Лаймен Ф. Баум. Три мудреца из Готэма

   Перевод сказки “Three Wise Men of Gotham” из книги “Mother Goose in Prose”, 1897 г., американского писателя Лаймена Фрэнка Баума (Lyman Frank Baum).
   © Перевод. Олег Александрович, 2013
***

      „Три мудреца в одном тазу
      Пустились по морю в грозу.
      Будь попрочнее
      Старый таз,
      Длиннее
      Был бы мой рассказ“.
      (Перевод С. Маршака)
   

   В славном городе Готэме, напротив северных ворот жил в стародавние времена один человек, похожий по всем своим приметам на настоящего мудреца. Был он высок, тощ, с гладкой лысиной, окаймленной седыми волосами за ушами и на затылке, и роскошной белой бородой — длиною до пояса. Густые брови его были седы, как и борода, а проницательным взором маленьких своих черных глаз прочесть он мог у каждого, как всем казалось, даже самые сокровенные мысли. Носил он длинный черный халат с поясом, ходил степенно и величественно, и раскрывал рот, чтобы что-то сказать, очень редко, только по крайней надобности.

   Всякий раз, когда шествовал он неторопливо по улице, все встречные — и стар и млад — снимали шляпы и с великой почтительностью ему кланялись. «Мудрейший, мудрейший человек, — перешептывались они. — Воистину, он второй Сократ!» Так, мало-помалу настоящее имя этого человека позабылось, и все готэмцы величали его «Сократом» и никак иначе.

   По правде говоря, никаким мудрецом этот самый Сократ вовсе и не был. Будь горожане поумней, они давно бы догадались, что почтенный мудрец ничуть не мудрее любого из них, и заблуждением своим они обязаны только лишь его преважному обличию. Такое случается, увы, нередко.

   «Вот дела-то! — размышлял порой Сократ, гуляя неспешно по городу с опущенными долу глазами и руками, заложенными за спину. — До чего же умным человеком считают меня все эти люди! Все благоговеют перед роскошною моею бородой; всякий робеет встретиться со мной взглядом. О, вон идет Ректор Университета! Насуплю-ка я брови посильнее и притворюсь, что не замечаю его — пускай и он, как и все, думает, что я думаю какую-то важную думу».

   Стоит, однако, признать, что некой крупицей мудрости этот Сократ был все-таки наделен, — потому что язык свой старался держать за зубами. Это позволяло ему с успехом скрывать свое скудоумие.

   Удивительное дело: в другом конце города — возле южных ворот — проживал еще один мудрец, очень похожий на Сократа. Только белая борода его была чуть подлиннее, и левый глаз свой он давно потерял (его место прикрывала черная повязка). Глядя на него, тоже никто не сомневался, что  человек он чрезвычайной мудрости.

   По городу он не гулял, потому что был ленив и из своего маленького — в одну комнату — домика выходил редко. Сюда-то и шли к нему жители города со всеми своими трудностями — в надежде на мудрый совет.

   Прозывали его готэмцы Софоклом, и если что-то у них не ладилось, говорили они обычно: «А не сходить ли нам к Софоклу? Человек он ученый — он-то и подскажет, как нам быть».

   Так, как-то раз одного горожанина, который затеял в суде тяжбу против своего соседа, стали мучить сомнения в благоприятном для него исходе дела. И решил он потолковать с мудрым Софоклом.

   — Скажи мне, о многоученый Софокл, — спросил он мудреца, кладя на блюдо золотую монету, — выиграю я в суде мое дело, или нет?

   Софокл глубоко задумался на минуту, затем посмотрел на гостя своим единственным глазом и ответил:

   — Выиграешь, будь уверен! Если не проиграешь.

   И довольный горожанин отправился восвояси, радуясь, что золотой свой потратил он не зря.

   В другой раз примчалась к нему в дом встревоженная женщина, мать девочек-двойняшек.

   — О мудрейший Софокл! — вскричала она. — Я в отчаяньи! Мы только что окрестили наших крошек. Но пока несла я их из церкви до дома, забыла, кто из них Амелия, а кто Офелия: они так похожи одна на другую — словно две капли воды! А ведь называть их не теми именами, что получили они при крещении, грешно, наверное, будет.

   — А что, священник их тоже теперь различить не может? — поинтересовался мудрец.

   — Никто не может! Ни священник, ни мой муж, ни я сама — такие они одинаковые! И имен своих запомнить сами они конечно же не смогли — ведь они совсем крошки! И потому надежда у меня теперь только на твою мудрость.

   — Принеси их сюда, — приказал Софокл.

   Девочек принесли в домик Софокла, тот внимательно на них посмотрел и сказал:

   — Эта — Офелия. А вот эта — Амелия. А теперь возьми две ленточки: красную — для Офелии, и синюю — для Амелии, и немедля повяжи их девочкам на запястья. По ним и будешь различать дочурок — пока не привыкнут к своим именам.

