Арест Анны

После ухода Отто Анна впала в состояние оцепенелости,  из которой, однако скоро  опять испуганно села на кровати и стала ощупывать одеяло, ища обе открытки. Но она их не обнаружила. Анна призадумалась, но так и не смогла вспомнить, что бы Отто взял открытки с собой.  Конечно, не взял, ведь она сама хотела завтра или послезавтра их отнести  - так между ними было решено.
Открытки д.б. находиться где-то в квартире. И она начала,  не смотря на свой гриппозный жар, поиск. Анна перерыла всю квартиру, искала в белье, залезала под кровать. Выбившись из сил,   валилась на кровать и проваливалась в забытии. Потом, приходя в сознание, опять возобновляла свой поиск.
Так прошли часы до того момента, как в дверь позвонили. Сначала она не поняла. «Позвонили? Кто это мог быть? Кто от неё  чего-то хочет?»
Коротко впала в забытиё, из которого, однако, её вывел повторный звонок. На этот раз звонят долго , настойчиво, требуя впустить. Начинают стучать кулаками. Она слышит приказ:»Откройте! Полиция! Сейчас же откройте!»
Анна усмехается и, усмехаясь, опять ложится, укутываясь в одеяло. Пускай звонят и кричат! Она больна, она не обязана открывать. Пусть прийдут в другой раз, тогда, когда Отто будет дома. Она не откроет.
И опять звонки, голоса, шум...
Вот обезьяны! Будто я из-за этого открою! Пошли они куда подальше!
В жару ей не приходят мысли об опасности, она забывает об открытках.
Потом ОНИ уже в квартире, пять или шесть человек. Позвали слесаря или отмычкой открыли замок.
«Вы — Анна Квангель? Вы — жена мастера Отто Квангель?»
«Да, дорогой господин. Уже как 28 лет.»
«Почему не открыли на наши звонки и стук?»
«Потому что я больна, господин хороший. У меня грипп!»
«Не разыгрывайте нам здесь театр!» - кричит толстяк в чёрной униформе. «Вы симулируете!»
Комиссар Эшерих делает своему начальнику успокаивающий жест. Что женщина действительно больна, понял бы и ребёнок. Возможно, что это даже хорошо: многие люди в жару особенно болтливы. В то время, как его люди начинают обыск квартиры, комиссар обращается к женщине. Он берёт её горячую руку  в свою и участливо говорит:» Госпожа Квангель, я , к сожалению, должен сообщить вам  плохую новость...»
Он делает паузу.
«Ну?» - спрашивает женщина, но в её голосе нет страха.
«Я был вынужден арестовать вашего мужа.»
Женщина начинает смеяться. Она  смеётся! При этом мотает головой и говорит:»Нет, господин хороший, этого вы мне не рассказывайте! Отто никто не может арестовать, потому что он человек порядочный .»
Анна наклоняется к комиссару и шепчет:» Знаете, дорогой господин, что я думаю? Это всё просто сон. У меня жар. Грипп — сказал доктор, а в жару всякое привидится. Это всё сон: и вы, и толстяк в чёрном, и тот человек у комода, что роется в моём белье. Нет, мой хороший господин, Отто вы не арестовали, это всё мне лишь снится.»
Комиссар Эшерих также отвечает ей в тон  шёпотом:»Госпожа Квангель, теперь увидьте, пожалуйста, в вашем сне открытки. Вам же известно об открытках, которые писал ваш муж?»
И хотя жар мешает Анне ясно думать, но при слове «открытки» на момент её разум проясняется. Анна невольно вздрагивает, но потом берёт себя в руки и опять, смеясь, мотает головой. «Что за открытки? Мой муж не пишет открыток!  Если что у нас тут пишется, то это делаю я. Но мы уже давно ничего не пишем. С того времени, как мой сын погиб, мы больше ничего не пишем. Это вам просто приснилось, господин хороший, что мой Отто писал открытки!»
Комиссар заметил реакцию Анны, но реакция —ещё не вещественное доказательство. Поэтому он продолжает:» Вот с тех пор как ваш сын погиб на фронте, вы пишите открытки. Вы оба. Не помните вашу первую открытку?»
