Морок. Часть Первая. Глава 7

7.
      Кругом царила тишина. Маленькая хижина была слабо освещена свечой, медленно догорающей на идеально чистом столе. Налево от стола располагалась ржавая кровать на пружинах, на которую был небрежно положен старый потертый матрас. У подножия ржавого скелета валялось много пустых пакетов из-под полуфабрикатов вперемешку с клочьями шерсти, перьями и, местами, полусгнившими потрохами животных. Разгуляться ему было негде, поэтому приходилось есть где попало. Стол никоим образом не годился для приема пищи- это было последним пристанищем его, казалось бы, совсем обезумевшего и погибшего разума. Книги аккуратными полками заполняли три четверти полированной деревянной поверхности. Здесь были и детские сказки, и мануалы по домоводству, и учебники по анатомии. Все тома, от большого до малого, были расставлены в алфавитном порядке. Свеча стояла на маленьком свободном пятачке около края стола, закованная в изящный подсвечник и беспрестанно дрожащая под порывами ветра, врывающимися сквозь небольшие щели в стенах. Рядом с ней на блестящей глади стояла маленькая фотография в золоченной рамке- совсем уже выцветшей, но все еще напоминавшей о своей былой ценности и красоте. На карточке можно было разглядеть лицо годовалой девочки, сидящей на руках у подтянутого светловолосого мужчины и одной ручкой обнимающей улыбающуюся женщину с темно-русыми волосами.
Кряхтя, словно старик, он вломился в входную дверь. Не удосужившись счистить грязь с старых ботинок, он прошелся взад и вперед по хижине, оглядывая ее, будто в первый раз. Заглянул во все щели, послушал задумчивые гул и свист ветра, чертыхнувшись несколько раз, сам не понимая отчего. Затем, словно вспомнив о чем-то важном, он резким шагом направился к столу. Глаза, настолько привыкшие к постоянному беспросветному бардаку и смраду в этой Богом покинутой хижине, невольно расширились в удивлении, увидев чистоту стола и улыбки на фотографии. Словно и не было его здесь утром, словно и не жил он здесь большую часть последних двух лет, скрываясь от мира. Словно впервые он увидел этого маленького ангела, лучезарно улыбающегося ему с фотографии. Он, словно завороженный, опустился перед столом на колени, не отрывая взгляда от милого ребенка. Дрожащее пламя свечи отбрасывало причудливые тени на все вокруг, изменяя лица и очертания поминутно. Что-то внутри него дрогнуло, переломилось, изменилось. Щелкнул неведомый выключатель в недрах его сознания. Смутные сомнения и чувства начали принимать форму, все более ясно представая перед его внутренним взором. Будто охваченный безумием, он бросился к двери и вон из хижины. Однако, на сей раз безумие было вызвано ужасом перед реальностью, в которой хозяин хижины вдруг себя увидел.
Он, громко топая, ворвался в сарайчик, стоящий рядом с хижиной. Схватил несколько грубо отесанных дубовых досок и ящик со старыми инструментами и помчался обратно в хижину. Вернувшись в холодную комнату, он стал лихорадочно забивать все щели, сквозь которые мерзкий февральский ветер просачивался внутрь. На ходу он пытался понять каким же образом смог пережить жестокую русскую зиму в этой убогой хижине где-то в подмосковных лесах. Мысли бешено крутились у него в голове, доводя до головокружения и помутнения в глазах. Он остановился на мгновение чтоб отдышаться. Самые большие дыры в стенах были благополучно забиты досками, гул ветра почти полностью прекратился, пламя свечи прекратило свой таинственный танец. Мужчина улыбнулся и, насвистывая неведомую мелодию себе под нос, вышел.