   А про себя подумал: «Поскольку ни одна душа оспаривать меня не станет, можно считать, что я не ошибся».

   Всех поразило донельзя, что в столь запутанном деле Софокл оказался прозорливее родной матери девочек, и слава его, как великого мудреца, упрочилась.

   Недалеко от городской площади, на одной из боковых улочек проживала немолодая уже женщина по имени Дебора Смит. Жильем служила ей маленькая убогая лачуга, потому что была она очень бедна, и пропитание себе и своему мужу добывала попрошайничеством на улицах. Муж ее, ленивый коротенький толстяк, предпочитал день-деньской валяться в лачуге на драном одеяле и работать наотрез отказывался.

   «Нам в семье и одного добытчика хватает, — ворчал он всякий раз, когда жена принималась упрекать его в праздности. — Ну не могу я работать — потому что и без работы ужасно устаю! Так что оставь меня, женушка, в покое; дай мне еще часок подремать!»

   Увещевания все ее были напрасны, и Дебора Смит в конце концов махнула на своего муженька рукой.

   Но вот однажды увидела она на улице мудрого Сократа, понаблюдала за ним — и быстро сообразила, что перед ней обычный глупец, хотя все горожане и утверждали, что человек он великого ума. Но Дебора Смит была женщиной прозорливой и в людях разбиралась неплохо.

   На следующий день отправилась она попрошайничать в южную часть города и услыхала на улице, как расхваливают здешние обитатели ум некоего Софокла и пересказывают друг другу его высокомудрые изречения.

   «Еще один болван! — подумала она. — „Ученые“ словеса такие же — от кого угодно можно услышать!»

   Однако ей захотелось самой взглянуть на этого Софокла.

   — Посоветуй, мудрый человек, — спросила она его, кладя на блюдо медный грош, — какой хитростью заставить мне моего мужа работать?

   — Перестань его кормить, — сказал Софокл. — Он оголодает и чтобы раздобыть себе средств на пропитание вынужден будет чем-нибудь заняться.

   «Дело, конечно, говорит, — думала Дебора, возвращаясь домой, — но чтобы дать такой совет, совсем не обязательно быть семи пядей во лбу. Этот „мудрец“ — обычный шарлатан; даже мой муженек умом с ним поспорит!»

   Она вдруг остановилась и хлопнула себя ладошкой по лбу:

   — Ну конечно! Что же мешает мне сделать из моего Перри такого же мудреца?! И деньги тогда зарабатывать себе мы с ним сможем совсем не утруждаясь!

   Придя домой, она разбудила мужа и принялась стаскивать его с лежанки.

   — Вставай, Перри Смит! И умывайся! Сейчас я сделаю тебя первым мудрецом города!

   — Не хочу вставать… и умываться не хочу… и никаким мудрецом быть не хочу!

   — Захочешь!!! — Дебора схватила трость и бросилась неистово колотить ею мужа. — Знай, болван: быть мудрецом — самый легкий в нашем городе способ зарабатывать себе на жизнь! Легче не придумаешь!

   Чтобы сберечь бока от синяков, Перри Смит счел за благо подчиниться супруге. Та прежде всего вымочила и выполоскала в крутом растворе щелока его длинную бороду — пока не стала она бела как снег; затем взялась тщательно скоблить острой бритвой макушку его головы — пока не заблистала на ней почтенная лысина. И когда надела на мужа длинный черный халат и подпоясала его, пришла к заключению, что на вид он теперь ничуть не менее мудр, чем Сократ с Софоклом.

   — Теперь надо подобрать тебе новое имя, — сказала Дебора, — потому что вряд ли кто поверит, что некий Перри Смит может быть мудрецом. Пожалуй, назову я тебя Периклом. Запомни: отныне и впредь ты Перикл, Первый Мудрец города Готэма!

   Затем она вытолкала мужа из дома и повела по улице, громко восклицая: «Вот идет Перикл — мудрейший человек из всех живущих на белом свете!»

   — А что он знает? — спрашивали ее прохожие.

   — Всё! И много чего еще в придачу! — отвечала Дебора.

   К ним подошел ломовой извозчик.

   — Умоляю тебя, ученый человек, — спросил он Перикла, протягивая ему монету, — скажи мне, что за недуг приключился с моей кобылой?

   — Почем я знаю?!

   — Но говорят, ты знаешь всё!

   — Правду говорят. Но ты расскажи мне прежде, в чем он проявляется, этот ее недуг!

   — Она ничего не ест.

   — Значит, она сыта. Потому что никто, не будучи сытым, от еды не откажется — ни человек, ни животное.

   «Смотрите-ка — и вправду, ученый человек! — перешептывались горожане. — Вон, извозчик и не догадывался, что же с его кобылой такое приключилось, а он все ему объяснил!»