И он повторяет с некоторым пафосом в голосе:» Мать! Фюрер убил моего сына!  Фюрер и твоих сыновей убъёт, он не остановится, пока не принесёт траур в каждый земной дом...»
Анна прислушивается. Она усмехается. Анна говорит:»Это написала мать! Этого мой Отто не писал,  вы всё выдумали!»
Комиссар:»Это написал Отто, и ты ему диктовала. Признайся!»
Но она качает головой. «Нет, дорогой господин! Этого я не могла диктовать, на это моего ума бы не хватило...»
Комиссар встаёт и покидает спальню. В комнате он со своими людьми начинает разыскивать письменные принадлежности. Он находит чернильницу, ручку с пером, которое он внимательно осматривает, и чистую открытку. Со всем этим он возвращается к Анне.
Между тем обергруппенфюрер Праль  уже начал  допрос Анны по-своему.  Праль твёрдо уверен, что вся история с гриппом выдумана, что женщина симулирует. Но если бы она и была действительно больна, это бы ни чуть не изменило метода его допроса.Он схватил Анну за плечи так, чтобы ей было больно, и начал  трясти. При этом её голова методично ударяется о деревянную спинку кровати. Одновременно он кричит ей в лицо:»Хочешь продолжать врать, коммунистическая свинья? Ты- не- смеешь- врать! Ты - не - смеешь- врать!»
«Нет!» - хнычет женщина. «Вы не имеете право!»
«Скажи, что ты писала открытки! Сейчас -же- скажи! Или- я -разможжу -твою голову, красная свинья!»
И при каждом слове он швыряет её голову против спинки кровати. .
Комиссар Эшерих с письменными принадлежностями в руках, стоя у двери, наблюдает. Если такой метод допроса продлится ещё хотя бы пять минут, женщину в течение следущих  дней будет невозможно допрашивать. Никакой рафинированно выдуманный метод пыток не вернёт ей сознание. 
Но ещё некоторое время такого допроса, пожалуй,  не так уж и плохо. Пусть хорошенько напугается и почувствует боль. Тогда она будет особенно ценить его мягкость.
Заметив комиссара, Праль прекращает свой допрос и говорит, чатью извиняясь, частью с укором:» Вы, вслишком нежно обращаетесь с такими падлами , Эшерих! Их нужно шлифовать, пока не запищат!»
«Так точно, господин Праль, так точно! Но разрешите мне ей сначала что-то показать?»
Он обращается к больной, которая лежит с закрытыми глазами, постанывая :
»Госпожа Квангель, послушайте меня!»
Кажется, она не слышит.
Комиссар осторожно сажает её и говорит:» Так, теперь откройте глаза!»
Она открывает. Эшерих правильно рассчитал: после побоев и угроз его доброжелательный голос слышать приятно.
«Вы мне недавно сказали, что у вас уже давно никто ничего не писал. А посмотрите на это перо. Им писали совсем недавно, м.б. сегодня или вчера, чернила ещё не совсем засохли. Посмотрите, я могу их ногтём отковырнуть!»
«Я ничего не понимаю. Вам нужно спросить у моего мужа.»
Комиссар Эшерих смотрит на неё внимательно. «Вы всё хорошо понимаете, госпожа Квангель. Просто вы не хотите понимать, потому что вам  стало ясно, что вы уже себя выдали!»
«Из нас никто не писал» - повторяет Анна.
«И вашего мужа мне не нужно больше спрашивать, потому что он во всём сознался. Он писал открытки. А вы ему диктовали...»
«Ах, что вы сказали, Отто признался ?» - говорит Анна.
«Врежь этой стерве в морду!» - вдруг встревает Праль. «Такая наглость нам врать!»
Но комиссар не «врезает стерве в морду», а говорит:» Мы захватили вашего мужа с двумя открытками в кармане. Он не смог ничего отрицать!»
Когда Анна это слышит, она опять ужасается. И так, он всё-же взял их с собой, хотя они условились, что завтра или послезвтра она открытки пристроит. Зачем он это сделал? Это было неправильно с его стороны!
Что-то случилось с открытками? Она с усилием пытается что-то понять. Отто, конечно, ни в чём не признался, иначе бы  они не устроили здесь в квартире такой тарарам и не допрашивали бы меня...
