Обычные Превращения - 19 Глава

                Глава девятнадцатая


Дни сменяли ночи; утро снова вытесняло ночь, но не приносило с собой долгожданного облегчения. В своей однообразной череде дни были похожи на сон, а ночи, словно бесконечный удав, стягивали виток за витком всё крепче и крепче. Сколько их протянулось мимо Гастон не смог бы сказать. Порой ему даже казалось, что он так и не вышел из заболоченного леса и все еще бродит там между коряг или покоится на дне внутри малыша Глендвагена затянутый трясиной по самое горло.

Сон наяву – он точно волны, накатывающиеся одна за другой, оставлял за собой только мутную пену. В этой пене бывали и прояснения. Как раз такой яркой вспышкой был тот момент, когда им, наконец, удалось вырваться из леса.
Тогда Гастон и увидел впервые бескрайнюю даль – небо пересекающее горизонт и соединяющееся с Землей.  Море! - так это чудо назвал Пабло. От перспективы голова пошла кругом. Просто не верилось, что такое вообще может быть.
 
 - Ничего, - сказал Пабло, - как-нибудь обязательно возьмем яхту и махнем далеко-далеко…
Город, куда они добрались к исходу дня, по твердому убеждению Пабло, оказался самым подходящим местом для сбора информации. Во-первых, он стоял на берегу моря и в летнее время из маленького городишки   превращался практически в центр богемной жизни. А во-вторых находился в непосредственной близости от того злополучного места, на которое вывел их медальон.

 Поселились на тихом постоялом дворе. Неброский пятикомнатный люкс на первом этаже в боковом крыле двухэтажного особняка. Портье, по секрету сообщил, что им еще страшно повезло, потому как по слухам, да, это только слухи, некто из  правительственных чиновников не смог приехать на отдых по причине то ли большой занятости, то ли небольшого заболевания.
Первым делом по прибытии Пабло попытался обналичить  бережно сохраненные журналы. Каким-то чудом это ему удалось: банкомат немного покочевряжился, что-то там побулькал, попричитал и выдал необходимое. К сожалению необходимого на этот раз вышло пропорционально вложенной глянцу не в пример меньше ожидаемого. Некоторые листы так и остались лежать зажеванными на полу номера, а на лице получателя отпечатался вопрос: отчего это банкомат отказался их принимать?

Впрочем, долго по этому поводу он не убивался. На следующий же ночь приступил к поискам. Ясно дал понять, что одному ему работать будет сподручнее. Гастон не возражал: он безоговорочно доверился другу. Если Пабло сказал, значит, знает что делает. И добудет информацию хоть из-под земли. Сколько уж раз он доказал свою незаменимость, преданность и бесстрашие.

Процесс поиска доставлял Пабло огромное удовлетворение. Причем вне зависимости от результатов. Отправлялся на дело, как он говорил, всегда ближе к ночи, не забыв прихватить с собой изрядную пачку, туго перетянутую резинкой. А возвращался он обычно под утро, еле волоча ноги и совсем не ворочая языком. Поначалу он рассказывал Гастону о своих догадках и встречах с важными людьми способными вывести на след, но со временем перестал утруждать себя и этим. Буркнув что-то, валился в кровать и тут же засыпал беспробудным сном праведника.

Гастон же заполнял свободное время,  лежа у телевизора, - таково было по утверждению Пабло общепризнанное  название всевидящего глаза. Это чудесное устройство, - а Гастон уже понял и смирился с тем, что магия этого мира – это магия неживых устройств - обладало одним, но совершенно необыкновенным свойством – оно не передавало запахи. За это Гастон прямо-таки полюбил телевизор. Каким же нужно быть гением, чтобы придумать такую штуку, которая подглядывает за людьми, дает возможность видеть и слышать их, но при этом наложить полный запрет на любые запахи.

Так, - глядя в экран и отправляя в рот один кусок сахара за другим, или что ещё лучше, жуя леденцы, интересоваться жизнью и обычаями жителей этой страны было намного приятнее, чем лицом к лицу.
Дело в том, что в перерывах между просмотром телепередач он изводил все шампуни и гели для душа что в изобилии предоставлялись отелем. Кроме того специально по его заказу скупали чуть ли не всё разнообразие гигиенических средств от всех известных марок из ближних и дальних косметических лавок.

