Слёзы
— Повырастали тут! — Николай замахнулся тяпкой, и с яростью стал вырубать белые звёздочки нарциссов, которые много лет назад посадила мать. Цветы падали к ногам, на их лепестках алела кровь. Затем взяв большую совковую лопату, мужчина сгрёб окровавленные листья, комья земли и внутренности коровы, сложил всё в прицеп.
На приступки вышла заплаканная жена:
— Ты всё-таки забил её?
— Договор у меня, — буркнул в ответ Николай и, посмотрев на Катерину, спросил: — Случилось что?
— Ухожу я от тебя…
Степанов облокотился на лопату:
— С чего вдруг?
— Злой ты, Николай, чёрствый, жалости в тебе нет, сострадания.
— Обыкновенный я – крестьянин! Мне на звёзды смотреть некогда, рассветы-закаты встречаю в поле за штурвалом комбайна. Для кого зарабатываю? Кого в театры, на моря вожу? Тебя!
— Не в радость мне поездки те, вещи, что покупаешь противно надевать.
— А те, что другие дарили, ты, значит, с радостью носишь?
Жена не ответила, ушла в дом. Николай продолжил сгребать остатки потрохов. Закинув последний мусор, отставил лопату, пошёл умываться к колодцу.
— Вот Степанов мои ключи от дома, вещи забрала только те, в которых к тебе пришла. Вот кольцо обручальное – держи, — женщина протянула на ладони украшение.
— Пойдём в дом, поговорим.
— Нет, Николай, в дом я больше не войду. Решила так.
— На что решилась, Катюша? От мужа уйти? Так ты хотя бы для суда причину придумай. Бил ли тебя, изменял, пил-наркоманил, голодом морил, работать заставлял, денег жалел?
— Ничего я говорить не буду. Ты всё равно меня не поймёшь, а рассказать тебе не сумею. Дай пройти, на автобус опоздаю.
— Если спешишь, то я могу и на машине отвезти. Ты мне, Екатерина Андревна, скажи, почему ты ребёнка не захотела родить, всё таблетки пила.
— Боялась! Боялась, что у ребёнка жестокий отец будет!
— Зачем ты так, Катя? Я же для нас старался, зарабатывал. Вот, в комбайнёры пошёл, на всякие шабашки соглашаюсь.
— А ты уверен, что это всё для нас?
— Да что с тобой сегодня? — Николаю захотелось обнять жену, он сделал шаг навстречу, но Екатерина отшатнулась.
— Не тронь!
Окрик, как хлыстом, стеганул мужчину, он подался назад. Женщина, схватив сумку, быстро вышла в калитку.
Степанов догнал жену на улице:
— Катя, опомнись. Мы же ладно и дружно жили. Даже не ссорились по-настоящему ни разу. И сейчас не пойму, что произошло.
Степанов взял Катерину за руку, жена повернулась и спросила:
— Ты зачем корову к нам во двор привёл бить? Ты слышал, как она жалобно и горько мычала? Ты глаза её видел? Она слёзы лила!
Эти слёзы и Николаю всю душу вывернули. Он как раз тесак точил, а корова обречённо вздыхала и на него смотрела, из глаз слёзы текли. Но тут Катька сзади подошла, и Николаю показалось, что осуждает его за нерешительность, что призирает за слабинку…
— Катя, но ты сама говядины попросила, друзей из города ждала. Вот я и согласился. Где же в деревни свежего мяса взять, если только не оплатой за убой?
— Не о том ты, Степанов, отстань! У тебя всё не так, как у людей! Не могу я больше с тобой, уйди!
Николай остановился. Жена пошла дальше. Он смотрел на нее, не веря в серьёзность произошедшего, и всё ещё восхищаясь её внешностью.
У Кати стройная, точёная фигура, белые с золотым отливом волосы, длинные ноги в тонких чулочках (Катя не носила дешевых колготок, которыми пользовались деревенские женщины). Жена покупала юбки, облегающие бедра и мягкие шёлковые кофты, обрисовывающие грудь. Степанов любил касаться и проводить рукой по нежной ткани, находить под одеждой красивое бельё. Николай возбуждался легко и от ощущений, и от воспоминаний тех неприличных фильмов, где развратные женщины всегда носили кружевное бельё, как у Катьки.
