Глава 34. Про Одессу

6-12 февраля 2013 г. т

ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ

Голые короли

Глава тридцать четвертая

Поговорим, наконец, за Мишку Япончика. За триумфальное: его восхождение на вершину воровской власти и молниеносное падение в никуда на станции Воскресенск. С некоторыми подробностями того, как это делалось в Одессе. Не минуя «родительного падежа» Исаака Бабеля. В деепричастном полуобороте.

Кажется, так: Авраам родил Исаака, Исаак родил Бенциона Крика. Бенцион не родил никого. Откуда тогда взялся в Одессе легендарный Мишка Япончик, он же Моисей Винницкий? Может, мосье Мендель, известный на всю Молдаванку биндюжник, согрешил с мадам Горобчик на перекрестке ветров истории? О, эти лицемерные ветра, на которых зависли золотые пчелы щедро оплаченной скорби, эти глумливые молдаванские сквозняки, пахнущие потом, рыбой и чесноком! От них можно ожидать всего, вплоть до непорочного зачатия.

Полный сострадания к большой литературе и к обделенному культурному слою ломовых извозчиков Бабель проложил «сквозь кислое тесто русских повестей» контрабандную магистраль к балаганному двору Менделя Крика. То есть -в мир беспощадного к русскому языку жаргона, кабацких непристойностей и фальшивой поэтики опереточного бандитизма, уютно нежившегося в коротких, теплых волнах одесского юмора. Этот мир и породил знаменитого налетчика и романтика рэкета Мишку Япончика. Исаак только в замочную скважину подглядывал.

А прикончил Япончика безбашенный бессарабский бандит и по совместительству - герой Гражданской войны, комбриг Григорий Котовский, с которым будущий король парился в сибирском остроге. Этого лысого громилу с непроницаемой, как у моржа, физиономией, холодным блеском в глазах и камнем за пазухой Япончик ласково называл Симпомпончиком.

В середине 1919 года, незадолго до того, как в благородном одесском семитстве стряслось упомянутое несчастье, Моисей Винницкий официально числился в рядах Красной армии как командир воинского подразделения, личный состав коего условно насчитывал около трех тысяч профессиональных грабителей. Это был почти весь цвет Одессы-мамы, не считая Леонида Утесова, которого тогда звали Лейба Вайсбейн.

На боевом знамени блатного войска золотой вязью было вышито неповторимое и незабываемое: «54-й Советский Железный полк имени мировой революции и мамаши Мозес». На мировую революцию урканам было начхать, зато легендарную бандершу Сильву Мозес и ее толерантное заведение уважали душевно.

У них - своя масть. Не красная и не белая. Черная.


Грабеж - дело чистое


Беня Крик, который Япончик, смолоду забил на то, чего все еще не знали. Он не хотел стать биндюжником, как его папа. Не хотел быть электриком на заводе «Анатра». За какие грехи? Одесса не знает великих биндюжников, кроме, конечно, Менделя Крика. Она также не желала знать великих электриков по имени Мойша. Так пусть Одесса узнает великого бандита, уважающего искусство Федора Шаляпина, Эдуарда Багрицкого и самого себя. До «Одесских рассказов» он не дожил, зато кое-что из Багрицкого выучил наизусть. Вот это, например: «У старой пристани, где глуше пьяниц крик, где реже синий дым табачного угара, безумный старый бриг Летучего Корсара раскрашенными флагами поник...»

Бенчик видел себя таким Корсаром. И тоже творил литературное чистописание. Такое, например: «Многоуважаемый Рувим Осипович! Будьте настолько любезны положить к субботе под бочку с дождевой водой... и так далее. В случае отказа, как вы это себе в последнее время стали позволять, вас ждет большое разочарование в вашей семейной жизни. С почтением знакомый вам Мишка Япончик».

Помимо наглого рэкета Бенчик-Япончик беспечно бомбил квартиры, лавки и почтовые отделения. Однажды даже ограбил варьете «Мон амур», заявив, что его репертуар давно требует обновления. Он наивно полагал, что воля и револьвер - это все, что нужно Летучему Корсару для самоутверждения. Он не знал, как это делается в Одессе. Зато знал старый Меир Герш, смотревший за Одессой единственным глазом. Правила бандитского этикета требовали от нахального новичка засвидетельствовать почтение Гершу. Бенчик легкомысленно проигнорировал воровской профсоюзный устав и оказался социально незащищенным бандитом.

