Агнешка

            Это имя, которое означает чистоту и непорочность,  дала ей мать. Как показала дальнейшая ее жизнь, это оказалось иронией судьбы. Они жили в небольшом городке под Варшавой, и когда началась война с немцами, отец ушел в «Армию Крайову» и больше о нем не было никаких известий. Когда в сентябре 1939 года немцы оккупировали Польшу, Агнешке исполнилось 14 лет. Она была уже хорошо сформированной девушкой с красивой грудью, вьющимися пепельными волосами,  милым, еще детским лицом с зелеными глазами, курносым носиком и пухлыми губами.
Начались аресты, казни, немцы врывались в квартиры и искали мужчин и евреев, насиловали женщин и девушек.  Мать, чтобы спасти от насилия Агнешку, спрятала ее в маленькой кладовке с узенькой дверью, что была рядом с кухней и загородила дверь кладовки шкафом с вещами, передавая Агнешке еду и воду через верх в щель  двери, не отодвигая полностью шкафа. Через два дня она чуть отодвигала одну сторону и забирала ведёрко с Агнешкиными экскрементами, мыла его и передавала обратно.Сидеть в темной кладовке, видя только небольшую полоску света с коридора было и страшно и тяжело. Дважды в квартиру врывались немцы и ругаясь что-то искали. Первый раз ушли быстро, а вот второй раз уже добрались и до шкафа. Агнешка решила, что пришел и ее час,  и от ужаса забилась в дальний угол кладовки, но мать начала отвлекать немцев,  предлагая выпить самогона.  Они перестали  обыскивать шкаф,  и пошли в комнату. Распив самогон и попев песен, они начали приставать к матери, послышался ее плач и просьбы не делать этого, но после недолгой возни и треска разрываемой ткани, она услышала крики матери, ее стоны и ритмичный скрип кровати. Она поняла, что это означает - мать насиловали. Ужас накрыл ее как одеялом, стало трудно дышать, и она потеряла сознание.
Когда она очнулась, было тихо. Несмотря на то, что света в щели не было видно, что означало вечер или ночь, еды ей не сбросили, она пошарила руками и не нашла. Значит, матери нет дома. Она зажгла спичку и еще раз осмотрела кладовку. Воды оставалось только половина  бутылки. Мать не пришла и на вторые сутки.
Утром третьего дня она решила выбираться. Хорошо, что дверь кладовки открывалась внутрь, иначе она бы осталась погребенной заживо. После долгих усилий, удалось отодвинуть один край шкафа и она, втиснувшись в щель и напрягшись, отодвинула шкаф и выбралась.
В квартире все было разбросано, весь пол был затоптан сапогами. На кровати валялось разорванное платье матери.  Простыня и бежевое покрывало были испачканы кровью, чем-то коричневым и забрызганы серыми пятнами, уже засохшими. В ногах появилась слабость, голова у ней закружилась и ужасная догадка опять лишила ее сознания, и она упала, ударившись лицом об пол….
          Когда она очнулась,  сильно болела голова. Посмотревшись в зеркало, она увидела разбитый в кровь нос и синяк на пол лица. Один глаз затек, и она им плохо видела. Вид был ужасный.
Надо было искать мать. Она оделась похуже, обрезала  коротко свои шикарные вьющиеся волосы ножницами, замотала голову старым дырявым теплым платком и вышла на улицу.
Был октябрь месяц, листья с деревьев почти опали, было холодно и пасмурно. Соседей не было видно. По большей части, в их небольшом доме жили евреи и они исчезли в первые дни оккупации вместе с детьми. Зайдя в ближайшую лавку, где ее даже не узнали, она спросила, не видел ли кто такую-то, назвав имя и фамилию матери. Ей сказали, что многих увезли в Майданек, очевидно и она тоже попала туда.
      Она вернулась домой, и долго сидела на стуле,  глядя перед собой и плача. Надо было что-то делать, куда-то идти. Было ясно, что мать не вернется. Она попыталась вечером найти знакомых ребят,  но наткнулась на патруль и в нее даже стреляли, но она дворами убежала и вернулась домой.  Около Лодзи жили родственники отца,  и она  приблизительно знала даже как их найти, но это в мирное время. А сейчас, когда дороги патрулируются? И живы ли они? Но идти надо было все равно, другого выхода не было. Она собрала всю еду, которую нашла, взяла теплые вещи в котомку и скрытно, избегая улиц, пошла к окраине.
Ей удалось пробраться на окраину городка незамеченной и она пошла по лесу вдоль дороги на Лодзь. Идти было тяжело, так как в темноте она натыкалась на сучья и ветки, здорово разорвала кофту и два раза расцарапала лицо, да так, что пошла кровь. Устав вконец, она решила поспать и присыпав себя опавшими листьями, уснула.
Как только начало рассветать, она решила найти километровый столб, чтобы узнать, сколько же она прошла. Когда она вышла наконец к столбу, оказалось, что лес у края дороги везде спилен, и надо пробежать по чистому месту, чтобы увидеть цифры на столбе.  Вроде никого не было видно и она побежала к шоссе.

