СЕТИ

Михаил Титов
Сети

Петербург,  23 октября 2012 г.

Я писал ей ответ и ловил себя на мысли, что эту переписку надо бы сохранить. Комп так ненадёжен: не бумага всё ж таки, ёкнется – и пропало, а тут каждое слово просилось в какой-нибудь эпистолярный рассказ, как минимум. Как максимум – вытащить, распечатать, бросить в комод, смешать со всем прочим: договорами, счетами, квитанциями и чеками – самой прожитой жизнью, а потом, спустя годы, случайно наткнуться – и читать и плакать. Или злиться и смеяться – в зависимости от настроения. Оборот за оборотом – всё так серьёзно, всё на уровне выяснения-прояснения отношений. Отношений, которые, если и были когда-то, то давно быльём поросли.

«Привет. О том же тебе писала. Тебе не понравилось, как я про Чехова говорю, ты его начал защищать:) Я тебе предлагаю обратить внимание на твою защитную реакцию против меня. Ты ищешь совпадений:) А я честно тебе говорю, где моё мнение отлично от твоего. Ты огорчаешься:) Даже на меня, не отдавая себе отчёта в том, что это так... Всё так по-человечески у тебя получается, все психологические реакции отрицания оч. здоровые у тебя:) Дожила. Почему ты от меня защищаешься? Мы, конечно, всегда были разными. Я спрашиваю, почему это раньше не мешало общению, а сейчас мешает? Неужели разошлись вообще? А Чехова всё-таки любить невозможно. От него можно повеситься. Или сойти с ума.
PS
Ладно... Имбирный чай с мятой тебе поможет:) Может быть:)... Пока... Ю.»

Боюсь, что мне уже ничего не поможет – ни имбирный чай, ни давление на старые болевые точки. Чай я не пью, а болевые точки давно зарубцевались. Наверное, вот это я должен был написать, но не стал. Что-то настучал злое и одновременно банальное в ответ: Чехов тут вообще причём?.. ничего не склеится и начинать не стоит… некого, да и не за что винить сейчас..,  но компьютер сам решил за меня. Что-то внутри него затрещало, курсор, до того пульсирующий, вдруг застыл, и спустя несколько секунд страница медленно сползла вниз, скрывшись где-то внутри материнских плат и прочего железа.

Может, пора написать о наших отношениях всё, как было на самом деле, а не как их придумываешь ты сейчас? Я ведь всё прекрасно помню.

Тамбов, июль 1992 г.

Лето. Безумная жара. Расходящиеся вверх-вниз ступени библиотеки. Мы стоим на одной, но ты получаешься чуть выше. И оттуда – с высоты – монотонным голосом, как будто вытравленным в психиатрической клинике, о которой только что рассказала:
- Три книги всего надо в жизни прочитать: «Степной волк», «Мастер и Маргарита», «Сто лет одиночества» - больше ничего не надо. Чехов уже перебор. Он страшнее этих троих. Я после него и попала в психушку. Ночью пауки полезли отовсюду. А он, Чехов, стоит в углу, и своим пенсне направление им показывает. Говорю себе: это глюки, успокаиваю, а они всё равно ножками перебирают, бегут, мохнатые такие, прямо к кровати. Я заорала. Мать влетает, я в истерике бьюсь, а объяснить ничего не могу. Скорую вызвала. Врач что-то спрашивает, а я только пальцем в угол тычу: вон! вон! там уберите!   

Ты так это произнесла, что мне захотелось закрыть тебя собой, спрятать от пауков и злого Чехова, убивающего своей прямотой.
- Я от него сбежала, - сказала ты, а я не сразу понял о ком это: от Чехова?
- Сбежала, - повторила ещё раз и отвернулась. Показалось, что всхлипнула.
- Кто он? – пришлось спросить.

Петербург, 1 ноября 2012 г.
 