Степанов часто задумывался над тем, почему такая красавица согласилась выйти за него замуж. И всегда приходил к выводу, что это его правильно просчитанная и построенная жизнь тому причиной. Закончив техникум, получив диплом ветеринара, Николай отслужил на флоте и, вернувшись домой, отремонтировал отцовский дом, а заодно и «копейку» – раритет советского автопрома. Мать к тому времени перебралась в город, к старшему Колькиному брату. Степанов же переезжать в город не хотел. Он был уверен, что правильному мужику и в селе бедствовать не придётся. Так и вышло. В огороде трава не росла. В загонах крякало, квохтало и хрюкала многочисленное поголовье, которое он выращивал и удачно продавал на рынке в городе. Степанов не стеснялся возить туда же и самые невзрачные яблоки, и кислую жёлтую алычу, и ненужные на селе жердики. Он понимал, что перекупщики продадут всё это втрое дороже, но вполне оставался доволен и теми деньгами, что получал. Домой он не возвращался без покупки – всё было просчитано. У него первого в селе появились микроволновка, хлебопечка и мультиварка. А продав выращенного бычка, купил ноутбук и модем. Теперь зимними вечерами Николаю некогда было скучать. Он общался с родными, сослуживцами, знакомился, переписывался с девушками…
Катерину Степанов встретил в ночном баре. Туда плавно переместилось празднование день рожденья закадычного друга Николая. Однокурсник жил в городе, обзавёлся ветеринарной клиникой и был в свободном поиске спутницы жизни. Николай же уверял всех, что найдёт себе королеву красоты. Степанов не считал правильным зависания в барах, но деревенским гусаком там себя не чувствовал. Катерина подошла сама, присела на колени, в руках держала бокал с коктейлем. Николай опешил. Растерялся он не от поведения женщины, а от её красоты. Возможно, виной было выпитое спиртное, возможно, мелькание огней, но Николаю Катерина показалась сказочной феей. Он ничуть не разочаровался и утром, разглядывая её в постели. Пожалуй, даже наоборот – обыкновенная женщина была ближе, чем недоступные фотодивы. Катька честно заявила, что ищет «папика» – надо окончить институт, бывший лежит с инфарктом. А с Колькой она просто развлеклась. Пока новая знакомая была в ванной, Степанов решил, что вот она, удача, вот красавица жена и, только новая знакомая вошла в комнату, предложил:
— Катя, выходи за меня замуж.
Катерина не рассмеялась, спросила:
— Ты вчера говорил, что в деревне живёшь? И как ты меня там представляешь?
— Условия у меня, как в городской квартире, я даже кабинку душевую поставил. Газ, вода, туалет в доме. Работать я буду, ты – учись.
Катя закурила, вышла на балкон. Она стояла в коротенькой ночнушке, ветер трепал её волосы и Никалаю она казалась самой желанной на свете.
— Свадьбы не будет. Распишемся и уедем в Венецию. Ты Венецию потянешь? — с усмешкой проговорила Катерина.
Обрадованный Николай даже не смог представить, где находится город каналов, а возможно спутал с Винницей. Однако отступать было поздно. Впервые он снял деньги с накопленного счёта.
Обручальное кольцо и поездка Катьке понравились. И что скрывать – Николаю тоже. Катаясь в гондоле, он обнимал довольную Катьку и был безмерно счастлив.
