Сыск воеводский

    Весть о восстании служилых людей в Енисейске скоро докатилась до Тобольска. Сибирские власти не на шутку обеспокоились. Несмотря на наступившую зиму для сыска над бунтовщиками в Енисейск был спешно направлен   сын боярский Борис Аршинский с отрядом служилых людей под командой вновь назначенного в острог стрелецкого сотника Петра Бекетова.

    Казаки стали жаловаться на своевольства воеводы. В ходе следствия выяснилось, что во многих неправедных делах воеводы замешан и бывший в это время в походе Максим Перфильев. Согласно чьей-то челобитной его обвиняли еще и в том, что он «во грехе жил с чужой женой».

    Допрос показал, что насильства не было, и жёнка недавно утонувшего в Оби сотника  жила с Перфильевым полюбовно, когда муж её пребывал в походах. Дело, в общем-то, хотя и греховное, но не редкое, не дававшее повода для сыска и наказания, если бы не  письменная жалоба. А тут, – челобитная. Да еще кто-то из казаков сказал, что по острогу ходят слухи будто Максим заставил попа Кирилла тайно обвенчать их. Это при живой то Максимовой жене. Аршинский не посмел оставить такое дело без рассмотрения в Тобольске.  Стали ждать возвращения Перфильева.

    Поход его оказался кровавым. В низовьях Ангары в стычке с тунгусами князца Тасея казаки потеряли 10 человек, был ранен и сам атаман. Но отряду все же удалось прорваться к Енисею. Несмотря на проводимый сыск, Перфильев чувствовал себя героем, смотрел на новоприбывших свысока.
 
  - Как же ты, атаман, казаков-то не уберег, – спросил его Аршинский, - рази можно постольку людей терять?
  - На то он и боевой поход, на то и служба государева, - ничуть не смутившись, ответил Максим Перфильев.  - Новую землицу я под руку государеву привел? – он вопросительно и сурово посмотрел на Бориса. - Ясак собрал? Прознал про  земли братские? - губы его исказила презрительная усмешка, а в глазах читалось: «чернильная ты душа, что ты понимаешь в этом деле, приехал в кляузах разбираться, вот в них и разбирайся».

  - Тунгусов  Тасеевых тоже  покрошили и постреляли  немало, будут теперь усторожливее, - мстительно усмехнулся атаман, -  к  острогу то уж  идти не посмеют. У меня к ним давний счет, - ткнул перстом на корявый шрам на щеке – след тунгусской стрелы. - Ну, а что на том деле казаки головы свои сложили, на то божья воля, - Максим опустил глаза. Помолчав, закончил: царство им небесное и упокой души, –  истово перекрестился.
 
    Сотник Бекетов стоял возле Аршинского,  слушал атамана и не мог разобраться в своих чувствах.  Он не мог не восхищаться смелостью и спокойствием этого человека, его боевым опытом, о котором был немало наслышан. Вместе с тем не мог  не почувствовать неприязни к этому человеку за высокомерие, с каким он разговаривал, непомерную грубость и жестокость, о которой говорили взбунтовавшиеся казаки, корыстные его дела вкупе с воеводой по хлебной торговле и винному откупу, открывшиеся в ходе иска. Да и страсть этого, уже не молодого человека к бабьим юбкам, вызывала в нем чувство, близкое к брезгливости.

    Полномочному тобольскому посланнику  поведение Перфильева тоже не понравилось. Помятуя о жалобах на него служилых людей, Аршинский решил отдать его до окончания следствия под надзор Петру Бекетову.

    Молодой сотник, услышав это, поморщился, - не любил он участвовать в сыскных делах. К тому же  прибывший к Енисейскому острогу Андрей Дубенской, недаве, размахивая наказной памятью, требовал с него какой-то судовой инструмент. Тогда ему было недосуг,  - отложил на опосля.  Надо бы теперь пойти разобраться, о чем речь. А тут вот еще  какая  докука, - надзор за атаманом. Сведу-ка я  его в аманатскую - под надзор стрельцов, - решил сотник.

