На полпути к счастью. 19. Варютка и другие...

                ГЛАВА 19.
                ВАРЮТКА И ДРУГИЕ.

      Выйдя из тайги, Варя нашла старую разрушенную заимку, выбрала посуше угол, всё прибрала, соорудила походную печь. «Берлога», – криво улыбнулась.

      Здесь прожила до конца августа, охотясь, собирая грибы, ягоды, травы – не бедствовала.

      Уходила из временного жилья радостная и счастливая: «Я беременна! “Краски” уже дважды не пришли! Получилось».


      Первого сентября красавица с серебристыми глазами и толстенной светло-русой косой свела с ума всех парней медучилища Красноярска!

      Была скромна, тиха, прилежна и немного нездорова. Училась отлично, на практике была первой, на выставках поделок блистала, только на все спортивные занятия и соревнования был медицинский отвод – лёгкие слабые, говорили.

      В городе прижилась, только не модничала: ходила в балахонистых юбках и свитерах, куталась в необъятные пуховые шали.

      Не осуждали – нездоровится девочке.

      Всегда остро нуждалась в деньгах – из многодетных, видать.

      Вот и помогали всем миром, устраивали на временные подработки, посодействовали в получении угла у старенькой глухой и почти слепой бабуси Аси на левобережной стороне города.


      К весне славе и гордости училища стало совсем худо – пропала на два месяца. Присылала за конспектами юркую девчонку, сестру, наверное, а та, выхватив нужные книжки и тетрадки, давала стрекача – не успевали и расспросить.

      Появилась Зотова Варвара только в начале мая: тощая, синяя, но страстно желающая учиться и дальше, во что бы то ни стало! Всё зачёты сдала на «отлично»!

      Провожали на летние каникулы с сожалением:

      – Хоть бы доучилась, бедняжка – лёгкие плохи.


      Варежке слухи были на руку.

      Она и беременность скрыла, и умудрилась на медкомиссии вместо себя соседскую девчонку протащить, а та чуть от радости не описалась, что такую серьёзную роль доверили сыграть – мечтала актрисой стать. Дублировала Варю там, где её в лицо плохо знали.

      Когда пришла пора рожать, подсыпала бабуле снотворного в чай и в ту ночь родила сына Саввушку. Всё по учебнику сделала.

      Необходимое запасла заранее, накопила деньжат, из тряпок кое-что у Аси стащила – всё равно лежмя лежат сто лет. Выстирала, прокипятила, перешила – руки с детства золотые. Сама из многодетной семьи, вот всё и видела, знала, умела и запомнила. Даже бандаж такой сшила, что животик не выглянул!

      Молоком залилась! Молочный отсос купила, старательно сцеживала, чтобы, не дай бог, не перегорело. Были случаи на заимках: несколько раз поленились сцедиться – утром пусто. Без своего молока дитё не поднять, а на молочную детскую кухню не сунешься: документы потребуют и на ребёнка, и на условия проживания. И хоть ей уже было восемнадцать, без мужа и семьи беда – отберут мгновенно дитя и разбираться не станут! Вот и таилась Варюта, благо, бабуля глуха и слепа была, не слышала детского плача и ничего не видела дальше носа.

      Саввушка быстро рос. Срочно нужно было делать прививки!

      Загрустила Варя: «Как появишься в поликлинике? Не купить – ампулы подотчётные». Переживала, думала, мучилась, прогуливаясь по парку, толкая перед собой детскую коляску.

      – Варя?!

      Мужской голос был знакомым.

      Дёрнулась – привычка прятаться, а не убежишь – коляска с Саввой.

      – Варютка! Господи, жива!

      Налетел, заобнимал, зацеловал, судорожно стал гладить голову, стащив плотный платок, за которым пряталась всегда, закутавшись по глаза.

      – Родная ты наша!..

      Едва сумев отойти от оторопи, подняла глаза. Сначала не узнала, а потом ахнула.

      – Толик?! Дядя Толя?..

      Без бороды был совсем другим: молодым, красивым, модным, городским.

      – Так… Пошли к нам, тут рядом.

      Поцеловав несколько раз во всё, куда попал, сжал в ручищах, даже прослезился. Замер, затих дыханием, склонился к коляске, присмотрелся.

      – Савва!