«Я тебе уже какое письмо пишу, а ты всё молчишь. Ты так занят?.. Сомневаюсь. Пять минут найти, чтобы ответить, не проблема. Верно ведь? Я стала часто вспоминать… Хотела написать «нашу любовь», а потом застеснялась чего-то. Может, сказать – отношения? Или дружбу? Хотя это сейчас секс может быть по дружбе, тогда же по-другому всё было. Значит, всё-таки любовь? Опять сомневаюсь. Всё как-то странно так сложилось... У нас… А я сейчас свободна. Давно уже. Родила ему детей, а он сбежал через пять лет. Ты не знал об этом? Кто-нибудь да рассказал, наверно… Я тогда без работы была ко всему прочему. И двое маленьких. Мать только через месяц пришла, хотя знала. Она, кстати, до сих пор злится, что я за него замуж вышла. Сходила и вышла) вся… Ну да, он старше. Значительно.)) Но мне тогда хорошо было. В самом начале-то… Это потом что-то не заладилось-разладилось… Ну да ладно… Расскажу как-нибудь… Может быть.))
А в нашем городке по моей специальности трудно устроиться, ты же знаешь. Хотя... когда ты последний раз тут был?.. Я в прошлом году вроде слышала, что ты приезжал. Мог бы и зайти. Или ты все эти годы так ни разу тут и не показался?.. Я когда тебе пишу, волнуюсь почему-то. Перескакиваю с одного на другое… О работе всё ж таки… Плюнула я на гордость и пошла в магазин. Ты удивляешься, наверное? Но! Магазин – на время. Детей-то надо кормить. У тебя ведь нормально всё сложилось? Ты ни слова не написал.    
Пиши. Не злись. Ю.»

Тамбов, июль 1992 г.

Мы лежим на прогретом чердаке старого сарая. Оба - голые по пояс, я глажу твою маленькую грудь – половинки яблока, не больше, и ты, периодически повторяя: «Только сдержись, пожалуйста! Не начинай, мне сегодня нельзя», сквозь вздохи и учащённое дыхание рассказываешь про те полгода, что мы не виделись. Исчезнуть-вернуться – в этом ты вся.

- Я думала, что человек, который слушает такую музыку, не может быть подонком.
- Кто он?
- Какая теперь разница?! Просто парень.
- Где ты с ним познакомилась?
Ты убираешь мою руку, отнимаешь меня от груди (был бы я младенцем – расплакался бы) и переворачиваешься на живот. Голову положила на подушку, прожигаешь взглядом.
- В салоне аудиозаписи. Он покупал Бутусова. 
- Когда это было?
- В апреле. В конце.
В апреле я ещё искал тебя. Несколько раз заходил домой, твоя мать молча смотрела на меня и качала головой: не знаю, мол, где. «Не скажу», - слышалось мне.
- Я знаю, - говоришь ты. – Она мне сказала. Потом, когда меня выписали.   
- Ты с ним…? – осторожно спрашиваю, хотя уже и так всё понято.
- Я у него почти неделю прожила. На даче. Он меня бить начал. Пил, оказывается, запоями. Вначале же не понимаешь ничего. Ну выпили, бутылка, вторая. На следующий день – тоже, на третий. Мне что?! Весело. Тепло, хорошо. У речки сидим, вино пьём, разговариваем. Он исторический закончил, много знает. Потом чувствую – устала. И от него, и от вина, и от речки. Сказала, что мне пора, мать ищет, наверное. Он меня ударил. В плечо кулаком. Если бы по лицу - я бы сразу ушла. А тут подумала – шутит, что ли, или ревнует? Надо было сразу идти, конечно… В общем, ночью навалился, накрыл подушкой и стал дубасить. Я еле вырвалась. Рванула прямо по камышам, а там в сети запуталась, крючок в ногу впился. Вот – смотри, - ты стягиваешь носок с правой ноги: на большом пальце – кривой и ещё припухший шрам. – Думала, без пальца останусь, крючок сама вырвала, даже боли не почувствовала. В больнице потом зашивали.   
Я приподнимаюсь, чтобы поцеловать этот вздувшийся неровный шов, но ты меня останавливаешь.   
- Я хочу с тобой остаться, - говоришь ты.
- Оставайся.
- А отец?
- Что, отец? Мне уже двадцать лет, что-нибудь придумаю. В сентябре работать пойду. Обещали сторожем взять. Плюс стипендия. Хватит же нам? 
- Он точно ничего не скажет?
- Ему сейчас не до меня. После смерти…
- Я такая дура, - закрываешь мой рот ладошкой.   
- Почему ты тогда ушла? – шепчу я сквозь твои пальцы.
- Честно сказать? – шепчешь в ответ.
- Конечно.
- Тогда ты мне надоел, - ты даже не делаешь попытки соврать или хотя бы чуть смягчить выражение. – Мне с тобой тогда эмоций не хватало. 
- А сейчас?
- А сейчас думаю: может, я тебя одного и любила всегда.
Почему меня не насторожило тогда это «может»?