   Очень скоро молва о новоявленном мудреце, о его дельных советах и многоумных изречениях долетела и до ушей Сократа с Софоклом. Эти два продувных мошенника испугались не на шутку, что соперник вдруг затмит их собственную славу великих мыслителей и незаменимых советчиков, и поэтому оба они решили с ним свидеться, чтобы сойтись всем им троим в ученом споре. И вот, однажды утром трое мудрецов из города Готэма, в окружении большой толпы городских зевак сели перед лачугой Перикла на табуреты и посмотрели друг на друга.

   Некоторое время они лишь обменивались опасливыми взглядами и молчали, поскольку каждый боялся первыми же словами выказать ненароком свое невежество.

   Наконец Софокл подмигнул толпе своим единственным глазом и с важностью промолвил:

   — Земля наша плоская; потому что если бы круглой она была, как утверждают некоторые глупцы, все люди скатились бы с нее вниз.

   Горожане, которые слушали его затаив дыхание, захлопали в ладоши: «Софокл мудрее всех! Кто докажет, что он не прав?!»

   Сократ, раздраженный тем, что слава его меркнет, нахмурился и возразил:

   — Будь Земля плоской, вся вода стекла бы с ее краев, и морей с океанами у нас бы тогда не было! Земля — она вогнутая, как тарелка.

   Горожане захлопали громче и стали восклицать: «Да, Сократ прав! Сократ — он помудрей будет!»

   Перикл беспокойно заерзал на табурете — он понял, что если тотчас не ринется в атаку, со славой первого мудреца ему придется распрощаться.

   — Вы оба глубоко заблуждаетесь, друзья мои! — с великим достоинством обратился он к Сократу с Софоклом. — Мир наш подобен скорлупе ореха, и все мы живем внутри этой скорлупы. Небо над нашими головами — это твердый колпак, и его даже можно потрогать руками — если выйти в океан и долго плыть неважно в какую сторону. Я доподлинно это знаю, потому что мне доводилось когда-то путешествовать по морям.

   Толпа разразилась бурными рукоплесканиям: «Слава Периклу — мудрейшему из мудрецов!!!»

   — Пусть Перикл с Сократом докажут прежде, что я не прав! — выкрикнул Софокл.

   «Верно! верно! Да, пусть доказывают!» — поддержали его горожане.

   — Нет уж, пусть лучше Перикл и Софокл приведут доказательства, что не прав я! — твердо заявил Сократ.

   — Будь мы в море, — объявил им Перикл, — я обоих бы вас привел к доказательству того, что в споре нашем прав я и только я!

   — Ну так давайте, сядем в лодку и сплаваем втроем к краю света! — предложил Сократ. — И тогда уж наверняка выясним, кто из нас не ошибается. Согласны?

   — Да, — ответил Софокл. Перикл тоже отказаться не посмел.

   И трое мудрецов в сопровождении толпы горожан отправились на берег моря. Однако ни одной лодки они там не нашли, потому что рыболовы в тот день с утра уплыли на них на промысел. Вдруг Перикл заметил у кромки воды большую деревянную лохань — в ней рыбаки возили на рынок свой улов.

   — Вот, поглядите-ка, — чем не лодка! — окликнул он своих спутников. Будучи самым упитанным, полным из них троих, оказался он к тому же и дураком полнейшим.

   Трое мудрецов уселись в лохань ногами друг к другу, готэмцы столкнули ее на воду, течение подхватило ее и быстро понесло в морскую даль.

   Скоро мудрецы заметили, что в старую рассохшуюся лохань через трещины просачивается вода. И когда поднялась она им до лодыжек, сильно перепугались и, побледнев, крепко вцепились руками в края посудины.

   — Какой же я болван!.. — негромко воскликнул Перикл.

   — Ага! Если ты сам признаешь себя болваном, значит мудрецом ты никак не можешь быть, — заметил ему Сократ.

   — Мудрецом… мудрецом… — пробурчал Перикл. — Вот — не мудрецом, получилось, стал я, а мертвецом…

   — Да и я — тоже несчастный глупец, — трясясь от ужаса вымолвил Софокл, и из его единственного глаза потекли слезы. — Остался б на суше — так и не утоп бы!

   — Ну, тогда, — вздохнул Сократ, — и я, пожалуй, признаюсь вам, что никакой я не мудрец. Это люди просто решили почему-то, что ума у меня очень много.

   — Да, да, — всхлипывал Софокл. — Это люди нас погубили!

   — Жалею лишь, — сказал Перикл, — что нет здесь со мной моей женушки. Это она…

   Договорить он не успел — потому что лохань, подпрыгнув на гребне волны, разломилась пополам…

   Идут годы, проходят столетия, а люди как ждали так и ждут, что однажды трое мудрецов из города Готэма вернуться к ним из своего далекого путешествия на край Земли.