Шустрого, как веник, Корсара повязали в заведении мамаши Мозес: «Ша, Бенчик! Полиция имеет сказать тебе пару слов!» Не успел гражданин Винницкий погладить себе шнурки, как пара полицейских слов обернулись для него двенадцатью годами сибирской каторги. Меир Герш был большой мастер предсказывать полиции погоду на вчера.

В родную Одессу Япончик вернулся гораздо раньше, чем его там не ждали, тем не менее о нем успели забыть все, кроме Сруля Нахамкеса, слонявшегося без мозгов и потому без дела. Однажды он как-то ворвался в лавку скобяных изделий и только у кассы обнаружил, что забыл револьвер. С тех пор к нему приклеилась кликуха Мимо Кассы, каковую он почитал выше родного, но менее благозвучного имени Сруль. Впрочем, всерьез его не воспринимали в любом случае.

Сформировав новый творческий коллектив, 24-летний Япончик нанес деловые визиты нескольким коммерсантам, заждавшимся своего несчастья, после чего отправился к одноглазому Меиру Гершу исправлять ошибку юности. Патриарху воровского профсоюза Венчик преподнес граммофон с американскими пластинками, пожелал ему долголетия, хороших снов, полную пазуху счастья и успехов в работе. И не сказал ни единого слова поперек характера за свою первую ходку, которую инициировал рав Герш.

Патриарх был тронут. Перед ним сидел не молдаванский босяк, а грабитель-интеллигент, вор ищущий и перспективный. Такому, пожалуй, можно доверить город, когда придет время его оставить. Старый пахан предложил Венчику распустить уши веером, услышать голос истины, осознать ее сердцем и душой. Чтобы, короче, у Венчика все было, а ему за это ничего не было. Мосье Герш сказал:

- Грабеж, Беня, дело чистое. Почти такое же, как наволочки в заведении мамаши Мозес. Грабить необходимо, никто не спорит, но делать это надо без глупостей, шума и пыли, а также без пули в живот клиенту. Не делайте ему кисло в борщ. Вы меня понимаете, Беня?

Беня его понимал. И спросил у почтеннейшего Герша совета, где ему пристроить открывшуюся истину прямо уже. Мосье Герш немного подумал и немного сказал: «Прямо уже можно посетить ресторан «Колизей», который, во-первых, славится прекрасной кухней, а во-вторых, непростительно долго стоит под парами. И еще, во-первых: «Шоб вы себе знали, Беня, там подают не меню с пищей для котов и нищих, а книгу за вкусную и здоровую еду».

Не надо второго слова, когда тебя понимают с первого. На следующий день Беня ужинал в «Колизее» с партнерами своего детства. Атмосфера в заведении наполнила его душу сладким томлением, судак «орли» под белым соусом настроил на элегическую отрешенность. Беня стал читать стихи. Сначала шепотом, потом полушепотом, потом уже громко и вдохновенно: «Фарфоровый фонарь - прозрачная луна, в розетке синих туч мерцает утомленно, узорчат лунный блеск на синеве затона, о полусгнивший мол бесшумно бьет волна...»

- Кто скажет мне, чьи это стихи? - спросил Бенчик-Япончик, обращаясь ко всем присутствовавшим в зале, включая халдеев с подносами. Публика застенчиво молчала. Халдеи отчего-то занервничали и сделались немножко бледными, как приказчик Мугинштейн, холостой сын тети Песи с Привоза, когда Савка Буцис приставил к его животу револьвер и велел отчинитъ кассу. Халдеи, вероятно, узнали Япончика и почувствовали в своих накрахмаленных животах что-то щекотное. Может, нечаянно позвонить в полицию? Они так подумали. Смешно сказать. Полиция кончается там, где начинается Мишка Япончик, которому еще предстоит прославиться в бессмертном образе Бенциона Крика.

Короче, все стыдливо помалкивали, не зная, что ответить смугловатому джентльмену в смокинге с чужого плеча, а тот терпеливо ждал. И дождался, как вчера дождался откровения Меира, шоб он имел бледный вид и розовые щеки. Звонкий девичий голос одиноко произнес имя автора: Эдуард Багрицкий.

- Браво, мадемуазель! Я с вас умираю! - воскликнул Беня. На остальных он посмотрел с презрительной укоризной. - Плохо, господа, что вы не интересуетесь поэзией. Она возвышает, делает нас культурнее. Если бы вы знали, как нелегко грабить человека культурного. Против этого восстают душа, совесть и здравый смысл, причем одномоментно. А ваше равнодушие к поэтическому слову - это неуважение к Одессе. За неуважение надо платить. Поэтому, господа, приготовьте, пожалуйста, к заслуженной конфискации ваши лопатники и бриллиантовые излишества. Бикицер! Быстро, я сказал. Считаю до трех, два уже было...