Петербург, 3 ноября 2012 г.

«Всё молчишь? Неужели тебе нечего мне сказать? Или я тебя чем-то обидела?.. Или – хуже того – ВСЁ ЕЩЁ обижаешься? Глупо же… Столько времени прошло… Я вот даже на мужа перестала обижаться, хотя вижу его иногда с какой-то малолеткой. Идёт, старый пень, в джинсы ей рукой лезет… Тьфу, противно…((
Я, возможно, скоро уйду из этого магазина. Надоело до невозможности. Работаю с такими дурами, что удивляюсь, как я до сих пор тут ещё держусь. В перерыве – только трескотня. Поговорить не с кем и не о чем. Одна всё время рассказывает, как кого обманула. Классика – как на сдачу дала клиенту мокрые деньги. Она ему так отомстила за что-то, не знаю – за что, мимо ушей пропустила. Он – администратора звать. Деньги ему поменяли, но она на обмене всё равно подклеенную сотню всучила. Другая целыми днями пересказывает сериалы, третья – фу, говорить не хочется… И вот такие тут кругом. Мелкие радости-гадости. Да и я скоро разговаривать разучусь. «Пакет нужен, скидочная карта наша есть, заходите ещё» - весь словарный запас…)) В рекламное агентство сейчас резюме отправила, рисунки свои, тексты. Я же немного пописываю. Так, рассказы небольшие. Любовь и всё такое.) Ты не знал? Я ещё до нашей встречи писать начала. Стеснялась тебе сказать… Может, возьмут…   
Я смотрела твои фотографии. Ты стал интересней. Мужчинам возраст идет на пользу. Тебе, во всяком случае, точно). Сын на тебя не похож совсем, кстати. Говорят, если сын на мать похож – счастливым будет… А я свои фото даже не выставляю. Ни к чему. Думай, что я не изменилась. Ты вспоминал обо мне? Хотя бы изредка, а? Ю.» 

Тамбов, июль-август-сентябрь-октябрь-ноябрь, 1992 г.

- Уживёмся втроём-то? – спросил отец.
- Уживёмся как-нибудь, - ответил я.
- Только потише там, - весело подмигнул он и кивнул в сторону спальни. 
- Постараемся, - покраснел я.

Тихо не получалось. Ты кричала, я зажимал твой рот ладонью, ты прокусывала пальцы, и кричать начинал я. Встречаясь с отцом в коридоре, я отводил глаза, а ты бесстыдно высовывалась в дверь, чуть прикрывая рукой грудь, и просила принести что-нибудь пожевать.
В сентябре меня всё-таки взяли на работу: сутки через трое сторожил склад у железной дороги. Не спал, думал о тебе, писал стихи, утром тащился в институт, дремал на лекциях под монотонный голос преподавателя и всё это время мечтал о том, как приду домой, и мы упадем с тобой в постель. Если ты будешь уже дома. Если нет, я выйду на остановку и буду тебя ждать. Прислонюсь к холодному мокрому столбу, закрою глаза и буду представлять, как подъезжает автобус, ты спрыгиваешь с нижней ступеньки, подбегаешь ко мне, прижимаешься и целуешь. Или дойду до ближайшего киоска, куплю «Сникерс» и буду держать его в кармане до твоего появления, чтобы он подтаял слегка в тепле. А потом мы съедим его, откусывая по очереди...   

Семнадцатого ноября, ровно в пять вечера, большая стрелка только-только коснулась двенадцати, - на аккуратно заправленном одеяле – я увидел клочок линованной бумаги. 
«Прости. Не могу так. Ушла, не ищи. Твоя Ю.»
- Может, и к лучшему, что она ушла? - сказал тогда отец и добавил, помолчав: – Я ликёр ежевичный купил. Выпьем?

Петербург, 11 ноября 2012 г.