      – Да.

      Заплакал, вытащил её сына и прижал к груди, трепетно целуя детский лобик племянника.

      – Жив! Хвала Господу нашему и Его присным.

      Поцеловав в щёчки, осторожно вернул обратно, подхватил коляску, обнял Варю за тоненькие плечики и потащил в сторону Николаевки.

      – Вот это встреча! Мы только недавно сюда переехали…

      Опять остановился, притянув к себе, крепко поцеловал в щёку на радостях. Двинулся дальше.

      – Наконец-то ты дома, родная. Живая. Мать с ума сошла! – заметив панику в девичьих глазах, покачал головой. – Лизавета твоя мать, запомни. Сегодня же сделаю тебе документ. Отныне ты – Глухова. А Савву запишу нашим сыном…

      – Нет!

      – Так надо. Иначе заберут его у тебя, пойми. Потеряешь сына, – держал её крепко. – Мы, как про вас с Саввкой узнали, сон потеряли! Вот всё и придумали сразу с мамой. Не противься, доченька. Мы новосёлы, семья наша никому ещё неизвестна, сколько в ней детей, никто из посторонних не знает. Запишем в свои паспорта ещё двух, вот и всё. Документы сделаем – не проблема. Главное – сама молчи, ради сына и Саввы. Узнает, сорвётся к тебе – беды не избежать! – остановился, вспомнив. – Когда сын родился?

      – 15-го апреля.

      – Так… постой-ка… Наши – 6-го января… Три месяца разницы… – рассмеялся. – Теперь у нас с Лизуней тройня! Третий слабенький просто, – глубоко заглянул в глаза. – Твоего тоже январём запишем, вот и станет третьим. У нас с мамой двое мальчиков недавно родились!

      – Ого!

      – Вот тебе и тройня! Мальчишки! Итого, у нас с Лизаветой… шесть детишек! Ура!

      Прижал Варютку, полапал от распирающих душу чувств и, уже не останавливаясь, повёз домой.


      …Лиза упала в обморок: «Мать шестерых детей!»

      Толик позвонил Катерине.

      Она больше не была вдовицей: вышла замуж, к всеобщей радости, за капитана Северова Ивана Ивановича, Ив Ивыча. Они тоже купили дом в Николаевке неподалёку от Глуховых, были названными родителями и частым гостями, а дед – крёстным отцом двойняшек.

      – Мам, Ив Ивыч дома? – услышав утвердительный ответ, радостно вздохнул: «Не на рыбалке!» – Срочно бегите к нам! Новости! … Хорошие! Берите сердечное, валерьянку и коньяк! … Ждём!

      Брякнув трубку на рычаг, обернулся к бледной жене, возле которой хлопотала встревоженная Варежка.

      Савва уже лежал в кроватке рядом с двойней, превратив её в тройню.

      – Ага, идут. Варюта, спрячься в шкаф.

      Строго зыркнул на дочь, погрозил жене пальцем: «Лежи в обмороке дальше».

      – Всем тихо!

      Поприветствовав родителей, с серьёзным озабоченным лицом провёл в детскую, остановился возле широкой кроватки.

      – Вот. Чудо произошло.

      Недоумённые родители, переглянувшись, склонились над знакомой кроваткой – их подарком, над любимыми внуками – сами из роддома несли, и… онемели.

      Странно икнув, Катерина стала заваливаться набок – едва подхватили и уложили на кровать рядом.

      Дед нервно дёрнул глазом, набрал воздух в лёгкие и ещё раз склонился над внучатами. Гулко сглотнув, судорожно протёр глаза кулачищами, посчитал детей, тыкая в каждого пальцем.

      – Раз, два, три. Трое. Ёпть! Один, второй и… третий. Вот щучий хвост, а! – тёр голову, выпучивал глаза. – Трое! Пацаны, – убедился, подняв пелёнку. – Все мальчишки, – вскинул ошалевшие глаза на угрюмо молчащего сына. – Эт чо? Откуда? А?..