Идиллия продолжалась до весны, когда Степанов понял, что молодняк птицы, поросёнка и бычка он взять не сможет. Не хотел, чтобы Катерину гвалт будил по утрам. А вот деньги зарабатывать надо и, подумав, он подался на полевые работы. Теперь Николай сутками пропадал то на посевной, то на уборочной. Степанову казалось, что Катерина скучала, и он сам настоял на её встречах с друзьями в городе. Николай обычно звонил жене, когда возвращался с полей, и Катерина зачастую встречала его дома. А если и случалось ей задержаться, и даже заночевать в городе, то скандалов не устраивал, боялся потерять Катьку…
***
Иногда к Степанову приезжал друг. В те редкие дни Николай позволял себе посидеть за бутылкой, поговорить о жизни. Катька не любила гостя и уезжала в город. Но так даже лучше. Можно было спорить до хрипоты, бегать в магазинчик за новой бутылкой, орать песни, и бороться на траве возле дома.
Друг не понимал отношений супругов и, стуча кулаком по столу, спрашивал:
— Вот скажи, Николай, она что, с другими мужиками не встречается? Я же с ней в баре не раз сталкивался.
— У неё знакомых много. Да, и потом, если я ей в город ездить не позволю, уйдёт.
— Да, она и так тебя кинет, как только институт закончит.
— Она останется – я так хочу!
— Как же! Ей драгоценности, шубы, шмотки дорогие нужны.
— Значит куплю!
— Дурак, ты Колька. Но… влюбленный дурак.
— Точно, давай за это и выпьем...
Как ни странно, но Степанов не забывал пьяных разговоров. Спустя несколько дней вёз жену в город и покупал что-нибудь из перечисленного другом. Катерина противилась, возмущалась, Николай настаивал и приобретал: шубу, кольца, цепочки и даже массажную ванночку для ног. Дома Катька, обзывала Степанова идиотом и не пускала в спальню. Только однажды сгоряча бросила: « Я наши отношения по-другому представляла! Мне такие подарки как кость в горле». Но после встречи с друзьями отходила, и жизнь текла дальше.
Николаю, при всех его больших тратах, как-то удавалась сводить концы с концами. Супруги посещали городской театр, особенно когда на гастроли приезжали столичные артисты, побывали в Греции и Испании. Степанов сравнивал свою жизнь с той, которая была у него до встречи с Катькой и, понимал, что сильно изменился. Себя он представлял «крутым перцем» и «понимающим пацаном», избегал любого проявления слабости и больше не произносил ласковых слов. Однажды Катька спросила: «Ты меня всё ещё любишь?» И он ответил фразой из фильма: «Ну, я же на тебе женился» и не понял, почему жена расплакалась…
***
Разгружая мусор и кишки в балку, Николай морщился, сплёвывал, а потом бросил лопату на землю, обошёл автомобиль и сел, опершись о переднее колесо. « Нет, она что, сучка, думает мне приятно в дерьме возиться? Мне нравиться в крови руки пачкать? Живодёр я? — Мужчина стукнул затылком о крыло машины. — Что ж замуж согласилась, коза, за потрошителя!» Николай стукнулся ещё раз, а потом ещё и ещё, пока в глазах не защипало от слёз. Так и сидел он на земле возле машины, в прицепе которого источали зловоние внутренности, всхлипывая и размазывая грязные скупые слёзы по щекам.
Вернувшись домой, искупавшись в душе, надев новые джинсы и толстовку Николай пошёл в магазинчик неподалёку. Купив бутылку «Перцовки» и батон «Докторской», он вернулся домой и в одиночку выпил водку на кухне, то злясь на Катьку, то виня себя за тупость и непонимание женской натуры.
Утром, с похмелья, трещала голова, во рту сохло, и вопреки своему правилу «не поправлять здоровье» с утреца, Николай купил в том же в ларьке холодного «Клинского». Пиво ему не понравилось. Не допив бутылку, он швырнул её в куст соседской сирени. Оттуда, громко мяукнув, выскочил котёнок. Увидев мужчину, фыркнул, выгнул спинку и, пятясь, подался назад. Но спрятаться не смог, припал на задние лапы и жалобно пискнул. « Во ё-моё, дитя покалечил», — расстроился Николай. То ли похмелье на него так действовало, то ли в душе получился надлом после вчерашних рассуждений, но впервые в жизни Степанову стало по-настоящему жаль животинку: «Кис-кис-кис», — позвал мужчина рыжего котёнка.