Организовав сбор излишеств, Беня подошел к той, чей одинокий голос заворожил его такую же одинокую душу, и попросил прощения за причиненное беспокойство.

- Разумеется, мадемуазель, мои слова про лопатники и бриллианты не относятся ни к вам, ни к вашим друзьям, - культурно пояснил интеллигентный бандит.

- Я не нуждаюсь в вашем одолжении, - заявила девушка и демонстративно вывернула на стол содержимое своего кошелька. - Это мой добровольный взнос в развитие культурных форм грабежа. Мне по душе романтики, любящие поэзию и умеющие стрелять.

- Грабеж - дело чистое, - растерянно пробормотал Япончик.

Девушка слегка улыбнулась в ответ и, дыша духами и туманами, направилась к выходу.

В тот вечер Япончик обрел массу денег и драгоценностей, но потерял покой. Непрошеная грусть вошла в его душу без позволения и поселилась там, как Шлема из дурдома.


Принцесса Анархия


Мимо Кассы рыскал по городу, как подорванный, пока не узнал, где стоит тот высокий терем, в котором обитает, дыша духами и т. д., прекрасная незнакомка, и как ее зовут. Оказалось, что мадемуазель, за которой едва не умер Бенчик, зовут Лиза Мельникова и что она, будьте любезны, - анархистка. Оказалось также (это без участия усердного Сруля), что добиться взаимности от нее - это надо иметь такое еврейское счастье, какого не существует в природе.

Только спустя несколькотоскливых недель легендарный налетчик получил шанс задать девушке Лизе вопрос, который можно объяснить лишь отчаянием Летучего Корсара, внезапно утратившего способность летать. Он спросил, что ему надо сотворить, чтобы заслужить ее внимание, хоть чуточку внимания. Лиза попросила о сущей безделице. Смешно подумать, еще смешнее сказать. Принцесса души пожелала принять участие в ограблении банка. Такой скромной просьбы Япончик еще не слцшал.

Он предложил девушке любой банк на ее вкус. С точки зрения ее вкуса, все банки - это воровские малины гешефтмахеров, для которых религия - чужие деньги. Она же, эта религия, заменяет им культуру. Закат есть закат. Тут Бабель прав. Но как далеко в наши дни сумела заглянуть Лиза Мельникова, словно бы знала, что банки превратятся в легальные фабрики по производству бабла для самих банкиров - «делаверов», как их называл Мишка Япончик.

На новое дело он отправился в диком волнении. Ему казалось, снова держитэкзамен на зрелость у Меира Герша. С той лишь разницей, что граммофон тут не поможет. Войдя в облюбованный Лизой банк, он вытащил револьвер и сразу успокоился. Работа есть работа.

- Именем Михаила Бакунина, руки до горы! - скомандовал Япончик. Тезисы, разъясняющие мотивы налета, излагала уже Мельникова:

- Мы ратуем за абсолютную свободу духа! Разрушая старое, анархия творит новое. Мы созидаем будущее. Экспроприация служит в пользу завтрашнего дня. Все буржуазные учреждения, все банки отжившего строя должны быть разрушены. Народ сам создаст новый порядок.

Лиза самозабвенно вещала, клерки, обливаясь холодным потом, почтительно внимали, Беня деловито зачищал сейфы. Анархия торжествовала. Принцессе понравилось грабить буржуазию. Ей захотелось еще. Она получила еще и еще. Беня парил в облаках от нахлынувшего счастья. А ню такое? Бандит тоже имеет право на личную жизнь.

За всю Одессу сказать затруднительно, но старый Герш не одобрял подвигов, на которые толкала Япончика экзальтированная русская анархистка. Грабеж - дело чистое, до политики не касаемое. Экспроприация же - это, извините, политика в революционном репертуаре. Порядочному бандиту такой базар - западло. И потом, если анархия - мать порядка, то что тогда называется бардаком? Заведение мамаши Мозес? Пусть у того, кто так считает, выпадут все зубы, кроме одного для зубной боли. Что себе думает Бенчик? Бенчик себе думал.

- Если Лиза перестанет видеть во мне борца за идею, я ее потеряю, - удрученно пояснил он. -Ну просто по факту - потеряю и не найду. Вы этого хотите, мосье Герш?