      – А я знаю? – возмущённо сопел Толик. – Утром проснулись, покормили – было двое. В обед после кормления спать их положили, сами соснули часок. Подошли, глядь, а там тройня! Лизка в обморок и бухнулась. До сих пор в гостиной на диване валяется. Я в шоке! Два часа пересчитывал, яйца их щупал! – не выдержал, начал истерически ржать. – Даже окно проверил, уж подумал… что свалился с верхнего этажа, да вспомнил… что не в этажках теперь живём! – рыдал от смеха, корчась возле кроватки. – Частный сектор ведь… Аист залетел не туда, что ли?

      – От барракуда бородатая! Чё мелешь-то? – дед из пунцового сделался бордовым. – Какой аист?! – сетка на окне от мошкары не выдержала его кулака и порвалась. – От, целая была же!

      – Значит, пешком зашёл, позвонил в дверь! Когда не открыли – вскрыл… клювом!

      Толька издевался над стариком открыто, сползя на пол, держась за живот и дрыгая ногами.

      – Так. Стоп, машина! Ты мне тут воды не мути, катерок! – рявкнул капитан, взяв себя в руки. – Ишь, волну поднял, аж обляпал, мазутка рыжавая!

      Встав с пола, сын рухнул на кровать рядом с Катериной – пришла в себя и слабо улыбалась.

      – Мам… хоть ты своими глазами посмотри, что это за дитя?

      С трудом отдышавшись, сбавил обороты, отдышался. Помог матери подняться, странно посмотрев в глубину голубых глаз.

      – Присмотрись, что это нам за подарок ангел подбросил?..

      Замерев, отодвинула Толика в сторону, обошла замершего с раскрытым ртом мужа, набрав воздуха, подошла к мальчишкам, склонилась. Подняла пелёнку, осмотрела всех внимательно: «Двое своих и один чужой». Впилась глазами, осматривая его со всех сторон: головку, плечики, ручки, ножки. Замерла, побледнела, задохнулась, пощекотала пальцами щёчку новенькому.

      Младенец медленно раскрыл синие глаза…

      – Савва! – вскрикнула и залилась слезами.

      – Это наш третий сын. Теперь тройня, – Толик обнял её, прижал к груди. – И дочка нашлась!

      Услышав, вскинулась, загорелась радостью, вцепилась в его рубашку.

      – Пойдёмте в зал.

      Когда вошли, посадил мать с женой рядом – обнялись и зарыдали в голос.

      – Варя!

      Дверца шкафа распахнулась и оттуда вывалилась, уснувшая в темноте и тепле, измученная Варежка. Сонно протирала глаза, не совсем ещё понимая, что происходит – не пришла в себя.

      Не дали: тут же подняли, оплакали, обняли и зацеловали. Рёв стоял нешуточный – все завопили! Даже дети.

      Лиза опомнилась, встрепенулась и пошла в детскую, кормить… тройню!

      – А у меня третьей сиськи нет вообще-то! – крикнула из детской ехидно.

      Этим вызвала в гостиной смущённый смех и пунцовые лица – сморозила, однако.

      Встряхнувшись, Варенька пошла на помощь кормилице.

      – Пап! – Толик ту же начал приступ цитадели.

      – И не проси! – цитадель была тверда.

      – Папа!

      – Пальцем не пошевелю!

      – Ты же их крёстный отец! Окрестишь и третьего! Только, нужны документы. У нас родилась тройня. Третий мальчик был маленький очень, недоношенный, три месяца его доращивали «в инкубаторе» в больнице. Лишь теперь нам его позволили домой привезти, – обнимал ручищами возмущённого мощного шкипера. – И на Варютку нужны новые бумаги. Теперь она – Глухова Варвара Анатольевна.

      – Эт во сколько ж ты её породил? – оттолкнув, старик загоготал, поставив руки в бока.

      – Грех юности!

      – Тогда ей надо «скостить».

      – Уже учится в училище.

      – Тогда, ты выглядишь малолетним развратником! – издевательски заржал!

      – Плевать! Кто в юности не грешил?

      – Но не в пятнадцать же!

      – А я молодой да ранний! Озабоченный такой был…

      В обоюдном хохоте привалились друг к другу, утирая слёзы.

      – Тьфу на вас, охальники! – очнулась Катерина.

      Посмотрела сосредоточенно и серьёзно на мужа.

      – На себя её запишем, Ваня. Моя будет дочь. Одну бог взял до времени, другую дарит навечно.

      – Дитё не отдам! – Толян взвился!

