На полпути к счастью. 18. Прощай, Саванна!

                ГЛАВА 18.
                ПРОЩАЙ, САВАННА!

      – Эли, ни к чему тебе это. Выжжет душу. Я знаю, что говорю, – старалась не смотреть на ослеплённого страстью молодого мужчину. – Мои далёкие предки были славянскими волхвами, за что всю женскую линию прокляли, одарив неземной красотой и невероятными талантами. Но для мужских тел, душ и сердец мы – настоящая бесчеловечная кара. Прости.

      – Это выше меня! – вцепился в руль, побелели костяшки пальцев. – Это в самом воздухе!..

      – Я знаю. Мы тотчас уедем…

      – Нет! Нет…

      Резко остановил машину, часто задышал, взмок, дрожа, постарался взять себя в руки.

      – Прошу… ещё несколько дней. Я клянусь держать себя в рамках. Даже взгляд… обещаю сдерживать и его. Только не уезжайте… Скоро будет праздник… погостите, прошу…

      Справился, стиснул зубы до скрежета, застонал. Вздохнул глубоко, закрыв мятежные тёмные глаза, вдыхая одуряющий запах белых роз и… любви!

      – Прости меня, Палома… – прохрипел.

      Выпустил руль, притянул гостью, поцеловал сильно, жадно, больно, в голос стеная, не справляясь с эмоциями. Последними усилиями заставил опомниться, вспомнить законы гостеприимства и родственности, зажмурился, замер и… мягко выпустил из взмокших и дрожащих рук. Медленно поднял с плеч и натянул на белокурую головку чёрную кружевную мантилью, словно гася сияние колдовских локонов, сведших с ума светом и запахом. Погладил дрожащими пальцами пунцовое смущённое личико, с ощутимой болью и искренним раскаянием заглянул в невероятный морской омут чарующих глаз.

      – Больше не прикоснусь, – хрипло, глухо, мёртво, с невыносимой мукой.


      На асьенду вернулись притихшие и подавленные.

      Родичи понимали – с кладбища. Быстро собрали поминальный стол, созвали многочисленную родню.

      Все приходили в чёрном, мягко обнимали супругов, выражали соболезнования и сожаления, пусть и такие опоздавшие.

      Тихие разговоры, бесшумные шаги женщин вокруг стола, печальные лица.

      К концу вечера запели народные песни: протяжные, с переливами и вскрикиваниями, словно «заплачки» русские. Лишь отдав дань памяти ушедшим, смогли приступить к планированию праздника, который должен был состояться через пару дней.


      – …Чем собираешься удержать?

      Целуя мокрую грудь Тони, прикусывала соски, на что делал «большие» глаза и… хулиганил с лепестками.

      – Не заводись!

      Сжала бёдрами бесстыжую руку – большим пальцем нашёл бутон, и… потеряла способность говорить.

      – …Как тебе это удаётся?

      Хриплым голосом сводила с ума, поцелуями волшебной дорожкой опустилась к бёдрам.

      Взвыл, зажав подушкой рот…

      Отомстила.

      Нескоро состоялся разговор.

      – …Ненасытное чудовище, – заплакала, когда воздал аналогично – равны в любви. – Ответь на вопрос, монстр…

      Рывком перевернул на живот, раздвинул мячики, капнул гель, и… сутки померкли.

      – Неисправим… Синяя, как баклажан! – нервно смеялась, оглядывая себя в утренних лучах. – «Знак качества» от Энтони Мэннигена, – ворчала.

      Вернувшись из душа, сел на край кровати и, рыча, стал целовать пальчики на её ногах.

      – Нет… только не это! Стоп…


      – …А какое сегодня число?

      Странный вопрос гостя вызвал шквал мужского ржача в столовой и пунцовые лица женщин.

      – Я что-то смешное спросил, люди? – Антонио поражённо уставился на гогочущую родню. – Я работаю всё же!

      – Эээ… ну, это смотря от чего считать, – старик Серхио гладил заскорузлой рукой седые усы, скрывая беззубую улыбку, сверкая озорными мальчишечьими чёрными глазами. – Если со дня вашего приезда – это одно. А если со дня праздника – это другое!

      – Ты меня не путай! – грохнул мощным голосом, показав здоровенный кулачище мужской половине, вызвав вновь повальный хохот до слёз. – Ответа жду, amigos!

      – Десять дней было… три дня назад! – мужики беззастенчиво ржали.

      Раскачивались, хлопали себя по бёдрам и бокам, мутузили кулаками плечи соседа…

      – Со дня нашего приезда?.. – потерял дар речи. – Или… с праздника?!

      Тут уж попадали и женщины. Хохот и визг стоял с полчаса, сотрясая всю крытую веранду с длинными обильно накрытыми столами.