— Ты, чего там бормочешь, Николай? — опираясь на штакетник, окликнула его соседка.
— Да вот котёнок тут… — тихо ответил мужчина.
— Так то ж моя Катька принесла. Ноне аж шесть штук, стерва, окотила. И что зараза такая вытворила, на сеновале у Прилипы спряталась. Вчера вот только и привела весь свой выводок. Что делать теперь, ума не приложу. Топить поздно, а куда деть их всех не знаю. Не ферму же кошачью разводить, — женщина тяжело вздохнула.
Николай вздрогнул, когда услышал имя жены. Ноги как-то обмякли, он подошёл и буквально свалился на лавку. Только спустя мгновенье понял, что Катька кличка кошки.
— Я заберу рыжего, а?
— А может всех заберёшь? — соседка просительно посмотрела на Николая. — Мой дед говорит надо их лопатой по темечку, а сам не может. И я не смогу…
Николай горько усмехнулся – видать крепко у сельчан засела мысль о нём, как о душегубе. Обида защипала в груди, и чтобы не пустить слезу, громко, даже грубо, ответил:
— Ящик какой есть? Складывай всех!
— Найду, найду ящик. Ты только здесь побудь, я мигом их соберу.
Минут через десять она вынесла коробку, перевязанную бечёвкой, а из глубокого кармана передника, достала бутылку «Пшеничной»:
— Вот они гадёныши, и лекарство для снятия стресса возьми, милок.
Николай, ничего не ответив, забрал ящик. Подумав чуток бутылку тоже и, так же молча, пошёл к себе.
Дома, закрыв плотно входную дверь, он наклонился и вытряс котят из коробка на пол. Испуганные они озирались по сторонам, принюхивались, жались друг к другу. Рыжий лежал на спине, не в силах перевернуться и встать, жалобно попискивал. Присев на низкий табурет, Николай смотрел на пушистые комочки. Пальцем перевернул рыжего. Котёнок затих, а потом начал снова мяучить.
« О, ё-моё», — вздохнул Николай и взял рыжего на руки, прощупал косточки и понял, что на задних лапках перелом. « И что вот теперь делать?» — задал Николай себе вопрос. Придушить, прервать хрупкие жизни – раньше для Степанова это казалось привычным делом. В памяти отчётливо всплыли визг свиней и вонь козлов, которых он резал. Оглушившие запахи и звуки были настолько резкими, что Николай вздрогнул и чуть не выронил Рыжулю из рук.
В холодильнике оказались недопитая банка молока и две заветренные сосиски. Наполнив блюдце, поломав сосиски, он подсунул их котятам, а затем занялся рыжим. Ему не составило труда сделать и наложить шины «пострадавшему». Поразмыслив, Николай спутал бинтом все лапы, чтобы рыжий не двигался, хотя бы какое-то время и стал листать давно забытые им книги по ветеринарии. Затем полез на антресоли и достал чемоданчик с синим крестом, порылся в нём, вынул нужные предметы. Из кладовки принёс дрель, на белую простынь сложил всё, добавил вату, бинты и откупорил бутылку водки, данную соседкой, хлебнул немного для смелости.
Робкий стук в дверь, отвлёк мужчину:
— Кого принесло?
— Это я, дядя Коля, Артём, — послышался голос шестилетнего проныры, сына медсестры.
— Чего надо? — намеренно грозно прорычал Николай, желая напугать мальца, чтобы тот побыстрей ушёл. Но мальчёнка заныл:
— Дядь Коль, там бабка Дуся сказала, что вы кисак забрали убивать, так оставьте чёрненького, по-жа-а-а-луй-ста. Мне мамка раз-ре-ши-и-и-ла.
Николай понял, что Тёмка сможет долго голосить под дверью и решил отдать котенка. Приоткрыл дверь, выглянул и, не успел сказать слово, как мальчишка, нагнувшись, проскользнул в комнату под рукой у Николая.
