у меня портится настроение.

Я полистала свой дневник: Миша, Миша, сплошной Миша!
А как же Человек-Сарай? Ведь по замыслу должно быть: Сарай, Человек, Сарай и Человек, Человек-Сарай...
Кстати, меня уже называют Сараем. По дошедшим слухам.
Надо взять с собой в город немного сена из Сарая, чтобы был у меня кусок Сарая. В следующем году Сарая может и не быть, но быть с Сараем дух обязан.

В свое оправдание, я обязана сделать следующую запись. Вот прямо в данный момент на моих глазах Миша, побывавший у меня какой-то там час назад, уже на берегу тискает Марину. Фу, какая гадость! А потом он намеревался тискать мою "Божественную комедию"? Фу, какая мерзость! Ну, знаешь ли Миша — если собрался тискать, то что-то одно.


Уже пятница 6 июля

Я не притрагивалась к блокноту все это время, потому что мне было хреново. "Грусть-тоска меня съедает". Я наведывалась в Сарай изредка, чтобы почитать.
И совсем и не хотелось мне в Сарай, даже наоборот: в Сарае я чувствовала себя как на корабле в океане — меня укачивало.
Надо думать, что это второй кризис Человека-Сарая, когда противен Сарай.
Зато я с головой ушла в иные миры к Достоевскому, Данте, Шри Ауробиндо, Маркизу де Саду и прочим. Невероятно странная компания. Но они слились для меня в один гигантский вакуум, в котором я очутилась.
Но вот я вернулась в Сарай. Значит, переборола второй кризис. А вот первый по-прежнему давит на меня. Я одна.
С тех пор как я увидела Мишу и Марину в собачьей позе, я больше никого не видела.
А между тем обо мне складываются слухи в деревне. Удивляются тому, что я хожу с рюкзаком (в нем я ношу диктофон и блокнот) и безвылазно сижу в Сарае, не дружу с "робятишками". Одним словом, все мне удивляются.

Только что подсел Коля Тараканов, местный пьяница, с седыми кудрями — красивый. Говорил много. Говорил, что я "молодец девка" и что он впервые такую, как я "умную девку" встречает, которая еще и книги читает. Я разомлела, как кошка на солнце. Как он разглядел во мне ум?
Рассказал, что читать любит, с детства читает.
— Много мыслей приходит, когда читаешь.
Я покивала. Вдруг он спросил, почему я не дружу с ребятишками. Кажется, на эту тему я исписала пол дневника и уже запуталась. Я замялась и попыталась объяснить:
— Я не не дружу... Я очень дружу, но я... Понимаете...
— Не интересно?! — подхватил Тараканов. Хотя я не совсем это имела в виду, но кивнула. Он сразу так обрадовался, принялся меня хвалить, уверять меня в правильности моих действий:
— Молодец, нечего в пустое время тратить!

И тут я подумала, что я все равно трачу время в пустое. Я страдаю от безделья.
Под влиянием Шри Ауробиндо, я последовала его совету — освободиться от всех мыслей. Я села по-турецки, сжала безымянный и большой палец, положила руки на колени, прикрыла глаза и попыталась освободиться от всех мыслей. Оказалось не так легко. Постоянно крутится мысль: "Я ни о чем не думаю" и еще одна: "А все-таки, почему ко мне никто не приходит?"
Например, тот же Миша. Вон он идет сейчас с речки, я вся переполняюсь радостным предвкушением встречи...
 Нет. Не пришел. Досадно-то как.
Продолжаю. Я ни о чем не думаю, кроме того, что я ни о чем не думаю. Это уже раздражает: я все равно думаю.
Да много времени прошло. Должно быть, точно не придет. А я надеюсь.
Не думать у меня вовсе не получается. Просто моя голова набита таким количеством чуши, что там уже и места пустого не найти.
Мне срочно нужно заняться каким-нибудь делом, чтобы не томиться, иначе потом буду жалеть о потерянном времени.
Ну, пришел бы кто, в конце концов, для поболтать...


Суббота, 7 июля

Это глупо, но я и сегодня пытаюсь освободиться от мыслей. Я бью себя по голове книгой.
Шри Ауробиндо начал путь в двадцать лет. До этого он изучил культуру Европы, выучил запредельное количество языков, перечитал немыслимое количество книг... И вдруг решил освободиться от всех мыслей.
Неожиданный поворот событий.
Но лучше себя не сравнивать со Шри Ауробиндо. Он в 12 лет латынь знал и французский в совершенстве. А мне скоро 15, и я сижу в Сарае.


Воскресенье, 8 июля

Утром сходили в лес, в ...

...Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!

Я была в черной куртке, и комары только меня и отличали. Лицо распухло.
Похолодало.
Сижу в ... Сарае. Страдаю меланхолией. Безмерно приятное занятие. Ничего не делаю (как обычно), слушаю Джо Дассена.
Ничего не хочу. Ничего не ожидаю.
Пол часа назад я смеялась как полоумная истеричка, а на данный момент, как и полагается "И скучно и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды..."
"Кому же охота с тобой целое лето в Сарае просидеть? Вот и не жалуйся!"
А я больше не жалуюсь. Мне все равно.
"Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас".


Недавно я попробовала сойти с ума. Я почувствовала это состояние на одно мгновение, которого я перепугалась.
Произошло это следующим образом. Я, как полагается добропорядочному Человеку-Сараю, сидела в Сарае. И тут я внезапно осознала, что я постоянно говорю что-то про себя, что, по-моему, и означает — думать. Зачатки мыслей вылетают неведомо откуда (вдруг откуда ни возьмись, как русская история) и мой внутренний голос мне их озвучивает.
Одним словом, я четко ощутила внутри своей головы этот голос оттого, что как раз с помощью него и обдумывала эту идею. И голос понял, что я его обнаружила...
Он тут же взбунтовался и стал совершенно не управляемым. Мне стало жутко не по себе, потому что я ведь никак не могу отделаться от него. Ощущение безвыходности.
Он сидит во мне, как я в Сарае, и никогда не покидает меня. Может, только по ночам он замолкает. Так и до самоубийства он довести сумеет, если с ним не дружить.

У меня приятная расслабленность, я возлежу на сене. Еще со мной леность, неопределенность, и скука, и грусть, и печаль — и все женского рода.