     Когда до столба оставалось с десяток метров, из за поворота показался мотоцикл с патрулем . Она попыталась бежать назад, но с коляски начали стрелять, отсекая путь к лесу и упав, она уже боялась подняться. Подошли, смеясь, два немца, приказали встать. Она неплохо понимала немецкий язык, потому что их учила в школе настоящая немка. Немцы вначале решили ее изнасиловать, по ходу решая между собой, кто первый, но посмотрев на расцарапанное лицо, забрызганную кровью кофту  и затекший глаз, отказались от этой затеи. Ее посадили в коляску и отвезли назад в тот же городок, из которого она  шла,  где сдали в комендатуру.
 
     Комендант определил ее на работу в военную прачечную. Там работало много молодых женщин из городка, некоторых она узнала. Они жили при прачечной под охраной и выход в город был запрещен. Кормили плохо. Через пару недель, когда лицо зажило, ее заметил офицер интендант и приказал привести ее к себе на квартиру. Ее одели в приличное платье и обувь и отвели к интенданту после работы, предварительно приказав помыться  в бане. Ей было понятно, зачем….
Интендант был полным мужчиной в возрасте, лысоватым, с большими толстыми губами. Он покормил ее, дал выпить вина и приказал раздеться, но когда она начала сопротивляться, сказал, что он сейчас отдаст ее солдатам, а  потом отправит в Майданек. Агнешка знала, что такое Майданек. Это был лагерь смерти, откуда не возвращались. Она разделась до белья и стояла посреди комнаты босиком. Немец с вожделением ходил вокруг, цокал языком и разглядывал ее, потом приказал снять все. Она разделась до трусиков. Тогда он взяв ее за руку, повел к кровати и положив ее поперек, начал медленно стаскивать с нее трусики. Она инстинктивно схватилась за резинку, не разрешая снять. Тогда он разорвал их и выкинул. С ужасом она ожидала начала экзекуции. Он разделся и стал раздвигать ей ноги, но она не пускала его. Тогда он встал с колен, взял припасенный хлыст и очень больно ударил наискось по телу. Боль была ужасной, жгучей и она чуть было не обмочилась от боли, ведь её еще никогда не били. Он повторил попытку раздвинуть ее ноги и она подчинилась. Она ждала боли, но он залез туда рукой и стал массировать её между ног и особенно бугорок, отчего ей стало как-то не по себе. Груди стянуло, соски напряглись и сократились в горошины.  От этого она стала впадать в оцепенение и прострацию. Немец достал свою «штуку» и попытался вставить ее туда, но это ему не удавалось, хотя она уже не сопротивлялась. Было немного неприятно, но не больно. В итоге он рассердился и засунул туда сначала палец, от чего стало очень больно, а уж потом и «штуку».
 К счастью процедура была не долгой и он, немного подергавшись на ней, слез. Простыня была в крови и сперме и он, сняв ее, приказал ей одеться и убираться прочь, забрав простыню. После этого, через пару дней,  ею попользовался молодой заместитель интенданта, а потом ее перевели на работу в офицерский бордель. Там работать не заставляли, кормили лучше, давали шоколад и разрешали выпить вина. Так началась для Агнешки новая жизнь, жизнь проститутки борделя.
 
Молодых девчонок было десять человек, разного возраста, от пятнадцати и до двадцати лет, многие из ее городка. Чтобы девчонки не беременели и не заражали офицеров венерическими болезнями, им выдавали влагалищные таблетки для употребления перед актом. После их введения во влагалище, появлялось ощущение тепла, щекотки и появлялся запах хлорки, правда не сильный.
Их регулярно осматривал немецкий военный врач. Заболевших и беременных отправляли в Майданек и доставляли новых девушек.