Вчера на страницу зашла её подруга. «Мне про вас Юлька столько рассказывала. Я поняла, что вы редкий человек. Давайте дружить?»
Света, 47 лет. Из тех, кто вечно «Света», несмотря на возраст, и постоянно - «Доброго времени суток», и всё у них позитивно, и дружелюбно, и всегда они за всё хорошее и против всего плохого. Стишочки, рассказики, цитатки великих - полстены в сопливом дерьме про мир, дружбу, ЛЮБОВЬ. Жвачка содранных у кого-то мыслей. Не исключено ведь, что встреть я её в обычной жизни, подумал бы: человек как человек, пусть и с тараканами в голове. Но здесь – в виртуальном пространстве – для постановки диагноза достаточно нескольких рекомендованных ссылок и стишат.
«Почему Вы ей не отвечаете? Она страдает. Вы ей нужны. Вы даже не понимаете – как!!! Она столько вынесла всего. Муж, сволочь, бросил. Она одна тащит двух девчонок. Мать больная, лекарства дорогие. С работой проблемы. Она Вам говорила, что в магазине работает? А у неё ведь талант. Она рисует и такие рассказы пишет потрясающие. Добрые, про любовь, от них СВЕТ исходит. Я Вам, с её разрешения, конечно, пришлю что-нибудь, чтобы Вы почитали. Вы удивитесь, сколько там нежных и пронзительных чеховских ноток. Такой Вы, наверняка, её не знали. Я не к тому всё это пишу, что Вы что-то обязаны там. Деньги или помощь какая-то, нет. Её поддержать надо. Просто добрым словом. Я знаю, как она к Вам относится. Вы для неё самый дорогой человек. Я даже позавидовала (не бойтесь, белой завистью) ТЕМ вашим отношениям. У вас ведь была НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ. Это, поверьте, не каждому выпадает. Представляете, она ВСЕ (!) Ваши стихи сохранила. Я понимаю, время меняет людей, чувства проходят, но ведь ничто не мешает (?) Вам написать ей всего пару слов – «привет, как дела и пр.», ей так приятно будет. Если у Вас какая-то застарелая обида, напишите мне, я психолог по образованию, практикующий, я Вам помогу разобраться. Такое бывает, когда давняя любовь потом не позволяет общаться. Но мы же взрослые УМНЫЕ люди, так ведь?!) Надеюсь, Вы всё правильно поймете и напишете ей. Тепла Вам и СВЕТА!!! ;)»   

Тамбов, накануне 1993 года

Почти полтора месяца тоски, поиска и попыток объясниться. Стояние под окнами, дверями, у стен дома и института.
- Я сказала: всё!
Я только с третьего раза понял, что в самом деле – всё. Ходить перестал, но думать и мечтать – нет. Вот встретимся, и она перерешит. Или сама придёт и скажет об этом. Или подъедет к институту и вызовет прямо с лекции… 29-го декабря я увидел её под ручку с каким-то мужиком. Она прошла мимо и даже не посмотрела на меня.

Новый год встречали у телевизора вдвоём с отцом. Президентского поздравления и в этот раз не было. Ждали появления Михаила Задорнова, как в прошлом году, но на экран вывели кремлёвские башни. Мне показалось, что это знак. Робко подумалось: что-то должно произойти. Необычное. Под бой курантов чокнулись шампанским.   
- Я тебе должен кое-что сказать, - помрачнел отец.

Петербург, 17 ноября 2012 г.

«Я, наверное, должна тебе об этом сказать… В смысле, почему я ушла тогда. Ну, от тебя… Когда вернулась тем летом, а потом ушла… Блин, запуталась… Сейчас соберусь с мыслями… Да, для начала – с днём рождения тебя всё-таки. Счастья там и прочего) Видишь, я помню, а про мой ты, наверное, забыл? Хотя должен бы помнить. Я думала, напишешь что-нибудь, а ты всё молчишь. Ладно, я пойду чай пока попью. Надо собраться с духом…)
…Всё, готова. Только обещай, что спокойно это воспримешь, ладно?:) Обещаешь? В общем, не знаю, поймёшь ли ты меня, но… я и тогда спала с твоим отцом… Уф, сказала… Даже легче стало. Не хочу тебя обвинять, но, согласись, и твоя вина в этом есть. Зачем ты меня оставлял дома одну с ним? Да, ты сейчас скажешь, что работал, сторожил там что-то ночами. А меня не усторожил… Мне плохо было одной. Понимаешь? Очень плохо без тебя. И он один. Сидит, весь вечер читает. Иногда вслух мне читал. Я не знаю, как так вышло. Мне так его стало вдруг жалко. Прости, если сможешь... Ю.»   

Я знал, Юль. И, наверно, простил бы. Тогда. А сейчас?.. А сейчас есть кнопка «удалить». В этом мире она решает все проблемы разом.



СПб, 3 марта – 9 ноября 2013 г.