Сундук с продуктами

  Дядя Коля, троюродный брат отца, был очень скупым.  Но это мягко сказано. Он был скрягой, про каких говорят, что у них зимой снега не выпросить. Худощавый, невысокого роста старикашка, суетливый, который ни минуты не мог усидеть на одном месте, он и жену подобрал по себе: такую же шуструю маленькую бабку. 
  Первую жену он оставил в деревне, а сам переехал в посёлок, купил маленький домик на два окна,  так и прожил в нём со своей Катериной до самой смерти. Ворчливый и придирчивый по мелочам он не прощал бабке ни лопаты, поставленной не на место, ни ведер для уборки картофеля, убранных не туда, куда надо.  А о других просчётах и говорить не приходилось.

  В доме всегда был идеальный порядок. На полу чистые светлые домотканые половики, на окнах белые вышитые занавески,  в одном углу стол, покрытый скатертью с длинными кистями, в другом – кровать, прикрытая синим покрывалом и снизу - вязаным подзором. 
  У печи стоял большой сундук, на котором висел замок. На кухне - стол с двумя  обшарпанными табуретками да полка для посуды, где находились несколько эмалированных  тарелок и пара кружек. Печь всегда была идеальной белизны. Катерина знала, что белить печь – это её забота, поэтому особенно старалась. Дед только на крышу лазил, трубу проверял.

  На обед или ужин старики ставили суп, простой и чаще всего постный. Только зимой, когда было свое домашнее мясо, могли позволить себе разговеться. А на второе была каша. Варили иногда перловую, реже - овсяную, совсем редко -  рисовую или гречневую, а чаще всего - пшённую.
  Когда заходили соседи и видели на столе эту немудрящую еду, а особенно пшённую кашу, они шутили над хозяевами. Мол, сами маленькие, как цыплята, и цыплячью кашу едят.  Старики на шутки не обижались.
  На третье бабка подавала чай с вареньем или сахаром, иногда – кисель, который готовила из варенья - так дешевле. Сахар-рафинад в целях экономии тоже кололи мелко. Можно было взять один, ну, два кусочка, а за следующим рука сама не тянулась: таким суровым был взгляд деда.

  Домик этот со своими обитателями – двумя маленькими стариками - казался каким-то игрушечным. На всей улице были дома как дома на три окна, этот же и с улицы, и  внутри был слишком мал. Но для хозяев места хватало, тем более,  что общих детей у них не было. 
  Дочь дяди Коли, которая  жила на соседней улице со своей семьёй, приходила стариков только проведать, помочь, если была в этом необходимость, а потом шла домой. Внуки забегали редко, знали: от деда ничего не перепадёт, а от бабки тем более, ведь не родная. А она и не очень привечала.
  Правда, по большим престольным праздникам  баба Катя пекла пироги с калиной или капустой, шаньги да ватрушки с творогом. В те дни из сундука доставались пряники и конфеты. Они горкой накладывались в маленькое алюминиевое блюдце, чтобы создать эффект изобилия. Но внуки, которых угощал дед, не ели эти сладости: уж больно они нафталином припахивали. Видать, долго в сундуке пролежали.

  Дядя Коля все деньги держал при себе. Катерине выдавал строго по счёту, да и то очень редко. Все продукты: хлеб, крупы, сахар – покупал сам. Все покупки складывал в сундук, который стоял  в комнате, и выдавал продукты жене строго по норме.
  Против мужа она пойти не смела, знала его крутой характер. Чуть что, мог и поддать. Синяков за совместную жизнь износила немало. Была у дяди Коли одна привычка, которая сохранилась у него до самой смерти. Если он был чем-то недоволен, он начинал хмыкать, фыркать носом, с шумом втягивая воздух.  Если дед фыркает, значит, назревает скандал, и это знали даже соседи. Катерина в эти минуты делалась тише воды ниже травы.

  Так и жили они делами домашними, огородными, заботились о скотинке во дворе: о козе с козлятами, и о десятке куриц с петухом во главе.  Когда приходила осенняя огородная пора, солили огурцы и помидоры, варили варенье из смородины. Много не получалось: сахар не дёшев. Но  две-три банки закрывали. 
  Бабка любила всё` в литры переводить. "Не три банки, а девять литров, почти ведро", - радовалась она. Да и солили тогда не в банки - их было мало - солили в кадушки или в бачки. По осени квасили капусту. Все заготовки съедались зимой, когда варили щи из квашеной капусты, заправленные свиными шкварками, да к отваренной картошке подавались солёные огурцы или помидоры.