         Постепенно Агнешка привыкла, к ней офицеры относились хорошо, не били, и она стала чувствовать приливы каких-то ощущений внизу живота при сношениях и однажды, во время акта вслед за наплывом горячей волны, внизу живота как-будто что то лопнуло и Агнешка забилась под молодым офицером в неконтролируемых конвульсиях, и громко застонала. Ей стало очень хорошо…. С тех пор она ждала этого ощущения и всегда его получала.
  Агнешка пользовалась успехом, очевидно не только из за красоты, но и из за того, что она была расторможенной во время секса.  Ей везло.  Она ни разу не заболела, а доктор, который ее проверял и  который несколько раз тоже был с ней, и был от нее в восторге, персонально опекал ее, и пару раз даже колол ей дефицитный пенициллин  после проверки. Он же, два раза уже, скрытно сделал ей аборт в медпункте, хотя другие беременные девчонки угодили в концлагерь.  Через год, этот доктор, обучив ее сестринскому делу, пристроил ее медсестрой в медпункт, где она дальше и работала. Сексуально же, теперь, она обслуживала только его, и редких приезжающих начальников и проверяющих.
О родителях Агнешка так ничего и не узнала.

         Война катилась к концу. Фронт приближался. Бордель закрыли, началась эвакуация, в том числе и медпункта. Доктор дал Агнешке немного денег и сказал, чтобы она нашла себе жилье. Ее квартира сгорела вместе с частью дома и жила она прямо в медпункте.
В середине января 1945 года, русские освободили Варшаву и война покатилась на запад. Мать и отец не вернулись. Жить стало тяжело, и не только оттого что не было работы. Все в городке знали, что она работала в борделе немцев и отношение к ней было соответствующее. Надо было уезжать, но куда? В Польше на ней бы оставалось несмываемое клеймо. Она уже не раз подумывала о самоубийстве...
Весной, после разгрома немцев и подписания капитуляции, она взяла немного одежды и еды и пошла на восток вдоль железной дороги, решив навсегда покинуть родные места.
 
               Был месяц май, цвели весенние цветы и терпко пахла черемуха, яблони набирали цвет, было тепло и парко.  По железной дороге постоянно шли эшелоны с техникой и солдатами, которые направлялись в Россию. Говорили, что солдаты едут бить японцев на Дальний восток.
 
- Вот бы затеряться мне на просторах России, - подумала Агнешка. – Никто бы не узнал про мою жизнь в оккупации и может быть, я бы встретила там свою любовь….

        Она была уже давно голодна, припасы кончились, хотя она обменяла на хлеб все вещи. И вот, когда она сидела на каком-то полустанке железной дороги,  отдыхая, потому что от слабости не могла уже идти, на нем остановился военный состав. Из вагонов высыпала охрана и встала вдоль вагонов. Напротив неё остановилась двухосная теплушка, в ней отодвинулась дверь, и на землю спрыгнул симпатичный старший сержант лет двадцати пяти с орденами и медалями на груди. У него в руках была открытая банка тушенки и кусок черного хлеба. Он достал из за голенища сапога ложку и поглядывая в сторону станции, стал есть. Потом он увидел Агнешку и улыбнувшись, стал разглядывать ее. До ее обоняния долетел потрясающе вкусный запах тушенки, она сидела недалеко. Ее затошнило, она проглотила тягучую слюну и потеряла сознание от голода...
Когда она очнулась, сержант нес ее на руках к вагону и передал своим солдатам. Те подхватили ее легкое тельце и положили на нары. Поезд тронулся,  и сержант запрыгнул в вагон.
 
Сержанта звали Михаилом. Ее покормили, напоили чаем и определили в дальний угол вагона, где было место Михаила. Она сразу уснула. Когда она проснулась была ночь. Поезд шел, колеса равномерно и  успокаивающе постукивали. Агнешка вспомнила все и огляделась. Рядом, на краю нар, на боку, спал одетый Михаил, положив ладошку под щеку. Потом она увидела дежурного, сидящего у горящей буржуйки, на которой стоял чайник. Дежурный пил чай. Горел керосиновый фонарь. Солдаты спали. Было так хорошо, спокойно и уютно, что она снова уснула. Поезд шел, не останавливаясь всю ночь. Это был, видно, литерный состав.
Когда рассвело и она проснулась, оказалось, что границу Польши они проехали.  Она немного понимала русский язык, и Михаил ей сказал, что они едут далеко, но ей туда нельзя.  Она испугалась, что ее высадят, а ведь ей только показалось, что у ней теперь есть защитник, и всё теперь будет хорошо! С Михаилом было так спокойно! Тогда она, путая русские, польские и немецкие слова, рассказала ему, ничего не скрывая про свою жизнь в оккупации, про бордель, про родителей. Говорила долго, горячо, спеша и сбиваясь, прерывая рассказ слезами. Михаил слушал молча, смотря в одну точку, только на щеках его двигались желваки. Потом он долго молчал, а она смотрела на его мужественное лицо и думала о том, что впервые в жизни ей самой так хочется обнять мужчину и прижаться к нему.
Михаил видно принял какое-то решение и спросил:

- Ты согласна выйти за меня замуж? У тебя есть какие-нибудь документы?