      – А мы и не просим. Без дитяти-то её не найдут точно. Если ищут, то двоих: мать и ребёнка.

      – Согласен, Катенька. Дочке несказанно рад буду! Своих так и не народил, – поцеловал с благодарностью и безграничной любовью руки смущённой зардевшейся жене. – Спасибо, милая!

      – Меня даже не спрашивают? – Варя стояла в дверях.

      – Иди к нам, доченька единственная, – Иван протянул руки, смотря со слезами на маленькую девочку-подростка, – наша отрада дней и сердец радость.

      Терпеливо ждал развязки, не опуская рук.

      Варя замерла, долго соображала, а потом… кинулась к Катерине, зарыдав в голос.

      Отец обнял любимых большими обветренными руками, прижал к щедрому сердцу.

      – Родные мои девочки…

      Анатолий оставил новорожденную ячейку общества в покое и, успокоенный, пошёл к своей.

      «Варютка обрела настоящую семью, став Северовой Варварой Ивановной, и её сын – свою, став Глуховым Саввой Анатольевичем. Девичья мечта Вареньки, родить Глухова Савву Саввовича от Глухова Саввы Зосимыча, сбылась, только отчество у мальчика будет другим: Анатольевич».


      …Первого сентября училище раскрыло рот!

      Во-первых, Варенька похорошела и пополнела.

      Во-вторых, нашёлся её отец, и теперь девушка могла носить его фамилию и отчество.

      В-третьих, приехала родня по линии её мамы Катерины с кучей детей!

      Особенно поразились все тройной импортной коляске, где спали три мальчика в одинаковых костюмчиках! Самого маленького и слабенького часто брала на руки Варя.

      День, когда Толик совершенно случайно на улице встретил Варежку, стал поворотной точкой в жизни всех членов семьи.

      Отныне, Варя была дочерью капитана Северова Ивана Ивановича, уважаемого и заслуженного человека в крае. Её мама, Катерина Андреевна, часто устраивала для сослуживцев и коллег мужа званые обеды, и дочь быстро забыла о тоске, что снедала её изо дня в день, едва не погубив.

      Пройдёт четыре года и Варенька встретит чудесного человека, выйдет за него замуж. Только о сыне не сможет мужу сказать – запретят и родители: «Живи своей жизнью», и Лиза с Толиком: «Навещай, но не забирай – наш».


      …Когда осенью 2002-го года с Саввой Зосимычем случилось несчастье, и его жена Виринея осталась одна с тремя детьми, отец, Зосима Семёныч, поехал в мае следующего года к младшему сыну Савелию и смог его уговорить вернуться в Глухово в опустевшие дома. Так и объяснил сыну, что их с матерью жизни отсчитывают последние земные дни, и на заимке останется только растерянная и убитая горем Нея-вдовица с детишками-сиротами.

      Сава попросил месяц на раздумье. Не торопился – серьёзный вопрос.


      Через месяц на пристань в версте от заимки стали причаливать моторные лодки, и за три дня все дома были заняты: и Толика с Лизаветой, и Виринеи с Саввой.

      Она сама с детьми уже давно жила в родительской избе – Настасья Осиповна слабела с каждым днём, так и не оправившись от смерти старшего любимого сына.

      Переселенцы всё прибывали и прибывали, ставили срубы на верхушках ближайших холмов, аккуратно вырубали деревья, освобождая землю под хозслужбы и огороды, прокладывали дороги и мостки к речке, строили новую большую пристань с просторной постройкой для рыбаков и поставщиков товаров.

      Через три месяца Глухово с трёх домов выросло до десяти – целая слобода!

      Чем людей сманил Савелий – загадка, но ни разу они не упрекнули его за эту «гитацию» и остались весьма довольны!

      Слобода разрасталась, захоркали пилы и циркулярки, зашумели катера по речке, дети зазвенели звонкими голосами, завизжала-замычала-закудахтала-заблеяла в сараях и хлевах живность, зазвенели вёдра у двух новых колодцев, а на речке застучали вальки, отбивающие бельё – жизнь продолжалась!

      С этой мыслью и умерла тихо на печке баба Настасья той же осенью, едва увидев четырёх девочек Савелия – бог не дал ему сыновей.

                Ноябрь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/11/12/1767


Рецензии