— Ничего себе! — ошарашено смотрел Артём на инструменты, разложенные на столе: дрель, скальпель, штифты, шприцы. Потом испуганно посмотрел на Степанова и попятился к двери: — Вы их мучить будете?
Николай растерялся, смотрел на мальчугана, моргал глазами и не знал что сказать. Ощущение было как в детстве, когда его застали в чужом саду. Так же, заикаясь, он пролепетал:
— Нет, у рыжего нога сломана, операцию делать буду.
— Точно? — Тёма, почувствовав нерешительность взрослого дядьки, ведущего себя странно, перешёл в наступление. — Тогда я здесь останусь! Присмотрю за тобой!
Николай поморщился:
— Здесь же кровь будет. Да и посторонним присутствовать при операции нельзя. Подождешь на улице. — Он взял Тёмку за ворот рубахи и вынес за дверь. Вымыл руки, надел перчатки, обработал всё водкой, ножницами выстриг шерсть, уколол обезболивающие и взялся за скальпель. Сделав надрез, Николай обнажил кость. На вид перелом выглядел словно фотография в книжке – эпифизарный. Степанов даже вспомнил текст из учебника: «Такие переломы встречаются у растущих молодых кошек и котят по концам крупных костей, из-за незрелых малокальцинированных клеток, которые формируют мягкую губчатую область кости. Наиболее подвержены таким переломам дистальный конец тела бедренной кости и плечевая кость». Николай отхлебнул ещё немного водки. С помощью дрели и длинного металлического штифта проделал отверстия в костях, предварительно соединив два обломка.
— Дядь Коль, а откуда у тебя железка такая? — услышал мужчина вопрос и вздрогнул от неожиданности.
— Это ты мне скажи, как снова в комнате оказался?
— У тебя в спальне окно открыто. Так откуда?
— Я, Тёмка, раньше ветеринаром работал – доктором животных.
— Это, наверное, давно было?
Николай вздохнул:
— Нет, малыш, всего-то чуть больше двух лет назад.
— А что на таких докторов тоже учат?
— А как же.
— А что ж ты тогда коров убиваешь, раз доктор?
Мужчина промолчал, накладывая шов, а потом тугую повязку.
— Ты потом опять резать будешь, чтобы железку вытащить? — задал вопрос неугомонный Тёмка.
— Нет. Штифт останется в кошачьей лапе на всю жизнь, — ответил Николай, перенёс котёнка на диван, положил на спину, подпер с боку сбоку подушечкой.
— Ему больно? — вновь задал вопрос мальчишка
— Сейчас нет, я ему укол сделал.
— А если бы не сделал?
— Мог бы умереть от боли.
— Значит ты его пожалел?
— Выходит так.
— А бабка Дуся говорила, что ты душегуб. Тебе убить – раз плюнуть!
— Ты, Тёмка, не верь. Убить скотину тяжело, — и складывая инструменты в чемоданчик, повторил, — тяжело. Пойдем, посидим на порожке.
— Пойдём, — по-взрослому ответил мальчик.
Николай присел на порог, посадил Артёма на колени и сказал:
— Помнишь, председатель свадьбу играл, Ирку замуж выдавал весной?
— Ага, помню, дядь Коль, они ещё салют устроили.
— Так вот пригласили меня бычка зарезать. Я в сарай зашёл, веревку на шею накинул, хотел вывести телка. Он на меня взглянул и, вдруг, упал. Мы с председателем поднимать. А у него передние ноги от страха отказали. Почуял, значит, что я его убивать пришёл. Пришлось волоком из сарая тащить. Я потом три ночи не спал, вспоминал тоску в его глазах. А Катька моя отбивные с кровью пожарила из него. Так я есть не стал, пошел к старику Косиму, взял в долг самогонки и напился.
— Это когда ты в фуфайке купаться в озеро полез, а тётя Катя кричала, что ты дурак?
— Да, Тёмка, тогда. Мы с ней в Испании до этого были, она там эти проклятые бифштексы и научилась готовить.