Герш вздыхал и ворчал. Он поставил Беню над всеми одесскими бандитами не для того, чтобы тот бегал со шпалером по городу и геройствовал, как молдаванский босяк. Так дела не делаются. Это хорошо, что все клиенты исправно платят, не спрашивая за что, хорошо, что общак полон и профсоюз процветает. Плохо, что публика - от Молдаванки до Пересыпи - открыто обсуждает Бенины подвиги. Оно ему надо?

- Вы можете мне не цвинькатъ за любовь, Беня, - заключил пахан. - Я понимаю, разум молчит, когда говорят чувства. Но кто будет смеяться последним, если анархисты сдадут вас первым? Прикиньте себе и не делайте гвалт, Беня. Нельзя работать беременным на всю голову. Вы же не банкир, вы порядочный человек и вращаетесь в приличном обществе, а люди уже говорят, что на Одессу упал Тунгусский метеорит...

Старый Герш был не совсем прав. Или совсем неправ. Вся Одесса - от Молдаванки до Москвы - обсуждала и осуждала Мишку Япончика за то, что в городе грабанули Федора Шаляпина. Первого певца России раздели, как последнего лавочника с Привоза. Какой-то заторчавший гопник снял с него пиджак и брюки. Такого позора бандитская интеллигенция еще не знала. Одесса бурлила и негодовала. Было с чего. Имея себе начитанных глаз, Бенчик изучил «Одесские ведомости» за последние дни и распорядился собрать коллектив.

- Пусть тот, кто осрамил наш город, выйдет вперед и узнает, что мы думаем за этого фармазона, жизнь которого уже наполовину даром, - сказал оскорбленный Корсар. - Это шанс, но это его единственный шанс. Считаю до трех, два уже было.

Из строя осторожно вышел культурный налетчик Мимо Кассы. Он пытался защитить свое честное имя, заявив, что формально ничего не нарушил.

- Клиент шел по городу после десяти вечера, а всём известно, что после десяти наше время, - пояснил несчастный Сруль. - При этом клиент шел с таким видом, будто это его город, а нас будто и нет в Одессе. Так гулять - это неуважение к благородному преступному элементу. Честное слово, обидно. У меня тоже есть нервы. Ты веришь мне, Бенчик?..

- Тебе не поверит даже куриная торговка с Привоза, - сказал на это Япончик. - Творческий человек, а тем более великий певец, может ходить по Одессе в любое время дня и ночи, ходить в штанах, пиджаке и с гордо поднятой головой. Такова суть дела, за которое ты понесешь заслуженное наказание.

И Беня в общих чертах обрисовал процедуру возмездия. Мимо Кассы предстояло выйти на сцену оперного театра, исполнить фрагмент партии Мефистофеля из оперы «Фауст» и убедиться на своем горьком опыте, каково это - жить в искусстве, когда с тебя снимают штаны. Ради чистоты покаяния бандиты внесли в зал корзины с яйцами и помидорами. Они пришлись весьма кстати, когда публика, избалованная талантом Шаляпина, услышала сучий вой Сруля, даже отдаленно не напоминавший пение. Корзины опустели раньше, чем закончилось дебютное выступление несчастного. Он стоически допел арию до конца, капнул слезой на манишку и горестно принес свои извинения великому Шаляпину. Сидевшая в первом ряду принцесса Анархия восторженно аплодировала Мефистофелю, похожему на омлет с помидорами. Так это делалось в Одессе.


На войне как на войне


Революция, как и ожидалось, принесла в Одессу сплошные беды и горькое, как похмелье, недоумение. Одной из первых жертв красного хаоса стал смотрящий Меир Герш. Его грохнули отмороженные гайдамаки, грабившие окраины города. Люди Япончика успели подвезти пулемет к усадьбе старого пахана, но что с того, если никто из них не знал, с какого рожна стреляет эта машина. А когда доставили штатного пулеметчика, старик уже искал на том свете встречи со своим богом.

В ноябре 1918 года Одессу взял молодой генерал Белой гвардии Гришин-Алмазов, сумевший за каких-то несколько часов выбить из города головорезов атамана Григорьева. Сложнее было с бандитами, правившими бал в Одессе, не вылезая из-под одеял в заведении уважаемой мадам Мозес. Алмазов приказал своим офицерам разбиться на группы и по вечерам патрулировать город, отстреливая подозрительных без лишних вопросов. Спустя тридцать лет этот опыт успешно использовал опальный командующий Одесским военным округом маршал Жуков.