Агнешка подумала, что она что то не так поняла и переспросила. Он повторил. Она согласно кивнула головой и пошарив в узелке, достала свое церковное свидетельство о крещении и немецкий оккупационный аусвайс.  Он забрал документы и о чем-то переговорил с солдатами своего взвода, которые тоже слышали ее рассказ. Когда поезд остановился на узловой станции, он ушел к своему командиру и его долго не было. Потом он с лейтенантом, прошел в начало состава.  Еще через пол часа пришел ординарец и приказал Агнешке идти с ним. Душа девушки оборвалась, она решила, что ее арестовали и ведут в комендатуру. Однако они шли вдоль вагонов и пришли в командирский пассажирский вагон. Там было несколько старших офицеров, уже виденный ею лейтенант, и Михаил. Она встала рядом с Михаилом и испуганно вцепилась в его руку. Седой полковник улыбнулся и спросил:

- Ты согласна расписаться со старшим сержантом?

Она непонимающе посмотрела на Михаила: « Что значит расписаться?» Михаил ей шепнул:
« Замуж за меня пойдешь?»

Она согласно закивала головой. Полковник написал что-то в солдатской книжке Михаила, поставил печать и вернул ему все документы. Все заулыбались и поздравили их. 
Они пришли назад в свой вагон, куда пришел и лейтенант, который принес спирта и бутылку вина. Солдаты быстро накрыли стол, и когда состав тронулся, свадьба уже была в разгаре. Солдаты пели и плясали, кричали горько и с завистью смотрели, как их командир, сержант, целует красавицу польку. К вечеру солдаты занавесили нары сержанта плащ палатками, организовав молодоженам любовное гнездышко.

       Михаил долго рассказывал ей, что он хочет делать дальше. Поезд шел через Псков на Москву и дальше на Восток. В Псковской области, около города Остров, живет его мать. Отец погиб на фронте, он единственный сын.  Агнешке выпишут документы и аттестат. Она выйдет в Пскове,  найдет мать  и передаст ей письмо, в котором он все матери напишет. Агнешка будет ждать его с войны у матери, а он обязательно вернется!
         Агнешка смотрела Михаилу в лицо и не верила в свое счастье! Ведь еще сутки назад она умирала с голоду и хотела покончить с собой от безысходности, а сейчас у ней есть и еда, и муж, и даже новая мама! Она уже любила этого человека всеми фибрами своей души и готова была на все, ради него!
В эту ночь она любила его с такой силой и нежностью, что он не успевал передохнуть. Они уснули только под утро. Она так захотела от него ребенка…, но не получилось, как выяснилось позже, те аборты видно не прошли даром…

       Михаил вернулся с войны только в 1946 году, инвалидом - долго лежал в госпитале. Судьба не дала им ребенка и Агнешка всю свою любовь отдала Михаилу…  Из-за его инвалидности взять ребенка они не решились...


Эту историю  рассказал дядя Вася, инвалид-фронтовик, к которому мы бегали еще пацанами на водокачку, где он дежурил. Мне он казался очень старым, потому что носил седую бороду из-за шрама на лице.
Это был тот период отрочества, когда нам уже хотелось кое-что знать про ЭТО, а кто может рассказать? Только взрослый, да и то не каждый. И он нам рассказывал про ЭТО, травил байки про женщин, посвящал в подробности. На "лекции" мы бегали с дружком, но этот рассказ он мне поведал одному, и почему-то приказал не болтать об этом. Намного позже до меня дошло, откуда он взял такие подробности,  рассказывая о насилии над Агнешкой, и о всех ее переживаниях.
Это была его боль…

Ведь его жену звали Агния, латышское имя, и я думал что она латышка, ведь было это в Латвии. У тети Агнии,  были волосы пепельного цвета, лучистые зеленые глаза и она была очень красивой женщиной, даже в пожилом  возрасте, а детей у них не было…
Их обоих, давно уже нет, а вот память об этой драме минувшей войны, осталась.