— А моя мамка мясо без крови готовит, но я его всё равно не люблю. Ну, если котлеты только. Бабуля говорит, что тётя Катя совсем заездила тебя: то за границу, то в эти тетраты.
— В театры, Тёмка, в театры. Там спектакли показывают, поют, тётеньки на пальчиках танцуют.
— Дядь Коль, а тётя Катя насовсем уехала?
Николай вздохнул, ладонью обтёр лицо:
— Возможно, Тёма, что и насовсем. Наверное, я как был деревня, так деревней и остался. Ну, да ладно. Идем, взглянём на больного что ли?
— Идём!
Котёнок спал. Остальные играли: кусали друг друга, наскакивали, катались клубочком.
— Ты их себе оставишь?
— Нет. Завтра в город отвезу, у меня друг в больнице для животных работает, там магазинчик есть, где зверятами торгуют.
— Зверятами?
— Ага. Кроликами, шиншиллами, хорьками, попугаями...
— И котятами! — утвердительно кивнул головой мальчик.
— Нет. Котят только редких пород покупают и продают. А таких, деревенских в добрые руки бесплатно отдают. Ну, ты беги, а то мамка с работы придёт, искать будет.
— Ладно, пошёл я, дядь Коль, — мальчик направился к двери, по пути поймал чёрного котёнка и сказал, — а ты вовсе и не злодей. Правильно моя мамка говорит!
Тёмка ушёл, а Николай присел на диван и пощупал нос Рыжули. От прикосновения котёнок проснулся и жалобно мяукнул. Степанов открыл чистый шприц, иголку выбросил, набрал молока и стал поить больного. Тот есть не желал, но терпение Николая оказалось безгранично. Что-то пролилось, а что-то всё-таки попало и в желудок котёнка…
***
Степанов созвонился с другом вечером и, утром чуть рассвело, отправился в город. Однокурсник встретил как обычно, тепло. Посмотрел «больного», похвалил за операцию, поругал за «привезенные» хлопоты.
— Ты пойми, для меня очень важно, чтобы котята хозяев нашли…
— Что у тебя стряслось? Рассказывай! — друг почувствовал, что у Николая беда.
— Катерина ушла…
— Я как в воду глядел. Небось половину дома вывезла?
— В том-то и дело, что ничего не взяла. Даже обручальное кольцо оставила.
— Как так?
— А вот так! Что-то я недопонял в нашей с ней жизни. Поеду, поговорю…
Катерины в квартире не оказалась. Бабки возле подъезда сказали, что у матери она. Адрес подсказали. Николай опешил, оказывается, у него есть тёща!
Домик, куда приехал Степанов, стоял на окраине города, выглядел невзрачно, но тоски не нагонял. Наоборот всё выглядело живописно: в саду цвели деревья, на клумбах пестрели весенние цветы. Набравшись смелости, Николай постучал. Дверь открыла женщина. Степанов взглянул на неё и отшатнулся. Глубокий, багровый шрам пересекал всё лицо.
— Кого? — грубо спросили Николая.
— Катерину.
— Катька, стерва, договорились, чтобы ты в дом мужиков не водила! Вон стоит кобель! Чего припёрся?
Степнов не нашелся, что ответить. Николая спасло появление жены. Катерина отодвинула грубиянку и вышла на порог:
— Идём в машине поговорим.
Николай подчинился и уже сидя за рулём спросил:
— Это кто был?
— Сестра моя.
— Видок у неё…
— Да, выглядит она неважно. Бывший муж по пьянке ножом порезал всю. Хорошо, что сынишка успел на помощь позвать. Спасли, но шрамы остались. Ты зря приехал, Николай. Я на развод подала.
— Катя, да объясни мне, наконец, что произошло.
— Ты, Николай, свою жизнь всю продумал и мне там вроде место нашлось. Только в мыслях твоих была не я, настоящая Катька, а придуманная тобой Катька-проститутка, алчная, ненасытная хищница. Оно и правда, приходилось мне по-разному деньги добывать. Мама уже пятый год лежит – инсульт разбил. Денег много уходит на лечение, на памперсы, на докторов. Сестре пластическая операция нужна, депрессия у неё, хорошо, что за мамой сил хватает ухаживать. Не работает, конечно, да и куда с таким лицом? И институт бросать мне не хотелось, чем раньше закончу, тем быстрее деньги зарабатывать начну.