Ощутив крупные потери в своих редах, Япончик обратился к генералу с конструктивным предложением. «Уважаемый Алексей Николаевич! - писал он как равный равному. - Мы не красные и не белые. Мы - черная масть. Оставьте нас в покое, и все будут довольны. Готов выслушать ваши условия». Отправив меморандум, Япончик стал демонстративно щеголять в офицерской форме.

Ответ последовал, но совсем не такой, на который он рассчитывал. Генерал приказал разгромить знаменитый бандитский бордель. Защищая свою цитадель любовных утех, пала смертью храбрых мамаша Мозес. Такой удар в спину Бенчик вынести не мог. По его приказу было совершено несколько попыток покушения на Гришина-Алмазова, но татарский отред, охранявший генерала, пресек все поползновения Япончика отомстить за осиротевшую Одессу. И тогда он распорядился убивать офицеров.

Лиза Мельникова настойчиво советовала Япончику примкнуть к подполью красных, где уже вовсю резвился Григорий Котовский, успевший сменить черную масть и развязать уличную войну против белого офицерства. Бенчик помог подпольщикам оружием, однако сам в бой не рвался. В марте 1919-го взбунтовались матросы французских кораблей, отказавшись воевать против Советской республики. Гришина-Алмазова отстранили от должности, а потом сдали Одессу большевикам. Принцесса Анархия ликовала. Она накупила горы цветов и бросала их с балкона всадникам революции.

Япончик не поощрял этот восторг, но не вмешивался. Он сомневался. И как оказалось, не зря. Красная ЧК показала себя не лучше белой контрразведки. Скорее, хуже. Перебив офицеров, большевики взялись истреблять уголовников с поистине звериной жестокостью. Надо было что-то решать. Как-то спасать себя и братву. Лиза упрямо звала его под красные флаги: «Посмотри на Котовского - был бандит, а стал красный генерал. Чем ты хуже?»

Япончик себе думал. Если красные побеждают, так, может, на их стороне правда? Какая правда, уточнять не имело смысла. У Бени была своя. Вскоре он явился в Особый отдел армии, где заявил, что его люди решили покончить с прошлым, и предложил сформировать из своих урканов воинскую часть Красной армии. Почему нет? Штаб связался с Москвой и получил изумленное согласие. В июле 1919-го новая часть отправлялась громить петлюровцев. Провожать на фронт Железный полк имени мамаши Мозес пришла вся Одесса. Три тысячи отважных бойцов прошагали по городу парадным маршем. В эшелон погрузилась только половина. До линии фронта доехали всего семьсот человек. Остальные не нашли в себе сил расстаться с Одессой-мамой.

Комдив Иона Якир с большим сомнением встретил прибывшее пополнение, однако приказал включить его в бригаду Котовского. Япончик обрадовался страшно. Развязной походкой подошел к старому корефану. Достав папиросу, подмигнул братве и сказал:

- Симпомпончик, пол фунта пламени! Бикицер!..

- Слушайте сюда, товарищ Винницкий! - произнес комбриг, грея камень за пазухой. - Здесь не балаган, а регулярная армия. Ваши понты приберегите до Одессы, если повезет вернуться, что вряд ли. Имейте себе в уме: побежишь -расстреляю!..

- Прямо уже? - удивился мосье Винницкий. - Это заманчиво.

Получив приказ прорвать фронт, он отправил Якиру донесение: «Зашухерим Петлюру гранатами». С Котовским решил больше не иметь дела. Это принципиально. Под прикрытием пулеметов братва подобралась к позициям петлюровцев и с бодуна навела такой шухер, что жовтоблакитные побросали оружие и больше их там не стояло. В прорыв ожидали красную кавалерию, однако не дождались. Япончика даже не поставили в известность, что его люди должны были просто отвлечь на себя силы противника, а настоящий прорыв осуществили на другом участке.

Петлюровцы тем временем очухались, подтянули свои шаровары, потом орудия и принялись крошить похмельную братву. Вдали уже маячила самостийная конница. В рядах блатного войска началась паника: «Тикаем, хлопцы! Нас предали!» Хлопцы, недолго думая, захватили эшелон и покатили в родную Одессу. Ехали не дольше, чем думали. На станции Воскресенск их уже ждали пулеметчики Котовского.

Когда Япончик во главе своей свиты вышел из вагона, он еще успел подумать, что Симпомпончик, видно, с самого начала знал, чем все закончится. И тут же получил полфунта пламени от бывшего корефана. Красному генералу не нужны были живые свидетели его бандитской молодости. Он помнил, как это делалось в Одессе.

15-18 января 2013 года