Потеряв таким нехитрым способом собственный запах, он заметил, что и запахи окружающих стали его раздражать. Теперь если он не успел вовремя принять душ, то чувствовал себя неловко. Так, как будто он вышел на улицу голым или нес на людях несусветную чушь.
Он пытался вспомнить то время, когда еще имел собственный запах. Самое удивительное, что тогда запахи других людей не только не раздражали его, напротив – пробуждали в нем интерес.

Сейчас же любой естественный человеческий запах стал казаться ему отвратительным. Он заметил, что общаясь между собой, аборигены отеля подолгу и с удовольствием проводили время в фойе у барной стойки или в просторном ресторане отеля.  Но как только кто-нибудь начинал выходить за рамки приличий: пытался болтать о своих проблемах или не дай бог высказать нечто неординарное, то визави тут же начинал скучать и торопился поскорее ретироваться, с таким видом прикрывая лицо, будто чуть-чуть не вляпались в смрадную кучу.
Большинство постояльцев старались тщательно скрывать отсутствие запаха. От женщин часто веяло жасмином, розой, нарциссом; сложносплетением этих ароматов с ванилью, бобами и ещё неизвестно чем; от мужчин - чем-то похожим на смесь огурцов и кофе, но Гастона этими уловками не обманешь. Он знал, что всё эти запахи были чужими, не настоящими, и придуманы специально и только для того, чтобы скрыть отсутствие собственного.

С некоторых пор и  с самим временем произошло странное превращение: оно стало липким и  тягучим как патока. В нем вязли ноги. Вроде бы ты уже сделал шаг, а обернулся – и все еще стоишь на том же самом месте. Сначала Гастону показалось, что это случилось лишь с ним, но после заметил, что и с Пабло происходит нечто подобное. Бывало, подсядет неугомонный друг к своим выносным мозгам (посоветоваться, что ли  или еще у него какая надобность?) а ты уйдешь, куда по делам или просто так – прогуляться, а вернешься довольно-таки нескоро, а он всё сидит в той же самой позе, что и когда покинул его, точно жизнь в нем остановилась.

Во время недолгих беспокойных снов Гастона посещала частенько Элли. Приходила и подолгу сидела рядом. Ничего не пыталась сказать. Только смотрела как-то очень уж жалостливо, так что её молчание было тяжелее любых слов. Потом она поправляла свои солнечные пряди, и из-за них открывалось внезапно ухо…
Это в первой половине сна, а во второй.… А во второй малыш Гелендваген все нес и нес их вперед мимо веселых, похожих на карамельные, домиков до самой башни цвета слоновой кости.  Стража расступалась перед ними и, вступив внутрь, им открывалась просторная ярко освещенная зала. Где-то играл оркестр и под его звуки вальсировал Сер Алкехим Гор в парадном мундире с аксельбантами и золотыми пуговицами, а вел его в танце Рогерус…

Пробуждение от долгого сна произошло внезапно. Гастон как обычно смотрел телевизор и вдруг услышал голоса. Он не мог точно сказать были ли они до этого момента или проявились внезапно, но в чём он был уверен наверняка так это в том, что они страшно мешали смотреть.

Нет, они ничего такого не пытались сообщить, они просто смеялись. Их натужный смех сбивал с толку. Самое неприятно то, что невозможно было понять над кем или над чем они смеются. Гастону все время казалось, что смеются именно над ним, но причину их смеха он постичь не мог и от этого чувствовал себя невыразимо глупо.

Так что еле дождался возвращения Пабло и озадачил вопросом:
- А кто это все время гогочет?
- Тебе нужны имена? Так я не знаю, - попытался тот отшутится. - Ну, ладно - зрители там сидят.
- Где там?
- В студии.
- В какой студии?
- Ну чего тут непонятно. В студии идут съемки, а эти что ржут, сидят там - их не показывают, но они там за кадром.
- Так это  не взаправду?
- А ты что думал, что это реалити - шоу?
- Но ты же говорил, что око показывает все, что происходит в твоей стране. А получается, что все это обман.
- Какой же это обман. Игра, актеры, сериальная постановка. Искусство! - ты понимаешь?