  - Давай, атаман, шагай к аманатской, - негромко проговорил сотник.
  - Што? Мне, атаману, в аманатскую?  - глаза его сверкнули яростью. - Молод ещё командовать  мной! Сопли ишшо не обсохли! – грозно взревел  Максим Перфильев, привставая с крыльца  и  хватаясь за саблю.

    Стоявшие рядом стрельцы дружно шагнули к  сотнику, тоже взявшись за сабли. Метали взгляд с Перфильева на Бекетова, - что прикажет. Аршинский недоуменно замер на месте. Бунтовавшие казаки сгрудились вокруг него, загалдели вразнобой:
  - А мы што тебе говорили.
  - Как зверь дикой, чуть што, так плетью, али в зубы.

    Казаки, вернувшиеся из похода, молча  стояли в стороне,  угрюмо глядя на происходившее. Никто не вышел на помощь атаману. Если у кого и мелькнула такая мысль, понимали, видя остервеневших единоострожников и сгрудившихся возле сотника стрельцов, что сила не на их стороне. Враз приберут, и на правеж, - к тобольским воеводам.

    Максиму  и в самом деле было до слез обидно. После того, как утонул в Оби Поздей Фирсов, воевода Ошанин отправил в Москву челобитную с просьбой назначить на освободившуюся должность  его, - Максима Перфильева. Челобитную подписали и несколько казаков. Считая, что Москва в его просьбе не откажет, воевода ждать указа не стал, назначил его сотником своей властью. И, как считал Максим,  вполне заслуженно, - ведь никто в Енисейске не имел такого боевого опыта. А тут,  на тебе, - Москва прислала сотником в острог этого юнца.

    Максим, видимо, забыл или в обиде своей не хотел вспоминать, что он и сам в двадцать лет ходил атаманом  к устью реки Таз с отрядом князя  Шаховского, который стал потом первым воеводой Мангазеи. И, конечно, не считал тогда, что у него «сопли ишшо не обсохли».


    Сотник не дрогнул. Чувствуя, как закипает в нём ярость, шагнул навстречу атаману.
  - Вот што, дядя,  не шаперься. Не то  врежу плетью промеж глаз, - мало не будет, – угрожающе взмахнул черенком с зажатой в кулак плетью.

    Атаман сверкнул глазами… и   вдруг обмяк. Руки его безвольно повисли, плечи опустились, голова понурилась. Повернувшись, он шаркающей походкой двинулся к аманатской.  И каждый подумал, глядя на атамана и шагавшего за ним сотника, - нашла коса на камень.

                *

    По результатам сыска Аршинский арестовал десятерых зачинщиков восстания во главе с Василием Алексеевым, заковал их в цепи и  препроводил  в Тобольск, где они были  заключены  в  тюрьму. Вместе с арестованными был отправлен в Тобольск и Максим Перфильев для решения его судьбы тобольскими воеводами.

    Атамана Перфильева тобольские воеводы вскоре отпустили. Как ни говори, а казачий атаман, к тому же   еще и грамотный. Было у него и немало заслуг. Таких людей  в Сибири было немного. Рассмотрев его грехи, тобольские воеводы пожурили атамана за шалости, велели не жесточить служилых людей и отпустили  с миром. Однако ж, чтобы утихомирить енисейские страсти, в Енисейск сразу его не отправили, -  послали служить к дому - в Сургут.

    История же с его венчанием получила продолжение и громкую скандальную огласку. Дело дошло до тобольского архиепископа Макария. Возмущенный владыко, призвав к себе бывшего енисейского воеводу Ошанина с попом Кириллом,  устроил им допрос, после чего докладывал государю: «…на очной ставке Андрей Ошанин говорил, как де подьячий Максим с Оленькою сговорились, что ему на Оленьке жениться. Выпись полюбовную написали, и тот де поп Кирилл у них  сватом был, и в той записи сговорной  руку приложил, и ту де запись Максим себе взял. Поп Кирилл взял с Максима 10 рублей денег, да 10 четей запасу…». При этом архиепископ сетовал, что не удалось допросить самого  Максима, отправленного воеводами в Сургут.