  Дядя Коля целыми днями находился дома, разве что в магазин или к дочери отлучится. Соседок не привечал, и они тоже побаивались этого, хоть и маленького, но слишком строгого хозяина. Только  когда его не было дома, заходили к Катерине  посидеть, посудачить. А если по ошибке забегали при нём, сразу находили заделье: за спичками или за солью, мол,  пришли. Но и тут была осечка: давать что-либо  соседям  дед не разрешал. Всё денег стоит. Поэтому при хозяине старались лишний раз с просьбой не обращаться.

  Пить помногу дед не любил, но иногда принимал стаканчик-другой бражки, сделанной собственноручно. Он строго по норме и ни грамма больше закладывал в бутыль сахарный песок, заливал воду, добавлял дрожжей, а потом выдерживал определённое время в тепле. Прикладывались они вместе с бабкой. Много не пили, и бутыли хватало надолго. 
  Когда приходили родственники, дядя Коля хвалился, что живут они со старухой хорошо, оба получают пенсию, на жизнь хватает. Посмотрите, достаток во всем: сыты, обуты, одеты. Деньжата на чёрный день имеются. Что правда, то правда. Умел дед от своих грошовых пенсий откладывать на чёрный день.

  Сколько помнят соседи, ходила Катерина всю жизнь в плюшевой жакетке, синем цветастом платке да в тёмной юбке. Гардероб  деда тоже  разнообразием не отличался. Если на одежде появлялись заношенные места, бабка доставала швейную машинку и ставила аккуратные заплатки. Вещь можно было ещё носить. Если можно было перелицевать, она делала и это. Тогда получалась почти новая одёжка.

  Одно время зачастила  к Катерине соседка. Принесет бутылочку бражонки, и сидят, потягивают. Бабка после выпитого накрывает на стол, ставит кашу, пожарит яйца. К приходу деда всё убрано, бабка сидит у стола в уголке вяжет или чинит носки.
  Дед, однако, понял, откуда ветер дует,  почему у его Катерины такие весёлые глаза.  Проверил раз-другой, заметил, что продуктов в сундуке стало меньше. Он к старухе:
         -Куда дела? 
  Та в слезы:
         - Не брала. Варила только то, что ты дал.

  Не поверил дед. Закрыл сундук на другой замок. Утром отмерит крупы на кашу да суп, даст сахар, а остальное - на ключ.  Катерина сначала терпела. Двоим-то хватило бы, но приходят иногда соседки. А как не угостить, чаем не напоить.  Денег у неё в руках нет, ничего не купишь, у соседки не займёшь – отдавать потом нечем.
   Соседки подначивать стали: мол, сама-то пенсию получаешь, чего он только командует. Обидно бабке, но ничего не поделаешь. Да и перед соседками неудобно, что крупу по счёту выдают.  А дед вроде и не  замечает, что плохо его бабке стало. Ходит, похмыкивает.  Катерина терпела-терпела, всё думала, как до продуктов добраться. Ключ-то у деда всегда при себе. 

  Однако бабу на мякине не проведёшь. Придумала Катерина, как осуществить задуманное.  Улучила момент, когда деда дома не оказалось, уехал к родным в деревню, отодвинула сундук от стены, открутила  шарниры и открыла сундук. Взяла немного крупы и сахара, а потом всё на место поставила. Сварила кашу, позвала соседку, ту, что иногда с бутылочкой заходила. Посидели они хорошо. 
  Дед вечером ничего не заметил. Сундук на месте, замок на месте. Только бабка весёлая слишком. Так продолжалось какое-то время, пока он не обратил внимания на соседку, которая слишком зачастила к ним. 

  Тайна открылась, когда он в очередной раз полез в сундук и увидел, что мешок с крупой изрядно похудел, да и сахару поубавилось. Долго пытал он бабку, куда дела продукты, а самое главное, как в сундук попала.
  Пришлось Катерине признаться в своем грехе. Дядя Коля провёл с ней очередной воспитательный момент, и она дала слово в сундук больше не лазить.
  А  дед с того дня нормы выдачи продуктов  увеличил.