 Гастон не сразу переварил сказанное. Голоса за кадром смеялись всё громче и громче; и теперь явно над ним.
Буквально на следующий же день в безоблачных отношениях неразлучных друзей нежданно-негаданно пробежала черная кошка. И эта кошка приняла облик небезызвестного гасконца.
Как это вообще могло произойти? - спросите вы.

А вот так.
В то утро Пабло как раз вернулся с очередного  ночного задания раньше обычного. Растолкал друга и попросил в довольно таки грубой форме произвести обмен очередного глянца. С ходу ничего не вышло.
- Ты что занят? – спросил.
- Типа того, - ответил Гастон.
Надо сказать, что он перестал вдруг - и что самое обидное без видимых причин - быть таким сговорчивым как прежде. С некоторых пор  его почему-то перестали интересовать чьи бы то ни было просьбы.

Копаться в чужих желаниях ему стало скучно. И некогда! Для этого у него теперь хватало своих. Прихоти всё прибывали и прибывали, так что их приходилось выстраивать в очередь. Ей богу не до чужих!
И сколько Пабло не просил, не объяснял, что расходы огромные, и без денег ничего не выйдет, сколько не умолял, Гастон ни на что не реагировал - точно оглох.
Не разговаривали они весь день. Пабло дулся, а Гастон?… своим поведением вынудил Пабло сделать признание.
- Мне нужно с тобой поговорить, - сказал он. - Тут такое дело, короче, я не совсем был с тобой честен.
- Да?
- Да! И пришло время во всем признаться. Виной тому, что так скоро кончились деньги были… были не совсем наши с тобой общие дела. Тут дело вот ещё в чем…

Сбивающимся от волнения голосом он поведал новые подробности из своего детства… Не забыл при этом добавить, как благодарен своей бабуле за то, что именно она спасла его от страшного злодея Детдома и оберегла от злых чар ненасытного чародея Гашиша. А теперь - на склоне лет - тяжелая болезнь постигла старушку. 
- Она всё время бредит, а когда не бредит, то впадает в беспамятство, - растирая бровь и щеку, вещал Пабло. – Склероз! - неизлечимая болезнь, но доктора говорят, что очень скоро бабуля сможет встать на ноги.

Это история, надо сказать, на Гастона подействовала. Он даже попытался соорудить нечто с глянцевым журналом, но то ли был не в форме, то ли бумага у этих была не та, то ли ещё что, но существенных преобразований в дензнаки не произошло. Так жалкая горстка купюр…
Тогда расстроенный маг решился всё бросить и лично навестить бедную бабушку, и кто знает, может быть избавить её от смертельного недуга. Но и тут он недооценил благородства друга.
 - Нет, Гасти, - отговаривал тот, -  твое дело не терпит отлагательств. И я не могу даже ради самого дорого для меня человека отрывать ни минуты твоего драгоценного времени.
Наговорил ещё много чего, однако Гастон на этот раз был непреклонен.

Вышли. Пабло тут же вспомнил, что обещал привести в подарок книгу. Долго выбирал подходящую - такую чтобы иллюстраций было побольше, а то бабуля половину букв уже не помнит - в книжной лавчонке на соседней улице. Как бы невзначай предложил Гастону тоже чего-нибудь подобрать.
Стайка подростков как раз вилась возле ярко украшенной стойки. На ней красовались разномастные романы о магах и магии. Сколько подоспевший тут же продавец не старался их расписывать, на Гастона всё это великолепие не произвело ни малейшего впечатления.
- Может быть, желаете детективчик какой, или что-нибудь про любовь?
 
Пабло подоспел на подмогу:
- Я знаю, что тебе нужно: - «Три мушкетера»! Ох, как тебе понравиться. «Один за всех и все за одного»! Короче, настоящая мужская дружба. Все так чинно и благородно…
 Гастон на дружбу купился. Единственно вместо бумажного издания пришлось взять диск и аудио плеер в придачу. По условиям магазина нужно было, прежде чем забрать покупку, предварительно прослушать несколько глав.
Ну что ж делать: правила есть правила. Если есть время?..