Его ружье выглядело как новое, лезвия клинков и охотничьих ножей были заточены до идеальной остроты, несмотря на то, что, судя по их рукояткам и отсутствию пыли на подставках, использовались они очень часто. Он прихватил парочку из них в добавок к ружью, уже висевшему на плече, и отправился на охоту. В животе уже ощущалось чувство голода, поэтому он решил поспешить. Будучи прекрасным стрелком, охотник был почти уверен, что на ужин сегодня ему предстоит полакомиться диким кабаном- их в лесу было предостаточно. Снова насвистывая все ту же мелодию, он начал пробираться сквозь замысловатые переплетения голых веток кустов, опутывающих деревья со всех сторон. Грязь липла к ботинкам, периодически затягивая охотника по щиколотку, но он упрямо шел вперед, почти беззвучно. На одном из небольших пустырей он заметил следы в местами высохшей грязи и последовал за ними, тщательно прислушиваясь к лесным шорохам. Пройдя несколько сотен метров, он увидел серо-бурые очертания животного, копошащегося в грязи в поисках еды. Охотник двинулся неслышно, шаг за шагом, к своей добыче. Он беспрепятственно подобрался к нему и, вскинув ружье на плечо, выстрелил дважды. Кабан упал на землю, смешивая грязь с собственной кровью в предсмертных конвульсиях. Через минуту он затих. Охотник подошел к нему, внимательно оглядел. Животное было очень худым, наверняка оно скиталось по лесу в бесплодных поисках еды в течение многих дней. Именно когда кабану наконец повезло, по иронии судьбы его подстрелили. "У каждого "хорошо" есть своя плохая сторона, поджидающая в кустах", с легкой грустью подумал охотник, почему-то взволнованный видом кровавых брызг. Взвалив животное на плечо, мужчина двинулся обратно. Кровь все еще сочилась из ран кабана и то и дело попадала ему на куртку. Ранее равнодушный и, в некотором смысле даже очарованный ее видом, сейчас мужчина все отчетливее чувствовал перед ней смутный страх и усиливающуюся тошноту. Больше нескольких шагов он не выдержал и сбросил тушу на землю. Схватив животное за ногу, он потащил его по направлению к сараю. На открытой площадке стоял небольшой разваливающийся деревянный стол, прогнивший в некоторых местах после обильных осенних дождей. Мужчина поставил кабана на стол, вытащил один из ножей из-за пояса и точными движениями опытного мясника разделал тушу. Оставив пару кусков мяса на ужин, он растеряно огляделся по сторонам в поисках подходящего места для хранения оставшейся дичи. На улице было еще достаточно холодно, поэтому он решил уложить мясо в черный полиэтиленовый пакет, который так кстати оказался в углу сарая, и оставить его в ящике у двери. Шалашик еле стоял, ветер в нем гулял свободно, холод пробирал до костей. Мясо уж точно не пропадет.
Через час охотник уже сидел перед весело потрескивающим костром и поедал мясо голыми руками. Он чувствовал себя первобытным человеком, эдаким варваром, наслаждающимся своей добычей. Все то же непонятное волнение, вызванное то ли видом крови, то ли еще чем-то, томилось внутри него. Будто он должен был о чем-то важном подумать, решить что-то. Что же? Он никак не мог вспомнить, не был в силах разобрать свое состояние. Отмахиваясь от него, как от назойливого насекомого, он отправился спать, так и не очистив ботинки от полузасохшей грязи, оставляя бурые следы на и без того грязном полу. Постепенно, он впал в то же статичное состояние, с которым вернулся в хижину ранее. Вернулся? Откуда? Он очень смутно помнил, где находился утром и что делал добрую часть дня. Подобные дыры в памяти были для него привычны, он уже не особо на них обращал внимания. Лишь изредка он озадаченно спрашивал себя, что же вообще с ним происходит, и тут же отталкивал от себя эти мысли. Они были не хуже тины- засасывали все его сознание, преподносили головоломки из обрывков воспоминаний и смутных очертаний без какого-либо намека на четкие ответы. Ему надоело вечно спрашивать себя о чем-то. Сейчас он хотел лишь завалиться спать. В хижине было чуть теплее чем на улице, надежно заткнутые щели сделали свое дело. Свеча на столе давным давно догорела, оставляя после себя лишь густой мрак, потревоженный узкой полоской проникающего через пыльное окно лунного света. Охотник опустился на кровать, достал из угла охапку скверно пахнущего тряпья. Укутавшись в одно из дырявых покрывал, он вскоре мирно засопел под завывание ветра и волков где-то снаружи. Смутное чувство страха и ужаса снова забилось подальше, ожидая своего часа.