Казаться и быть...

     Она производила на окружающих неизгладимое впечатление. И дело было даже не в изумительно гармоничном наборе черт ее внешности. В наше время красота стала покупаемой, растиражированной, а потому перестала трогать, удивлять и восхищать. Все чаще мы ищем в женщине что-то неуловимое, но настоящее. То, что невозможно подкрасить, подмазать, подтянуть, нарастить или исправить «ботоксом». Ищем «это» почти с отчаянием. С отчаянием потому, что находим все реже. А «почти» - потому что все еще надеемся найти…
     Так вот. Она потрясала не столько внешностью, сколько тем, как вскидывала ресницы и как одухотворенно отвечала на дежурный, в общем-то, вопрос «где ты работаешь?» неопределенно-таинственной фразой: «Я? Убираю галактику…» Потом обреченно вздыхала и закатывала вверх свои огромные глаза с голубоватыми белками и фиалковыми зрачками. Сразу на ум приходили поэтические метафоры, которые проходили в школе на уроках литературы в каких-то …десятых годах, когда такие очи сравнивались с бархатистыми и, почему-то, обязательно украинскими вечерами. И невольно хотелось тоже задрать свои глаза повыше в небо и разглядеть ту волшебную галактику, сияющую от чистоты, которую навела там эта странная женщина.
     Удивительно, но никому не приходила в голову уточнять, а что же, собственно, это значит. Никому не хотелось конкретики! Она ходила, окутанная домыслами, дарила окружающим возможность додумать, дофантазировать. Разрешала делать из себя легенду, ведь, по сути, мы так нуждаемся в тайнах именно сейчас, когда, практически, уже раскрыт даже геном человека, и жить с каждым днем становится все скучнее…
     Одни говорили, что она – великий астроном и «убирает» в галактике «белые пятна». Другие были уверены, что она – дипломированный эколог фанатично борется с загрязнением окружающей среды. Третьи осторожно интересовались, как можно записаться к ней на прием, убежденные, что она умеет общаться с душами умерших и видит цвет ауры каждого человека.
     Весь ее вид буквально кричал об «избранности». Тонкая кость, осанка Плисецкой. Длинные руки с пальцами Паганини, ноги с идеально расположенными четырьмя зазорами. Шея Нефертити, густая «шапочка» темных волос Мирей Матье. И эти непостижимые фиалковые глаза… С ней можно было не разговаривать, не дружить – просто смотреть – уже было удовольствие. А еще – прекрасный повод взахлеб рассказывать кому-нибудь о своей удаче – соприкосновении с нею. Да никто, в общем-то, и не стремился сблизиться с ней. Мужчины воспринимали как божество, а кто ж осмелится покуситься на святость? Это ж, практически, грех, кощунство какое-то. Хороша, конечно, слов нет, но уж лучше пусть кто-нибудь другой. Маша из соседнего отдела тоже ничего. И вся такая понятная: любит конфеты, шампанское, как все нормальные бабы, да и взгляды на супружескую верность у нее относительные. А эта вперит свои, которые с поволокою, и так посмотрит, будто ее та самая галактика чище, чем самый благоухающий на Земле метросексуал…
     Считалось, что ее общество приносит удачу. Ее приглашали на крестины, на свадьбы и даже на разводы (тот, на чьей стороне она «разводилась», неизменно получал бОльшую часть совместно нажитого имущества). Ее первую, словно породистую кошку, впускали в квартиру при новоселье, и там, где она останавливалась в задумчиво-растерянной позе, устраивали тайники для сбережений. В качестве приглашенной в веселую компанию она обычно молчала, сидя в самом темном углу. Там она смотрелась неприлично интимно и, несмотря на кажущуюся пассивность, неизменно оказывалась в центре внимания…
     В подобных обстоятельствах, будучи членом такой компании, я впервые ее и увидела. Все описанное выше, естественно, я узнала позже от услужливых подружек, пораженных моим невежеством (как! Ты Ее не знаешь?!) и чуточку презирающих меня за «отсталость». Незаметно и постепенно вся мужская часть компании сгруппировалась в углу, где сидела она, освещенная единственным источником – декоративной подсветкой аквариума. Казалось, она действительно не прилагала ни малейших усилий, чтобы переманить к себе все мужское общество. Но все-таки я заподозрила некий тонкий расчет в том, какое удачное место она себе выбрала – настолько выгодно подавала ее лицо мерцающая подсвеченная вода в стеклянном кубе. А как она сидела! Сколько грации и покоя, сколько полунамеков и обещаний, сколько недосказанности. «Ах! Да ничего особенного… Я убираю галактику…» И горестные складки в уголках губ. И обреченность в удивительных глазах. А мне, как остальным, тоже совершенно было наплевать, что же это значит. Мне, как и всем, хотелось просто смотреть на нее. Поражаться и, что уж там греха таить, завидовать ее умению так себя нести. Так подавать, чтобы любой дополнительный вопрос казался бы кощунственным. Она мягко, но неуклонно заставляла любить ее такой, какою она казалась. Разве это – не талант?..