— Как же так, Катя, я о твоей семье ничего не знал?
— Ты, многого Коля, не знал. Или не хотел знать. Я несколько раз хотела рассказать тебе, зачем мне деньги, а ты говорил, чтобы я брала и не отчитывалась. «Бери сколько надо – я душа парень», а выслушать о моём горе не захотел, рукой рот прикрыл.
Степанов помнил тот день, тогда он показался себе щедрым и правильным мужиком. Было это перед поездкой в Венецию, когда в душе он любовался сам собой.
— А почему ты потом не сказала?
— А потом ты и вовсе слышать ничего не хотел, меня продажной считал – украшения, шубу, вещи дорогие покупал. А мне совсем другого хотелось – плеча дружеского, опору в жизни. Я может за тебя замуж согласилась выйти, чтобы забыть чужие постели. Только ты не позволил, Николай. Часто, слишком часто напоминал мне обо всём.
— Но мне, казалось, что я правильно поступаю – подарки все женщины любят.
— Казалось… А может и нет, не казалось, по злобе своей поступал! Ты же в душе черствый, бессердечный. Тебе хоть жену унизить, хоть корову убить – все едино!
— Далась тебе эта корова!
— Я когда её слёзы увидела, себя на её месте представила. И поняла, что ты любого не пожалеешь, коли тебе выгодно будет… Потому и ушла. Я навсегда ушла, Николай. Пойми это.
— Катя, но как же ты? Диплом скоро…
— А это уже не твоя печаль. Иди с Богом и не возвращайся больше…
***
Всю дорогу домой Степанов спорил сам с собой. Получалось, что прав он, и не прав. То всё в его жизни продумано, то ничего он в ней не понимает. Только дома вспомнил про рыжего котёнка, когда Артёмку увидел. Мальчишка сидел на лавке, возле дома Николая.
— Ну, что, отдал котят в магазин? — спросил Тёмка. Николай кивнул в ответ.
— А что так долго?
— Да вот, разговаривал, — вздохнул Николай и присел рядом. Мальчишка догадался.
— Не уговорил вернуться?
— Нет. Обидел я её.
— Это ты зря.
— Зря.
— Но ничего, другой раз не ошибёшься!
Николай улыбнулся, ласково потрепал Тёмкины волосы, но промолчал.
— Ты вот что, ты подумай, может тебе моя мамка подойдёт, —проговорил мальчик, пожал руку на прощание и пошёл домой.
Николай смотрел вслед Тёмке и раздумывал над тем, насколько удивительна жизнь, если сватать его решил шестилетний пацан.
Из радио, работающего в автомобиле, донеслось: «… время убивать и время врачевать; время разрушать и время строить…»
« Э-эх, разрушил я семью, обидел женщину, дурак. Так обидел, что нет возврата к прошлому. А может вновь попробовать стоит? Или нет? Мать говорит, разбитую чашку склеишь, а трещину видать будет. Может права? Но Катька! Как без неё? Может бросить дом, работу ко всем чертям, переехать в город, устроится в ветклинику и убедить Катерину вернуться…
А может заново жить начать? С чистого листа. Познакомиться с мамкой Тёмы поближе. А что? Была – не была!» — и, улыбаясь своим мыслям, Степанов пошёл загонять машину в гараж.
Свидетельство о публикации №213101601214
Стас Литвинов 14.07.2015 14:30 Заявить о нарушении
Предлагаю почитать что-нибудь другое: "Сколот", "20 часов", "Двое", "Раритет", "И легенды умирают".
Буду рада Вашиму отклику
С уважением
Ильти 15.07.2015 00:00 Заявить о нарушении
Стас Литвинов 15.07.2015 10:18 Заявить о нарушении