одна

Она варила макароны…. Все мешала, мешала кипящую воду, сыпала соль и снова мешала,мешала, мешала…Как так случилось, что жизнь пошла под откос. Она судорожно всхлипнула- нутро горело, бурлило, ненавидело, ревновало.  Уничтожить. Унизить. Она не получит его. Была бы хоть… А то. Она развернулась к темному окну, рассматривая собственное отражение в немытом стекле. Как так случилось, что жизнь почти прошла….Не успела оглянуться. Как он мог…Как…Почему….Хищница…,зачем он ей. У нее все есть, на роже написано. Самодовольная  хищница. Она схватила телефон, набрала   номер, месяц назад взорвавший их  семейное счастье подобно бомбе . Бумс! И все разлетелось к чертям. Бумс! И головы с плеч! Бумс! И внутри месиво из разварившихся перекипевших внутренностей. Потом сбросила номер. Что она ей скажет? Что? Гадости? И что собственно она может ей предъявить? Он не ушел. Он вцепился в косяк двери  и был похож на  собственного кота, когда тот  писался  в неположенном месте.  Взъерошенный, побледневший, испуганный до смерти, но непобежденный.  Да и она не  могла его выгнать! Это его квартира! И куда ей деваться? К маме? Одна? Одна? Что она будет делать одна? Нет. Нет. И потом она же его любит. Любит с самого детства. Он не мог забыть. Не мог. Перед глазами бежала, бежала киношными кадрами прошедшая жизнь. День за днем. Школа. Институт. Замужество. Скомканное какое-то. Он не хотел. Она настояла. Потом мол разведемся, если что… А не развелись. Родилась старшая… И жизнь понеслась, побежала. Как у всех. С радостями, болезнями, размолвками. Как у всех… Потом…Потом..у него появился кто-то…, ей так показалось.. И она решила родить второго ребенка. Подруги насоветовали. Рожай.  Куда он денется от двоих детей. Алименты задушат. И она родила… Девочку. И он влюбился в нее с первого взгляда. Он так любил младшую, что никого не замечал вокруг. Он ее боготворил… И снова все наладилось… Пока не прогремел-БУМС! Она снова взяла телефон. Хотелось орать. Орать на эту тетку. Орать всякие непотребные слова. Унижать. Она снова набрала номер … и снова сбросила. Она трусила. Разрушительница семейны «гробниц» могла сказать ей правду, а готова ли она слышать ее. А он так уговаривал ее не звонить, не искать. Не встречаться. Паскуда. Врет ведь. Все врет. Полгода встречаются. После полгода таких «смс» не пишут. Что она там написала. « Я так пыталась стать для тебя единственной!» Сволочь. Рожу бы ей всю расцарапать. Так  не стала единственной, вот тебе кукиш с маслом. Высоси. Она отложила ложку и , сложив из пальцев кукиш, потыкала им в макароны, пока пар не обжег  руку. Она дернулась. Больно. Ах, как больно и обидно. А ведь и не думала, что вот так раз, и уведут. Уведут. И она останется одна. Страшно. Обидно. Больно.
      Он не ушел. Значит любит ее. Она взяла ложку и стала снова мешать кипящую воду. Он обещал ей, что никогда не будет встречаться с ней. С этой тварью. С этой сучкой.  Знала, что у него двое детей. Не остановило. Неужели он с ней спал. Он совал в нее свой член, стонал, обнимая ее  тело, неужели ему было с ней хорошо. А я? Как же я? Он все время занят. То работой, то гаражом, то мамой. То пьян. То болен. Она уже не целовалась с ним безумное количество лет…. Секс? Секс . Иногда. Скучный. Быстрый. Безрадостный. А ведь все было. Было. И страсть. И нежность. И слова. Куда все сгинуло. Отчего они так живут? Она ведь его убить порой готова, особенно, когда он притаскивается пьяный как свинья и строит всех, качает права до тех пор, пока не свалится с ног. А когда замуж за него выходила, все завидовали. Может вслух не говорили, но в глазах светилась зависть. Эх, подруженьки. Он же красавец был, какой красавец. Значит и сейчас… А ведь она совсем не знает, какой он сейчас. Так, утром на работу. Вечером с работы. Перекинулись словами, легли спать. Выходные- выспаться. Иногда гости к ним, иногда они в гости. Праздники. Будни. Отпуска. Все похожи друг на друга, если бы не дети, им бы и говорить было не о чем. Старшая говорит: «Родители, хватит собачиться, уж разбежались бы. Тошно ваши разборки слушать» И разбежались бы…, разбежались. Если бы не эта история. Одно дело бы, если она ушла сама. И он остался в полной изоляции, со своим котом и рыбками. Страдал. Мучался. А так к этой. Нет. Не отпущу. Это все его работа, бесконечная работа. Его командировки. Пьянки. Надо срочно уволить . Нужно обзвонить всех, может, куда  и пристроят. Деньги. Деньги? Все эти чертовы деньги. Вечно их не хватает. Старшая еще не работает, все тянет резину- туда не могу. Туда не хочу. Мозги крутит. Этот кроит из зарплаты. То на «ружо»  эксклюзивное, то на запчасти, то на гараж, то рыбок притащит, то крабов, то на бутылку виски потратит половину зарплаты. Она уж и не помнила, когда в последний раз покупала себе что -нибудь новое. И макароны эти… уже поперек горла. Она ведь никогда ему ничего не запрещала. Он все делал, как он хотел. Она не рылась в его карманах. Не проверяла счета. Не трогала мобильники. Это дочь случайно… И если бы не дочь, сколько бы «это» еще длилось? А может быть и длится? Полгода? Врет. Врет, сволочь. Но он же не ушел. Не ушел. Значит, любит меня. А я его. Я люблю его...?
      Всегда любила. Просто забыла. И он забыл. А сейчас вспомнил, и послал эту шлюху… Он при ней ее послал. Она настояла. Она слышала. Он ей сказал: «Ну, что же, прощай.» И там бросили трубку… А у него было такое лицо, как будто бы его только  что расстреляли.
    Она снова мешала макароны. Пена белой шапкой накрыла кастрюлю, сползла на грязную плиту, растеклась некрасивой кляксой, а она все мешала , мешала варево, удобряя  солью, глядя сухими глазами в стенку. Почему у него было такое лицо тогда? Почему?