Марина Данина

Я для собеседника – ходячий штамп, прочитанная книга, собрание мифов и что-то еще в том же роде лишь потому, что православная…
Набоков, например, считал способными прийти к Богу тех, кто является так называемыми «одинокими путешественниками» — независимыми мыслителями.
А мне кажется, что та болезненность, с которой «свободный мыслитель» блюдет оригинальность собственного мировоззрения (и требует таковой от других) – есть поиск окольных путей к бессмертию, в христианский вариант которого он не верит. Такой человек может признавать, что «Кто-то есть», но не признает себя Его бессмертным образом и подобием. Отсюда – болезненная попытка обессмертить себя каким-нибудь своим, особым образом, обнаружить свое «самостоянье человека» через какое-нибудь уникальное авторское богословие или творческий изыск, найти в своей душе уникальность, в изначальное существование которой он не верит.
А православная догматика в его глазах – коллективное самоубийство. Если человек не верит в МЕТАФИЗИЧЕСКУЮ ЦЕННОСТЬ СОБСТВЕННОЙ ЛИЧНОСТИ, ее глубину, то вся она – на поверхности, вовне. Скрупулезное оригинальничание по любому поводу становится главным средством самоидентификации и возможностью убедить себя: Я существую, Я останусь в чьей-то памяти, Я не зря живу. Судорожная попытка тех, кто не верит в ЛИЧНОЕ бессмертие, победить таким способом собственную смертность, особенно заметна в том, как на смену искусству, спокойно и легко созерцавшему красоту обыденных форм, приходит искусство эпатажа, выкрика, надрывного заявления: «Вот он я! Весь не умру! Останусь в вашей памяти и на страницах СМИ…».
Уверенность в бессмертии души дает возможность не распыляться на пустое оригинальничание. Человек, сознающий, что в нем есть нечто более глубокое и долговечное, чем «эмпирическая личность», не нуждается в оригинальности, ибо знает, что и так уникален. Это дает свободу думать и творить не только для красного словца.
Примеры? Неоригинальные, простите. Молодой Пушкин был весьма оригинален и бесконечно эпатажен, а зрелый – вечен и прост. Парадоксы Честертона свежи и блестящи, но они для него лишь средства доказательства Истины, а не собственного остроумия. Он был «махровый клерикал» и не тяготился своим «непрогрессивным» имиджем. Приняв Откровение и избавившись таким образом от необходимости биться лбом в поисках нового там, где сказано «Господь вчера и сегодня Тот же, и вовек» — писатель открыл по-настоящему широкие горизонты для мысли свободной и творческой.
Ментальная свобода, мне кажется, в том и состоит, чтоб не стесняться стать в строй, если его выбрали твое сердце и твой разум. ЛИЧНОСТЬ НЕ СТИРАЕТСЯ ПОД ФОРМОЙ, ведь она долговечней и глубже…

Написать личное сообщение    Добавить в список избранных