Время нашлось и Гастон так увлекся, что не уследил за ним. Не уследил и за Пабло. Конечно, сам виноват. Пришлось возвращаться в номер одному. Горечь неудачи скрашивала упоительная история о приключениях бравого мушкетера и его друзей.
Он не смог оторваться от истории до поздней ночи. Всё его трогало и восхищало до того момента, как Д’Артаньян вернулся в Париж. Когда, выполнив задание и получив от королевы в знак благодарности кольцо, гасконец не помчался назад в Пикардию выручать Атоса, Партоса и Арамиса рисковавших рядом с ним и ради него жизнью, а преспокойно проводил время в ожидании назначенного ему мадам Бонасье свидания, вот тогда читатель заволновался. А после того как дошел до места, где де Тревиль уговаривает Д’Артаньяна поскорее скрыться из Парижа от мести кардинала и под этим предлогом отправится на поиски друзей, Гастон слушать перестал.

Он стал с нетерпением ждать возвращения Пабло. Сомнения обуревали его все сильнее. Неужели и тот, кого он считал своим другом, всего лишь использовал его? Он копил и копил к нему вопросы, крутившееся вокруг одного: и ты называешь это дружбой?
Но тот не вернулся в обычное время. Не вернулся и к обеду,  и Гастон отправился сам на поиски. Проплутав безрезультатно до самого вечера, он еле нашел дорогу назад. Он в тайне надеялся, что пропавший уже вернулся. Но и этой надежде не суждено было осуществиться.
Не зная, что делать, Гастон направился по обыкновению в небольшой лесок, что находился поблизости.

Название у леска было вполне подходящее - сквер. Деревья там были редки, а те, что остались, имели обгрызенные каким-то чудовищем ветви. От реки доносилось тревожное стрекотание, а воздух явственно был спёрт у природы. На небе звезд не было. Вместо звезд над дорожками сквера горели светлячки, замурованные в стеклянные колбы на высоких шестах. В общем, что и говорить, место  было скверное.
Первым делом Гастон вынул из-за пазухи амулет. Теперь он не был прозрачен как горный хрусталь. Причину происходящих с камнем перемен хозяин амулета постичь не мог, но ясно понимал, что когда камень совсем потемнеет, дверь домой окончательно захлопнется и он навеки останется пленником этого мира.

 Единственное что останавливало Гастона от поспешного решения – забрезжившая надежда. Пабло последние дни бросал туманные намеки на то, что скоро, очень скоро все произойдет. А вчера, когда в запальчивости просил о помощи, намекнул с таинственным видом, что у него наклевывается важная встреча.
Всё еще погруженный в глубокую задумчивость, Гастон не заметил, как очутился перед дверью в  собственный номер. Возможно, что он так и прошел бы мимо, если бы не услышал доносившийся из комнаты подозрительный шум. 
По одному ему известным признакам, Гастон понял, что этот шум не имеет отношения к Пабло, и решительно толкнул дверь.

Он рассчитывал встретиться лицом к лицу - с кем именно он определенно не знал, но явно, что не с сухонькой вертлявой старушонкой. И хоть на ней был фирменный передник, это не делало её похожей на ту уборщицу, что приходила обычно, да и то по утрам, но никак среди ночи. Положенной тряпки в её руках не наблюдалось. Швабры тоже. Вместо них в своих цепких пальцах она держала выносные мозги Пабло.

 - Ой, как вы меня напугали! - сказала она, резко обернувшись.
Впрочем, она не выказала при этом ни малейшего испуга. Сунула плоскую коробку под мышку и  виновато пролепетала:
- Ну, тогда я попозже зайду, - и засеменила к выходу.
 Проходя мимо оторопевшего Гастона, она, как бы невзначай, спросила:
- Что это у вас на щеке?

 Когда же наивный юноша отвернулся к зеркалу и, ничего не увидев, уточнил – где? - она с готовностью протянула руку. И в этот момент что-то больно кольнуло Гастона в шею.
Отражение в зеркале качнулось и опрокинулось  навзничь.

Предпоследняя глава:http://www.proza.ru/2013/11/05/817

...