      Ребятня хохотала невдалеке на разложенных ковриках под раскидистой мимозой, объедаясь фруктами-ягодами, выпечкой и сладостями.

      – Эээ… а где моя дочь?

      В ответ – новая волна хохота.

      – Я точно помню, что она родилась, – почёсывая голову, гоготал и сам, веселя и родню до истерики. – Потерялась на гасиенде примерно год назад, бедняжка… Ау! Анна! Нунца!..

      – Вот она!

      Смеющаяся девочка лет десяти держала на руках счастливую дочь, перемазанную до макушки мёдом.

      – Её Митца грудью кормила.

      – А из груди той лился чистый мёд? – Тони рухнул в бессильном смехе на скамью, повалив опять родичей рядом. – Нунца! Ты меня узнаёшь? Это я, твой папа!

      – Не-а!

      Помотала головой и… потопала прочь, к детям на матрасики, в радость, в детский рай, в счастье и любящие смуглые руки.

      – Всё! Пропала без вести в клане Санчесов-Мартинесов! – Дэйзи вошла на веранду с большим блюдом пышек, смеясь со всеми. – Не отковыряешь! Не отдадут!

      – Придётся тебе, Палома, ещё пару штук родить и колокольчики повесить… – Элиас хохотал, поглядывая с безграничной любовью на малышку, – а эту оставляй нам, так и быть! Всё равно, родителей уже не узнаёт! Проросла, не оторвёте уже…

      Долго зубоскалили и измывались над страстными супругами: «Десять лет их не остудили!»

      – …А ваш заветный пенёк разрушили парочки! Стал он талисманом у местной молодёжи! – гоготал Тоби.

      Краснея дерзким лицом, сверкал яркими глазами-агатами с огоньком сумасшедшинки, какой-то дьявольской искоркой, притягательной и… пугающей.

      – Говорят, как на него садились с девушкой, так слезть часа по три не могли… друг с друга!

      Смешливая истерика вновь выбила слёзы у всех присутствующих.

      – Сколько, говорят, там детишек зачали!..

      Дэйзи, проходя в этот момент мимо Марии, увидела, как она резко покраснела, а потом побледнела.

      Поймав внимательный и пристальный взгляд канадской невестки, быстро ушла.

      «Понятно, где вы с Тобиасом детей своих сделали», – усмехнулась понимающе гостья.

      Вскоре нашла Тони и утащила за угол сарая.

      – Слушай меня внимательно…


      Через два дня Антонио с Тобиасом уехали в Саванну и… пропали! Внезапно, без объяснения и предупреждения.

      Палома делала вид, что ничего не знает, выходила вечерами вместе со всеми родичами встречать со старинными керосиновыми фонарями в руках на развилку дорог, сетовала на долгое необъяснимое отсутствие мужчин.


      – …Дорогие мои, видимо, Антонио-Адриано кого-то из коллег встретил в городе, – спокойно собирала вещи в сумку. – Я привычна к исчезновениям. Тренировки могли начаться внезапно, травма у кого-то, едет заменить, тренера меняют и нужны срочно все, что-то пересмотрели в контрактах, прояснился вопрос с базой тренировки…

      Вышла на веранду, сев за стол, дождалась, когда родня расселась вокруг и буднично принялась за прощальную трапезу.

      – Позвонит домой. Или открытку с маршрута пришлёт, когда опомнится или соскучится. Они так увлекаются, что и пару строк черкнуть лень становится! Да ещё и страшная систематическая усталость сказывается.

      Наконец, заулыбались, выдохнули, поверили.

      – Спортсмены – большие дети! Игра – жизнь. Команда – семья. Победы – дети. Мяч – брат. Тренер – отец. Поле – Родина. Обо всём забывают! Редко кто женится раньше сорока лет. Детки чаще незаконнорожденные, побочные, внебрачные. Некогда жениться! Потому дети неожиданно появляются, случайно, от разных женщин.

      Набожные родичи краснели лицами, трогали нательные крестики, шептали молитвы.

      – Поклонницы и фанатки всегда рядом и готовы на всё…

      – Не ревнуешь? – тихо, странным, напряжённым голосом спросил Эли, не подняв глаз.

      – Нет. Понимаю. Страстный. Я не всегда рядом. Может, есть у него дети – приму. Люблю. Вот и прощаю всегда. Не переживаю.

      Дождалась, когда парни и Мария привычно переведут её слова остальным членам клана на испанский, безмятежно обвела ясными синими глазами притихшую мексиканскую семью, к которой странно прикипели душами, никак не могли забыть, оставить без помощи.

      – Ну, родные наши, какие ещё мечты имеются?

      Засмеялись тепло, переглянулись, вспомнив те далёкие дни и тот блокнот.