«Почему вы не привели Отто сюда? Я не знаю, что там с открытками случилось. Почему он должен был их писать?»
Она в бессилии опускается на подушку, закрывает глаза и решает больше ничего не говорить.
Комиссар бросает на неё задумчивый взгляд. Женщина измучена, это ему видно. В настоящий момент от неё мало чего можно добиться. Он  зовёт двоих из своей команды и приказывает:»Положите женщину в другую постель и обыщителе внимательно эту! Пожалуйте, господин  Праль!» - указывает своему начальнику  рукой в комнату.
Он хочет убрать его из спальни, он не хочет повторения  пралевского допроса. Весьма вероятно, что в следущие дни Анна комиссару понадобится . Тогда у неё д.б.  хотя бы немного силы и возможность мыслить. Кроме того похоже, что она относится к такому, не часто встречающемуся сорту людей, которых телесные наказания делают особенно упрямыми. Побоями из этой женщины будет ничего не выжать.
Неохотно отходит Праль от своей жертвы. С каким удовольствием он показал бы этой шлюхе, за кого он её принимает. Он бы выпустил на неё свою ярость, но не при сыщиках, торчащих сейчас в спальне.
«Вы её арестуете, Эшерих?» - спрашивает Праль, возвращаясь из спальни в комнату. «Конечно, я это сделаю» - отвечает комиссар. И с отсутствующим взглядом  продолжает наблюдать за работой сыщиков, которые тщательно простукивают стены, прокалывают длинными спицами софу. «Но сначала я должен привести её в нормальное состояние. Сейчас она понимает всё лишь частично, как в тумане. До неё должно сначала дойти, что она в серьёзной  опасности. Вот тогда она по-настоящему испугается...»
Один из его людей начинает заниматься немногими книгами, расставленными на маленькой полке. Он трясёт одну, и из неё выпадает что-то белое на пол.
Комиссаор моментально подбирает бумагу.
«Открытка!» - восклицает он. «Начатая и недописанная открытка!»
Он читает в слух:» Фюрер приказывает, мы исполняем! Да, мы исполняем, мы превратились в стадо овец, которых фюрер может повести на любое поле битвы. Мы разучились соображать...»
Он опускает открытку и осматривается.
Все взгляды направлены на него.
«У нас есть доказательство!» - говорит комиссар с гордостью. «У нас есть преступник. Он арестован, признание было достигнуто не под пытками, это чистое криминальное доказательство. Долгое ожидание оправдалось!»
Он осматривается. Его бесцветные глаза теперь блестят. Это был его час, час, которого он так долго ждал.Один момент он подумал о долгом, долгом пути, который он проделал до сегодняшнего дня. От первой открытки, которую он принял с иронической улыбкой до этой, которая была в его руке. Он вспомнил о нарастающем шквале открыток, об увеличивающемся количестве флажков, отмечающих места их нахождения  на карте, о маленьком Эно Клюгэ.
Опять он стоти в камере с Эно, опять он видит тёмную воду Шлатен-озера. Потом выстрел и он думает, что ослеп. Он видит, как два СС-овца спускают его вниз по лестнице, окровавленного, вот он в камере с мелким воришкой, ползающем на коленях, и обращающемся с мольбой  к Матери Марии...
Это был звёздный час комиссара Эшерих. Он находит, что его терпение и перенесение многих жертв оправдались. Он поймал «кобольта», как в начале в шутку его назвал, и который оказался со временем настоящим «кобольтом»:  ведь он чуть не потопил жизненный корабль Эшериха. Но вот он пойман, охота завершилась, представление закончилось.
Комиссар казалось даже вырос. Он приказывает:» Эта женщина будет отправлена на машине скорой помощи. Два человека сопровождающие. Вы мне за неё в ответе, Кеммель, не допрашивать, вообще всякие разговоры запрещены. Срочно вызвать врача. Температура должна через три дня стать нормальной, скажите ему об этом, Кеммель.»
«Есть, господин комиссар!»
«Остальные приведите квартиру в порядок. Открытку положите опять в книгу.»

как иллюстрация недописанная открытка, найденная у прототипов повести