     А потом настал тот день, когда, поддавшись модному веянию, я купила абонемент в фитнес-клуб. Сейчас я благословляю этот день, ибо благодаря ему я научилась распознавать иллюзии и понимать, как велика пропасть между понятиями «казаться» и «быть». В восемь утра, галопируя на беговой дорожке, я увидела ЕЕ. Нет, не на соседнем тренажере, а за стеклянными дверями аэробного зала. Со шваброй в тонких руках с пальцами Паганини…
     Она говорила правду. Она действительно убирала галактику. Только в кавычках и с большой буквы. Поскольку именно так это слово было написано на моей карте фитнес-клуба. И знаете, я поклялась самой себе, что о моем «открытии» ЕЕ таинственной галактики больше никто не узнает. Потому что, оказывается, иллюзии куда слаще, чем реальность, которой в наше время стало чересчур, ну просто непростительно много…
     Я не могла к ней не подойти. Если бы я этого не сделала, то всю оставшуюся жизнь мучилась, сожалея об упущенном шансе узнать ее, настоящую… Не скрою, первым моим желанием было насладиться ее замешательством и стыдом, которые, как я ожидала, должны обязательно появиться на ее лице, стоит только ей меня узнать. А потом я планировала с усмешкой бросить ей в лицо: «Так вот она какая, твоя галактика…». И со снисходительной жалостью выслушивать ее сбивчивые оправдания… Но, пораженная несоответствием между репутацией и родом занятия, я опрометчиво забыла о ее таланте. Она пошла ко мне навстречу первая. Пошла красиво, с высоко поднятой головой и крепко сжатой шваброй в изящной руке. Лицо ее было одухотворенным и счастливым. Она улыбалась мне и искренне радовалась встрече! От ее заторможенной томности не осталось и следа, черты были живыми и подвижными, а взгляд открытым и…могу поклясться…наполненным любовью!
     Я ждала ее приближение в полной оторопи. Все слова, которые я готовила для нее, уступили место восхищению. Знаете, какое сравнение первым пришло мне в голову? Мне почудилось, будто я долго блуждала по раскаленной пустыне, вытаскивала себя из зыбучих песков и бредила миражами, а потом, вскарабкавшись на очередной бархан, увидела необыкновенной красоты оазис. Реальный, настоящий. И даже если в своих миражах я видела волшебные замки и космические миры, этот живой кусочек земли показался мне самой дорогой и родной точкой во всей необъятной галактике…
     Наконец, расстояние между планетами «Я» и «Она» было преодолено. И я поняла, как страстно она к этому стремилась, как устала скрывать под атмосферными явлениями свои кратеры, ущелья и впадины. Она была мне рада. Мне, которой удалось узнать главную неровность ее ландшафта, и не отшатнуться, не поставить на ней клеймо. Поэтому она подошла ко мне с ровной спиной и произнесла, прямо глядя в глаза: « Ну вот и ты! Здравствуй, сестра…»…