      – Не тяните и не стесняйтесь – просите. Антонио скоро со спортом покончит, будет только тренером. Пользуйтесь, пока есть призы, гонорары, бонусы всякие, розыгрыши лотерей и дорогие статусные подарки от фирм и рекламодателей. О нас не волнуйтесь – хватает. Мы по натуре скромны, обходимся малым, за богатством не гонимся. Не накапливаем. Живём одним днём. Я вас выслушаю всех с радостью и открытой душой!

      – Спасибо, Палома, от всех нас! Всего в достатке! – Серхио встал, почтительно и с достоинством поклонился.

      Это заставило семью встать и отдать честь редкой и дорогой гостье.

      Света встала с русским поклоном в ответ.

      Кинулись обнимать и целовать руки, прослезившись.

      Когда сели, старик, окидывая притихших членов клана внимательными, серьёзными, мудрыми тёмными глазами, продолжил говорить:

      – Ресторан отстроен, бистро отремонтировано, фермы обеспечены элитным скотом, асьенда огромна, у всех, пожелавших жить отдельно, есть новые добротные дома. Что ещё надо?

      Окинул строгим взором клан, заглянув буквально в душу каждому.

      Тихо ответив «довольно», покаянно опустили головы, прошептали благодарственную молитву, целуя крестики.

      – Сами приезжайте почаще. Если ещё раз через десять лет приедете – ряд могил на кладбище прибавится, – договорил тихо и печально.

      Выдохнув единогласно «не забывайте», загрустили.

      – Постараемся. Эстебана приедем в колледж провожать обязательно. Клянусь!

      По-матерински погладила тёмно-русую голову парнишки, сидящего рядом.

      – Учись хорошо, Банни, чтобы смог потом выбрать престижный колледж: там и учат лучше, и выйдешь с приличной профессией, настоящим квалифицированным специалистом.

      Молча встал, взял её руки и поцеловал, низко склонившись. Поцеловав, на миг прижал тыльной стороной к своим горячим щекам.

      «Как Тони!» – ахнула.

      Вдруг сердце сильно сжалось в непонятном предчувствии. Едва справилась со слезами, поцеловав дрожащими губами его тёплую макушку.

      «Даже запах волос схож с отцовским! Боже…»

      С трудом опомнилась, вернулась к теме – проводы.

      – Дорогие мои, не провожайте: такси заказано! – подняла руки, останавливая гул возражений. – Привычка.


      Долго махали платками, стетсонами и сомбреро, стоя на перекрёстке большой группой. До последнего момента выкрикивали пожелания, утирая слёзы руками… Вскоре растаяли в вечерней мгле улиц Кит Роуд, скрывшись за поворотами извилистой дороги, ведущей в Саванну.

      – Мексиканцы! – захохотал темнокожий водитель.

      Всё поглядывал в зеркало заднего обзора на удаляющихся провожающих.

      – Ох, и шумные же они!.. Не оглохли, миссис? – улыбнулся малышке белозубой улыбкой. – Красавица какая!

      – Привыкла, – Света рассмеялась, – а первые дни всё уши ватой затыкала.

      Таксист хохотал от души.

      – Но потом и они привыкли, – криво усмехнулась. – Родня по мужу.

      – То-то, смотрю, белокурая такая, а они-то – смоль! Дёготь чистый! Уголь!

      – Нет, муж тоже не чёрный. Да и дочка, вот, почти русая, – погладила волосики Анюты. – Там много в крови уже намешано.

      – Америка, – странно посмотрел на пассажирку в больших, на пол-лица, чёрных очках. – Стесняетесь? Или прячетесь?

      – Не выспалась. Дочь обкормили непривычной пищей – мучилась ночью животиком, – старалась лицо не поворачивать, гладя головку дочери. – Слезятся глаза от света. Отосплюсь в мотеле, и поедем домой. Прощай, Саванна!


      – …Я уже заволновался.

      В вечернем мареве Тони пришёл в мотель, пряча лицо за большим козырьком кепки-бейсболки.

      – Как там?

      Разувшись, босиком прошлёпал на кухню, рухнул на стул и налил себе ананасового сока в высокий стакан. Выпил жадно, одним махом. Выдохнул шумно, с явным облегчением.

      – Еле справился. Мул!

      – Ты тоже не телёнок-сосунок, – криво усмехнулась, облокотившись на барную стойку.

      – Он любит её по-настоящему! – погрозил кулаком.

      Замолчал, насупившись, помолчал, шевеля пальцами сцепленных рук.

      – Но ты абсолютно права: разрыв раскроет ему глаза, – ещё налил стакан, вздохнув, осушил, посопел. – Удалось «сосватать» в аргентинскую команду. Пока будет на подхвате у тамошнего специалиста. Хорошо, здесь успел профессию массажиста освоить и поработать – рекомендации отличные дали, сказали, что у парня настоящий талант! А там сильная база, хорошие перспективы, горячие красивые девушки вокруг спортсменов – отвлечётся быстро. Дал слово чести при менеджере и юристе: не сбегать, не звонить, не писать и не давать вообще о себе знать домашним все три года. Только на этих условиях взяли. У него полный контракт. Такая сумма – побоится сорвать.

      – Поручитель ты?! – задохнулась от страха, аж подскочила на месте!

      – Нет, не я. Аноним. Знает только главный юрист клуба.

      – Вот это фортель!

      – Сам удивился.

      – Элиас?..

      – Не думаю – не те у него залоговые средства, – покачал головой. – Не думай, сам голову едва не сломал.

      Отряхнулся от мыслей, ополоснул стакан, поставил на полку. Обернулся, подхватил жену на руки, раздевая, понёс в спальню.

      – Осталась неделя… Ромашка моя…

      …Опять сходил с ума, когда Лана обнажённой кормила дочь грудью, кричал от бесподобных ласк и терял счёт времени.

      Опомнился, когда помощник позвонил в коттедж и напомнил: «Через три часа самолёт». Грустно вздохнул: «Конец “мексиканским каникулам-2”».

      Быстро собрали вещи и отправили с посыльным в аэропорт, позавтракали семьёй, лаская друг друга только глазами.

      Анютка капризничала, что-то почувствовав, не желала играть в новые игрушки и отказывалась даже от мамкиного молока. Пора было уезжать домой.


      Перед вылетом Лана вернула волосам осеннюю роскошь, смыла автозагар с лица и тела, нанесла тщательный, изысканный мейкап и… стала собой: замужней респектабельной леди.

      Вылетали разными рейсами.

      Энтони долго целовал её голову, руки и плечи, часто склонялся к дочери, касался русой головки дрожащими губами и старался называть Аннушку только по имени. Боялся, что говорящая малышка ненароком «сдаст» мать дома.

      – …Нет, не говори мне ничего, – его голос был потерян, глух и почти мёртв. – Хочу услышать только три слова. Нет… четыре.

      Поставила дочь на пол, обняла Тони страстно, сильно, дико вжавшись в мощное тело, вдыхала жадно запах, стараясь изо всех сил не расплакаться – макияж. Подняв побледневшее личико, окунулась в последний раз в золото глаз.

      – Я люблю тебя, Невидимка.

      …Долго неподвижно стоял на втором этаже терминала, провожая взглядом их самолёт, расставив ноги, засунув сжатые в кулаки руки в карманы брюк.

      Так он и растаял вдали, вместе с аэропортом, взлётной полосой и городом. Света печально выдохнула: «Прощай, счастливая и несчастная Саванна».


      Поехала не домой, а на Каварта-Лейк – залечить синяки и душу.

      Как только распаковались, вызвала врача для дочери.

      – Немного переела незнакомой пищи.

      Осмотрев, успокоил, назначил строгую диету, запретив категорически грудное вскармливание.

      – Пора переводить девочку на детское питание. На адаптацию даю две недели. Навещать буду через день. А Вам привезу коллегу иного профиля – плохо выглядите, – прозорливо посмотрев в глаза, прибавил тихо: – Настоящий деревенский доктор, широкие познания. Поможет.


      Спустя две недели, с лёгким сердцем вернулась в Торонто, в Ричмонд Хилл.

      Собрала в большой гостиной семью и близких.

      Они просто поразились, загалдев.

      – Как ты похудела, Лана! И… пополнела Анна! Изменились – не узнать! Это точно вы?

      Едва угомонились.

      Тогда и сообщила, что прекрасно отдохнули вдвоём на озере, с обоюдной пользой.

      – …Я нашла силы оторвать это чудовище от себя, – рассмешила. – Наконец-то не доит меня несколько раз в день!

      Сделав «большие» глаза, повалила домашних в смехе – попадали, кто куда.

      – Ест всё – пылесос! Мне же пришлось несладко: долго перегорало, мутило, аппетит и сон – коту под хвост, – подняла руки, останавливая вопросы и ехидные смешки. – Нет, я не беременна. Дайте отдохнуть! – усадила жестом. – Врач осматривал и сказал: если поберечься пару лет, можно попробовать, но не раньше. Организм сильно ослабел. Истощён критически. Мне нужно время…


      …Лежала в темноте супружеской спальни, ласкала пальчиками грудь уснувшего Стаса, а видела перед глазами печального Тони, стоящего у прозрачной стены терминала аэропорта Саванны, чувствовала его боль, как свою. Боль от осознания, что ещё очень долго не увидятся. Слишком…

                Ноябрь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/11/12/193